И люди хлопают. Нестройно, громко и со вкусом. Будто я исполнила не простенькую песню, а настоящую арию. В чехол сыплются мелкие монетки. Эд обнимает меня за шею одной рукой, прижимая к себе, и шепчет, что я справилась и звучала хорошо.
— Отдохни немножко. Моя очередь, — он хитро улыбается, перекручивая бейсболку козырьком назад. Я с огромной охотой уступаю ему и жду. До этого я вживую слышала лишь, как он вторит песенкам по радио или что-то мурлычет под нос.
Я узнаю песню с первых аккордов и еле сдерживаюсь от восторженного писка. И он думает, что я не буду подпевать песне из своего детства? Ей невозможно не подпевать, даже если ты почти не помнишь слов. Я ловлю взгляд Эда, и он мне подмигивает. Он знает, что я не смогу устоять, хитрый засранец! Припев мы уже поем на два голоса, и у меня мурашки по коже каждый раз, когда Эд поет «Oh, baby, baby»** и смотрит на меня этим томным взглядом… И уже для меня нет ни только страха перед публикой, но и самой публики. Я околдована, очарована. Я падаю в бездну его глаз, почти кожей чувствую его голос. В «Призраке оперы» Кристина называла Эрика своим Ангелом Музыки и чуть ли не сходила с ума при звуке его голоса. Кажется, теперь я понимаю глупышку Кристину…
Мы замолкаем, переводя дыхание. Я знаю каждое его последующее действие; знаю, что он поправит ремень от гитары на плече; знаю, что улыбнется уголком губ и тут же нахмурится, выбирая следующую песню; знаю, что выберет что-то, чему я не смогу не подпеть; знаю, что будет петь только для меня. Но я нарушаю эту последовательность действий и целую его в уголок губ под оглушительные аплодисменты и вспышки камер. Завтра весь интернет будет пестрить слухами и сплетнями, и я обязательно прочту пару-тройку и полюбуюсь на нас. Но сейчас я целую самого потрясающего парня в своей жизни. И он отвечает мне взаимностью.
Мы продолжаем импровизированный концерт через пару минут. Я даже отваживаюсь спеть еще одну песню на русском. Какой-то мужчина очень просит «Катюшу”и сильным голосом заводит знакомый с малых лет любому россиянину мотив. К нему присоединяются еще пару человек, и после «Катюши» следует «Шумел камыш, деревья гнулись». Меня душит восторг при звуках родного языка.
***
Мы закругляемся через час, когда я уже охрипла с непривычки. Выскребаем мелочь из гитарного чехла и отправляемся искать сомнительного вида ларек или забегаловку, где готовили бы кебаб. Хотя заработанного хватило бы на большее. Но нам обоим хочется приключений и пищи, прозванной студентами царской. Так зачем себе отказывать?
Я с интересом слушаю Эдовы байки из жизни, коих у него хватит на многотомник, и держу его за руку. Голос мой совсем сел, поэтому я лишь изредка вставляю комментарии или переспрашиваю что-то, когда парень переходит на сленг. Он терпеливо поясняет значение выражения и рассказывает дальше. У него интересная манера рассказывать, он подмечает детали, без которых воображение не нарисует точную картинку. Я будто слышу шум многотысячной толпы, когда Эдвард вспоминает историю с концерта где-то в Южной Америке, а потом он переносит меня в маленький английский городок, где вырос, заочно знакомит меня со своим старшим братом. Мне кажется, что еще до личного знакомства с Мэтью, я буду знать его как облупленного, и эта мысль меня забавляет.
Наконец, мы находим нужное заведение. Нас удовлетворяет и крошечное помещение, куда втиснули два столика и два красных кожаных дивана, стоящих спинками друг к друг, и вид и запах готовящегося на вертеле мяса. Столик у стены занят, и мы устраиваемся за другим. У нас прекрасный вид из окна: полная людей узкая улочка и секс-шоп через дорогу с завлекающим названием «Плохая девочка». Мы хихикаем и отпускаем пошловатые шутки на эту тему. На наших глазах из магазинчика вылетает подросток. Следом выходит женщина и тычет в табличку «Вход только для достигших 18-ти лет». Парнишка смотрит на нее обиженно и что-то говорит. Я беру на себя нехитрое дело дубляжа:
— Но мне есть восемнадцать, мэм! — пищу я.
— Хорош заливать, сопляк, — принимает игру Эд, вторя женщине из секс-шопа. — Молоко еще на губах не обсохло, чтоб ходить в такие заведения!
— Но я всего лишь хотел купить своей девушке костюмчик медсестры! — тоненьким голоском возмущаюсь я.
— У нас не продаются костюмы для перчаточных кукол, — стараясь не смеяться, говорит Эдвард нарочито низким голосом.
— Как вы смеете? У меня есть девушка!
— Да-да, я вижу, их даже две: мисс Левая и мисс Правая, — язвительно произносит парень, внимательно следя за упершей руки в боки женщиной. Парнишка же чуть из штанов не выпрыгивает в жалкой попытке ей что-то доказать.
— Да вы! Да я вас! Как вы смеете так обращаться с потенциальным покупателем?! Позовите мне менеджера! Дайте книгу жалоб! Да я вашему заведению не поставлю ни единой звездочки в отзыве!
— Катись отсюда, парень.
Женщина заходит обратно в магазин и захлопывают массивную дверь перед лицом молодого человека. Он продолжает топать ногами и орать еще пару минут, но основная часть спектакля уже окончена, а нам приносят наш кебаб и кофе в картонных стаканчиках.
— Надо будет потом заглянуть туда, — говорю я, прикидывая, с какой стороны начать есть кебаб.
— Не думаю, что это хорошая идея, — философски замечает Эдвард с набитым ртом.
— Почему? Боишься, что в тебе узнают постоянного клиента, и ты упадешь в моих глазах? — наивно хлопая глазками, спрашиваю. Парень давится и смеряет меня уничижительным взглядом. Я заботливо хлопаю его по спине.
Прожевав, Эд наклоняется к моему уху и шепчет, что и без всяческих игрушек может доставить мне удовольствие и даже просить не надо будет. В доказательство своих слов он несильно прикусывает мочку моего уха, после чего нежно целует в шею. Я стремительно краснею от этой незатейливой ласки и немного отодвигаюсь, изображая брезгливость и морща нос:
— Ты меня всю в соусе перемажешь!
Парень смеется, довольный результатом своих действий, и принимается за обед. Я следую его примеру, вгрызаясь в лаваш. Я голодная, как стадо орков. Кебаб на удивление вкусный: овощи свежие, соус не слишком острый и мясо не пересушено. Я откусываю довольно большие куски, не пытаясь строить из себя утонченную особу, кушающую словно птичка. С Эдом такие штучки не прокатывают.
Он быстро приканчивает свою порцию и улыбается испачканным соусом ртом. Я же съедаю половину и понимаю, что в меня больше не влезет, а потому осторожно пододвигаю к парню и свою тарелку. Он удивленно вскидывает брови и грозит мне пальцем:
— Больше надо есть, а то тебя украдут, — но тем не менее от добавки не отказывается.
— Не украдут, — возражаю я. — А если и украдут, ты меня отобьешь, да? Ты же большой и сильный, — подкрепляю свои слова тем, что опускаю голову на его крепкое мужское плечо.
— Подлиза, — хмыкает Эдвард, и я не спорю, лишь удобнее устраиваюсь и прикрываю глаза. Кто знает, когда мы еще будет так сидеть, никуда не торопясь… От этой мысли мне становится грустно. — Эй, что такое?
Эд каждый раз остро чувствует перемены моего настроения, даже не смотря на меня. И гордо называет это своей супер-способностью.
— Просто осознала, как сильно буду скучать по тебе, — не кривлю душой я.
— Я буду прилетать так часто, как смогу, а в остальное время буду донимать тебя СМС-ками. Ты не успеешь по мне соскучиться, — отвечает он и целует меня в макушку. Я возмущенно вскрикиваю. Эд смеется. — Не переживай, я вытерся.
Его смех передается мне, и я тоже заливаюсь хохотом.
***
Мы сидим до самого закрытия, пьем остывший кофе и играем в Морской бой, Крестики-Нолики и Висельницу на листах моих тетрадей. Я несколько раз успеваю «повесить» человечка Эда, нарисованного в углу листа, потому что хитрю и пользуюсь специфической терминологией. Парень дуется и громит мой флот в Морском бое. В Крестиках-Ноликах, как на нейтральной территории, у нас дружеская ничья, потому что мы по очереди поддаемся друг другу.
За окном забегаловки медленно наползают сумерки и зажигаются фонари, освещая улицу масляным желтым светом. Вывеска секс-шопа вспыхивает неоном, и изображенная на ней девушка поминутно подмигивает хитрым глазом. Людей постепенно становится меньше, они не бегут больше, а идут, будто кто-то замедлил скорость видеоряда.