— Вы ведь даже не родные, — протянула она и прижалась к нему. — Странно это, очень странно. Не лучше ли… я?

— Ты издеваешься надо мной, — выдохнул Деррик, застигнутый врасплох. — Да? Или, может, над Олли?

Или, что скорее, над ними обоими. Должно быть, забавно вертеть людьми по своему усмотрению. Одним резким, даже грубым движением он вырвался из ее объятий. В ответ она грустно улыбнулась и опустила голову.

— Наверное, похоже, что я и впрямь смеюсь над вами. Но я же не виновата, что Оливер в меня втрескался, когда я люблю тебя. И всегда любила.

— Что-что? — переспросил Деррик.

Уж он-то знал, что ни одному слову Мэри Ди нельзя верить. Будучи дочкой деревенской колдуньи, она унаследовала от матери способность путать и дурманить людей. Манипулировать. Она только казалась простушкой; с ней всегда следовало быть настороже. И зачем только он поддавался ее чарам в прошлом? Колдовство, не иначе. Но теперь между ними ничего не будет, точка. И пусть она даже не пытается совратить его. Наверняка прознала про дар Олли и хочет что-то с ним сделать, используя Деррика, вот и все. Известная любительница добиваться своих целей чужими руками.

— Как-то не похоже на правду, — добавил он. — Разве я не был для тебя просто пополнением коллекции поклонников? Такой недотепа, как я, не может претендовать на твою любовь.

Мэри Ди взглянула на него с неестественной нежностью, протянула руку и погладила его по щеке.

— Ты просто себя не знаешь, — произнесла она. — Даже не догадываешься, кто ты есть. Что в тебе заложено.

— Королевская кровь? — Деррик усмехнулся.

Почему он вообще продолжал болтать с ней? Лучше бы прибавить шагу.

— Ты так не похож на здешних, — гнула свое Мэри Ди. — Такой необычный.

— Не я, а мой брат необычный, — огрызнулся Деррик. Может, она выдаст себя?

— Не говори ерунду, — парировала она. — Оливер — еще ребенок.

— И это повод смеяться над ним?

— Ничего, пусть привыкает.

— Олли очень ранимый!

Как будто ее это могло тронуть.

— Он у вас не ранимый, а избалованный, — фыркнула Мэри Ди. — Он хоть день в поле проработал?

— А что же, других достойных занятий нет на свете?

— И чем же он занимается? Малюет уродливые рисунки? Да будь у меня такой парень, мне стыдно было бы на люди с ним показаться. На что он собирается жить?

— Искусство… — начал Деррик.

— Чушь собачья! — с раздражением перебила его Мэри Ди. — Ты просто очарован братом, вот и все.

— Допустим, — уступил Деррик. Хотелось бы вывести ее на чистую воду, но он никогда не был силен в словесных играх, особенно с Мэри Ди. Идеальная стратегия поведения для простачка вроде него при встрече с ней — молча убежать, и он, наверное, так и поступил бы, если бы не устал до смерти. И все же почему она, всячески избегая самого Олли, только о нем сейчас и говорила? Плюс грубая лесть, детский лепет про любовь?

«Это ловушка, ловушка!» — звенел колокольчик в голове, никакого выхода, впрочем, не предлагая. Солнце жгло глаза и мысли.

И как Олли угораздило влюбиться в Мэри Ди? Он вращался в обществе хрупких девочек со сложными лицами и акварельными пейзажами в альбомах — целая толпа достойных претенденток на его сердце. Вот еще сложности.

Деррик и понимал Олли, и нет. Ему самому когда-то нравилась Мэри Ди, и пару лет назад они долго целовались у реки в пьяную апрельскую ночь. Но такую жену Деррик себе не хотел бы, и сейчас при взгляде на ее ладную, крепкую фигуру в нем не пробуждалось ни малейшего трепета. И Мэри Ди прекрасно знала, что как женщина мало стоит в его глазах. За какого же дурака она его держала, распевая тут про любовь?

— И все-таки просто удивительно, до чего ты не ценишь себя, — между тем произнесла она и вновь коснулась его лица. — У тебя такая белая кожа. И волосы мягкие-мягкие. Ты — светлый весь. Как солнечный лучик среди нас.

Он с досадой отвел ее руку в сторону.

— И характер у тебя замечательный. Добрый и надежный. Чего ты таскаешься за братом и подтираешь ему слюни? Он тебя не стоит.

— Ты заблуждаешься.

Мэри Ди как-то хитро и недобро улыбнулась.

— Возможно, ты готов жизнь за него отдать. А он за тебя? Подумай над этим на досуге.

Что? Деррик застыл на месте в растерянности. Да что она плела вообще? Еще и с таким видом, будто злободневную тему подняла. Он ждал, когда она выдаст свои истинные намерения, но получил лишь загадку явно не по зубам.

Пользуясь заминкой, Мэри Ди подалась вперед, клюнула его в губы, отвернулась и побежала прочь. Как есть — колдунья.

***

Деррик распахнул глаза, обливаясь холодным потом. И с какой стати ему вспомнился тот разговор? Мэри Ди умерла. Никакие чары не спасли ее. Деррик отдаст жизнь за Олли, ха! Вышло-то наоборот.

Зато теперь стал предельно ясен смысл ее слов про «жизнь отдать». Хотя что, в сущности, жизнь? Можно ли так назвать его нынешнее существование? Не умер ли он вместе с Олли в ту ночь в багровом августе?

Но нет. Эдди прав. Пока ты чувствуешь боль — тебе не все равно. Ты не мертв. Даже Олли понимал это, потому и молил о смерти. А вот Деррик, как и всегда, слишком долго осознавал элементарные истины.

По мере того, как он приходил в себя, слабость и тошнота овладевали телом и мыслями. Голова кружилась, хотелось пить, а рука как-то совсем нехорошо разнылась; но где же Эдди «с парнями»? Ни один луч света не проникал в импровизированную темницу, нельзя было даже понять, день сейчас или ночь. Наверху что-то шумело и громыхало. Кабацкое веселье?

Деррик попробовал ощупать веревки на запястьях, но вскоре выдохся и оставил эту затею. Сердце вылетало из груди от самых пустяковых движений. Да и зачем пытаться сбежать? Он не заслужил. Он должен страдать.

Интересно, Эдди «с парнями» не забыли про него? А то мало ли — напьются, в собственных именах заблудятся. От людей, разливающих кровь по кружкам, всего ожидать можно. Но лучше, конечно, умереть от кровопотери, чем от жажды — здесь, в темноте. Деррик с радостью бы сам напомнил о себе, но пересохший язык не хотел ворочаться во рту.

Перевернувшись на бок, он снова закрыл глаза и погрузился в полузабытье. Если бы только не Мэри Ди. Тогда Олли бы выжил. Хотя нет, она виновата не больше других; если бы не Безликая болезнь. И как люди могут быть такими скотами? Как он сам мог? Он ничем не лучше Эдди «с парнями».

Нежелательные мысли — самые настойчивые. Но на сей раз память вела нуждавшийся в отдыхе организм дальше, прочь от привычного самобичевания. Подсовывала счастливые моменты из прошлого, минуя кошмар месячной давности. Снова и снова Деррик впервые целовался, обнимал приемных родителей, прыгал с разбегу в сочащееся летом озеро. Воспоминания вели все дальше, в детство; хроника жизни отматывалась назад, обращаясь в сплошное солнце. И свет утерянных дней жег глаза, выплескивался наружу и сразу терялся во тьме подвала.

Так продолжалось пару минут или много часов; Деррик утратил счет времени. Боль стала аккомпанементом, персонажем второго плана. Горе и вина — отодвинулись в ненастоящее будущее. Он превратился в чистую страницу, забыл свое имя и не признал бы себя в зеркале. Теперь он мог быть кем угодно, что значило — никем вообще. Достиг желанного «все равно».

Но эта отрешенность не продлилась долго: в бессознательный бред Деррика в один миг вонзились шум и яркий свет. С неохотой выплыв из внутреннего болота, он приоткрыл глаза и зажмурился. Надо же, Эдди «с парнями» не до потери памяти напились, вспомнили-таки про «переливание».

Но то был не Эдди. Деррика тряхнули за плечо, а потом раздался низкий женский голос:

— Эй, как там тебя! Дурень! Хватит валяться!

— Маргарет? — Он с недоверием вгляделся в ее лицо в неверном свете фонаря. Все-таки с ним в последнее время творился сущий абсурд. — Как ты тут очутилась?

— Вообще-то я тут работаю, — заявила она. — В какой же еще кабак Эдди мог со спокойной душой тебя приволочь? Да они с дружками отсюда с пеленок не вылезают. И с хозяином на короткой ноге.