— Почему ты помог мне? — спросила она — вместо того, чтобы назвать адрес.

Деррик пошарил в карманах и извлек сигарету.

— Долго объяснять. Если ты думаешь, что я потребую какую-то плату за услуги, можешь быть спокойна — не потребую. Да с тебя и взять нечего.

Но почему? Откуда такое бескорыстие? Лили задумалась. А откуда в ней взялся порыв прийти к нему? Не действовал ли он схожим образом? Не покривил ли душой тогда, в сарае, сказав, что увидел ее в тот день в первый раз?

— А ты мне снился, — многозначительно произнесла она, глядя ему в глаза.

Деррик моргнул.

— Правда, что ли?

Лили разочарованно вздохнула и отвела взгляд. Странный все-таки тип. Будто полную ложку тумана зачерпнула.

— И что же я у тебя во сне делал, не расскажешь? — полюбопытствовал Деррик.

— Ты сдох, — бросила Лили со злобой. — Бессчетное количество раз!

— Ха-ха, ладно, не хочешь — не говори, я не настаиваю, — он пожал плечами, достал спички и закурил. — Только зачем вообще тогда тему подняла, непонятно. Так куда идти тебе?

Сердце у Лили колотилось с бешеной скоростью. Дура! Зачем так запросто про сны рассказала? Он все принял за шутку. С одной стороны, это хорошо — она не была уверена, что готова пуститься в объяснения, раз уж он сам ничего не видел, но с другой — до чего же глупо она себя сейчас вела! Глупо и подозрительно. Лучше действительно сменить тему.

— Моя мама, — сказала Лили, опустив голову, — можно попробовать пойти к ней. Она живет в городе. Сказать по правде, у нее давно уже другая семья. И я не уверена, что они примут меня.

Едва она произнесла эти слова, как в сердце всколыхнулась затаенная боль, а вслед за ней поднялся безотчетный страх. Лили знала, что не должна мешать счастью матери; боялась услышать что-то вроде «уйди немедленно, ты не нужна». Но больше всего она боялась саму себя. Почему-то внутри не было уверенности, что тот мужчина и их маленький сын — как там его? — не пострадают. Ведь Лили так их ненавидела, что не могла даже думать о них спокойно. Конечно, она не стала бы убивать их, как того парня во сне, но лучше бы с ними никогда не встречаться. Держаться подальше от странных и дурных мыслей, от желания сделать какую-нибудь гадость. Лили всегда считала себя безобидной, но сегодня, сейчас — после предательства Джейка и Маргарет — в ней будто что-то надломилось. Она больше не ощущала прежнюю себя и не знала, где себя искать.

— Как так? — сочувственно спросил Деррик. — Ты не общаешься с мамой?

— Нет, если честно. Она привезла меня в деревню к бабушке, когда мне было четыре года. У нее появился мужчина, но если бы он узнал, что у мамы уже есть ребенок, он бы непременно порвал с ней. И так вышло…

Деррик придвинулся ближе и положил руку ей на плечо:

— Не рассказывай, если тебе это неприятно.

— И так вышло, — упрямо продолжила Лили, — что она навещала меня все реже, а потом у них с тем мужчиной тоже появился ребенок, и…

— Понятно. Прости.

— Ничего, — пробормотала Лили. — Бабушка вырастила меня и оставила мне дом. У меня были дру… зья…

Тут она более не смогла бороться с подкатившим к горлу комком и разрыдалась. Позорно и не к месту, но никогда прежде ей не было так жаль себя. Почему весь мир от нее отвернулся? Нет, неверно — мир ее никогда и не принимал. С самого рождения дал понять, что она не нужна здесь — никому, а теперь спешил напомнить об этом — когда на секунду длиной в несколько лет она посмела забыть свое место.

— Мама вообще-то и не ждала меня, — зачем-то поясняла Лили, пока Деррик осторожно обнимал ее за плечи, — думала, что не может иметь детей. И я… я тоже потеряла ребенка… Хотя теперь я думаю, что это даже к лучшему…

Деррик провел ладонью по ее волосам, и в тот же миг она вздрогнула — так ее часто гладил муж, желая утешить. Невинный жест не только отрезвил, но и вызвал иррациональное отвращение. Да зачем она вообще все рассказала? Кто этот тип такой? Втерся в доверие и лапает ее, а попутно слушает ее тайны, будто так и должно быть.

— Прекрати! — Лили ударила Деррика по руке и торопливым жестом вытерла слезы. — Ты такой же, как Джейк? Такой же? Не смей трогать меня!

Он скривился и послушно отстранился.

— А ты теперь всех мужчин намерена возненавидеть? — спросил он со вздохом. — Впрочем, тебя можно понять.

— Да я тебя вообще не знаю! Почему ты помог мне?

— А почему ты — мне?

Лили растерялась. Рассказывать про сны после недавней неудачной попытки однозначно не стоило, а правдоподобная ложь в голову не шла. Ну не про любовь с первого взгляда же придумывать.

— Неужели моя маленькая услуга что-то для тебя значила? — Она решила уйти от ответа.

— Очень много, — сказал Деррик. — Очень. Ведь у меня никого не осталось в целом свете, кто стал бы мне помогать — просто так. Я обязан был ответить соразмерно.

Он снова вздохнул, отвернулся, стянул куртку, расстелил на земле и улегся. Устал, должно быть. Неудивительно — пришлось побегать с такой кровопотерей.

— Ничего не соразмерно, — Лили покачала головой. — Ты как-то переборщил с ответными услугами. Подверг себя опасности.

— Тебя это волнует?

— Мне чудится какой-то подвох в том, что незнакомый человек сделал для меня так много.

— То есть ты мне не доверяешь?

Лили покраснела от досады. Куда-то не туда разговор зашел — ведь она хотела умаслить Деррика и уговорить взять ее с собой, а вовсе не устраивать допрос с пристрастием. Да что с ее настроением? Она сама себя не узнавала. Подумать только — еще пару дней назад даже тревожные вести не могли вывести ее из унылого полусонного состояния, а теперь она готова злиться и волноваться по любому поводу, даже надуманному. И Деррик, само собой, ни в чем не виноват. Из-за того, что он погладил ее по волосам, он не стал Джейком. Но как суметь это понять не умом, а сердцем?

Так или иначе, у нее не было выбора. Сейчас Деррик воплощал собой надежду. Он вытащил Лили из ада, спас ей жизнь дважды, рискуя собой; а всякий разумный человек, кому протянули руку помощи, постарается выжать из донора как можно больше.

— А мы теперь вроде как брат и сестра по крови, — сказал Деррик, когда неловкое молчание затянулось. — На Юге есть такой старый обычай. Каждый проводит по ладони ножом, а потом берутся за руки, и кровь смешивается. Мы с братом так делали.

— Зачем?

— Мы не были родственниками. — Он вздохнул и добавил: — Если ты обратила внимание, у меня северная внешность. Даже для ваших краев я бледноват. А это еще загар до конца не сошел.

— Да, точно, — встрепенулась Лили. — Я еще подумала, увидев тебя: врут учебники, где сказано, что южане смуглые и черноволосые!

— Не врут. Все так и есть. Поэтому я с самого раннего детства знал, что мои родители не могут быть настоящими. Но это была чудесная семья. Они заботились обо мне, как о родном сыне, а когда у них появился собственный, мы стали братьями, а не соперниками. Я любил их больше, чем самого себя. Но болезнь забрала их всех.

— Если тебе тяжело вспоминать…

— Это часть объяснения, почему я помог тебе. — Деррик закрыл глаза. — Понимаешь, мой брат… его звали Оливер. Ты бы видела его рисунки. Настоящее волшебство. Уж насколько я ничего в подобных штуках не понимаю, и то глаз отвести не мог. Похожими на реальность я бы их не назвал, но они были живыми. У каждого — свой характер. Глядишь на пейзаж или рожу намалеванную — а они тебе истории рассказывают. Посмотришь на картинку светлую — на душе легко. На темную — как камнем придавило. Одним словом, у Олли был, как бы сказать… дар. С возрастом он мог раскрыться и нарисовать что-то великое.

— Мог и не раскрыться, — осторожно ввернула Лили.

— Олли не такой, — возразил Деррик с неожиданным ожесточением. — Он упрямый был! Уж если задастся целью, так добьется своего. А я ничего не умел, да и не учился особо. Работал на ферме, причем хуже всех. То меня солнечный удар хватит, то спину надорву, хотя другие парни нагрузят себя сильнее — и ничего. Словом, я ни на что не гожусь.