.

Еще в детстве во вступлении к какой-то книге я прочитал меткое замечание: «Следует интеллигенту провести ночь в полицейском участке, как он тут же напишет об этом книгу». Не знаю, могу ли я считать себя интеллигентом, да и в когтях Системы я провел намного больше, чем одну ночь, но это высказывание кажется мне довольно уместным. Действительно, тюрьма, неволя и все с ней связанное, дают человеку такую гамму чувств и впечатлений, которую он едва ли может получить еще где-то. А для того, кто привык критически анализировать увиденное, это еще и невероятно плодовитая почва для наблюдений, рефлексии и глубокого раздумья.

По задумке, которую, надеюсь, мне удастся реализовать, этот сборник рассказов — лишь промежуточный этап на пути к более обстоятельному рассказу, мазок на холсте, который еще предстоит заполнить красками: он дает лишь общее представление, но не позволяет ощутить всю полноту картины. Такой картиной, надеюсь, станет в будущем книга-история, которая расскажет о моем заключении от первого дня до последнего.

Почему же я решил написать «Краски параллельного мира»?

Во-первых, власть боялась и боится огласки всего, что делается в тюремных застенках, специально делая их настолько закрытыми, насколько это возможно. Это значит, что огласка может нанести им репутационный и моральный ущерб. И, если возможность нанести такой ущерб у нас есть, мы должны ее использовать. Каждый злодей стремится скрыть свои действия или, если не получилось, оправдать их чем угодно: законом, правом сильного, «революционной необходимостью», моралью… Говорить правду и разоблачать преступления — это императив, моральный долг каждого человека.

Во-вторых, рассказывать о том, что мы увидели и почувствовали, важно также и для документирования. Ведь никто и ничто не вечно. И многие в будущем могут сказать: «А мы ничего не делали… Мы только выполняли приказ», или: «Мы не знали, что такое делается, а иначе обязательно приняли бы меры!» Либо вообще начнут отрицать все: «Это ложь, не было такого! Где подтверждение?» И, если даже над ними никогда не состоится суд народный или даже государственный, куда более важен суд истории.

О тюрьме уже сказано и написано довольно много. И иногда кажется, что здесь трудно рассказать что-то новое, ведь неволя есть неволя, и во всех странах мира от диктатур Азии до буржуазных демократий Запада наполнение тюрем одинаково: отчаяние, озлобленность, страх, боль, подлость и самопожертвование, дружба и предательство, милосердие и жестокость и, конечно, институционализированное насилие, которое является своеобразным языком тюрьмы. Смогу ли я сказать что-то новое? Если смотреть глобально, то, конечно, нет, так как беларуская тюрьма не является чем-то уникальным, особенно для постсоветского региона, а общая логика и философия тюрьмы, как я уже говорил, одинаковы везде. Но в локальном масштабе, думаю, да. Без ложной скромности могу сказать, что мой опыт в масштабах Беларуси был уникален. Мои друзья и я стали первыми анархистами Беларуси с момента получения ею независимости, осужденными к лишению свободы за политические акции. Не менее уникальными были и условия нашего освобождения. Не знаю, есть ли еще в мировой истории примеры, чтобы высшие официальные лица европейских государств, от президентов и премьер-министров, до сенаторов США, требовали от другого государства освободить политзаключенных-анархистов (!), осужденных за акции прямого действия (и, что интересно, в итоге в том числе этих требований мы действительно были освобождены), притом, что в этих странах сидит немало «своих» анархистов.

За пять лет своего заключения я побывал в четырех тюрьмах и трех колониях. Такая судьба выпадает очень немногим арестантам в Беларуси. Более года в общей сложности провел в одиночной камере, смог вблизи увидеть криминальный мир и его представителей — профессиональных преступников, «бродяг», как они сами себе называют; стал вторым узником за двадцатидвухлетнюю историю Могилевской крытой, осужденным там по статье 411 Уголовного кодекса; ощутил на себе все без исключения методы «исправления» (от лишения передач до отправления в тюрьму строгого режима) и попробовал все без исключения методы тюремного протеста (от написания жалоб до голодовок и членовредительства). Поэтому я надеюсь, что мой опыт и та информация, которую я вынес из застенков, будут полезны и востребованы: кому-то для того, чтобы в будущем выдержать испытания, кому-то для того, чтобы не повторять моих ошибок, кому-то, возможно, для социологических или антропологических исследований.

С арестантского жаргона в русский язык перешло несколько сотен, если не тысяч, слов. Арестантский жаргон в книге оставлен как есть — в начале книги вы найдете небольшой словарь.

Спасибо Вам, что дочитали до этого момента. Надеюсь, эта небольшая книга будет вам интересна.

За возникновение этой книги хочу выразить благодарность своему отцу и товарищам: за то, что благодаря их усилиям, я смог выйти на полгода раньше, чем должен был по приговору; моему преподавателю Владиславу Иванову — за ободрение и умение мотивировать; моей жене Лере — за рецензии и критику; подполковнику ГУБОПиК Александру Георгиевичу Литвинскому, благодаря мстительности и ненависти которого я побывал там, где побывал, и увидел то, что увидел. Также хочу поблагодарить всю карательную систему ДИН МВД, тотальный дебилизм и антигуманность которой были и будут для меня источником вдохновения.

БМ — безопасное место. Камера, обычно ШИЗО или ПКТ, где содержат осужденных, которые не могут содержаться с общей массой зеков. Обычно это те, что делали какие-то неприглядные поступки: воровали, не расплатились по долгу и так далее, но часто и жертвы ментовских провокаций. Согласно УИК, любой осужденный может быть переведен в безопасное место после письменной просьбы.

Баландёр — сотрудник хозяйственной обслуги, зек, который разносит пищу тем, кто сидит в камерах ШИЗО, ПКТ, крытой.

Вертухай (продольный) — тюремный надзиратель, контролер.

Вязаные — осужденные, подписавшие обязательство о правопослушном поведении.

Двушки — сигареты «средней» ценовой категории, например «Корона», «Минск». По лагерным расценкам, две пачки «двушек» — это одна пачка синего «Винстона».

ДИН — Департамент исполнения наказаний. Структура МВД, ответственная за все карательные учреждения Беларуси.

ДПНК — Дежурный помощник начальника колонии. Офицер, ответственный за ряд административных дел в зоне: помещение или вывод из ШИЗО, приём этапов, вывод на промышленную зону и так далее. Ещё его называют «ночной хозяин», поскольку он полностью руководит колонией ночью, когда отсутствует начальник колонии.

Завхоз — козёл, назначенный администрацией для контроля над зэками в какой-либо сфере (напр. завхоз карантина, завхоз отряда, завхоз промзоны). Как правило, это осужденный с большим сроком.

Залосудник — зэк, получивший частью своего срока тюремный режим и отправившийся отбывать его прямо из зала суда.

Осуждённые по особо тяжким статьям в ряде случаев по приговору суда до пяти лет проводят в тюремной камере, и только потом отправляются в колонию (ст. 57 УК РБ).

ИВС — изолятор временного содержания. Место, где заключенный находится в состоянии подозреваемого до этапирования в следственный изолятор (СИЗО).

ИК — «исправительная» колония (беру слово «исправительная» в кавычки, так как на самом деле эти колонии соблюдают не исправительные, а карательные цели), она же лагерь.