— Потому что, кажется, большинство ваших странных припадков связано с ним.

— Никакой это не припадок! — возмутилась Гермиона и снова съежилась в кресле. — Это не я…

— Не сейчас, мисс Грейнджер, — не выдержал Снейп. — Расскажите мне.

— Я думала, её убили, — пришибленно созналась Гермиона. Она не понимала, почему так думала. — Я думала, кто-то убил её, её мужа и оставил в живых ребёнка.

— Ребёнка, — сказал Снейп ничего не выражающим голосом.

— Много лет назад, — вздохнула Гермиона.

— Вы думали, это я её убил.

— Нет.

Пламя затрещало и зашипело. Никто даже не дрогнул.

— Вы сказали, в ней было что-то необычное, — осторожно произнесла Гермиона. Она ещё не вполне переварила его рассказ о родителях. Целую неделю она рисовала в воображении Снейпа-убийцу с окровавленными руками и тянущуюся за ним цепочку трупов. Несмотря на его заверения, ей приходилось напоминать себе, что сидящий перед ней человек невиновен. Человек, к которому она испытывала определенную привязанность, который сидел рядом с ней на кровати и… — Думаете, она такая же, как мы? — спросила она, пытаясь сосредоточиться. — Как вы и я, как Дин?

— Дин болен.

— Ну ладно, не как Дин, — добавила Гермиона, чувствуя себя предательницей.

— Не знаю, — сдался Снейп. Его руки были сложены под подбородком, от света каминного пламени его бледные пальцы горели золотистым сиянием. Супные чашки были отставлены в сторону и забыты.

— Вы говорили, что научились делать волшебные фокусы…

— Карточные фокусы. Глупое размахивание палочкой. Ничего существенного. Детские забавы.

— Вы когда-нибудь говорили с ней об этом, о наших… проблемах?

Он долго молчал, поджав губы, с отстраненным выражением лица.

— Нет.

— А могли бы?

— Гермиона, — вздохнул Снейп. Он провёл ладонями по лицу, прижал пальцы к глазам, натягивая кожу, от чего попеременно казался то молодым, то мёртвым скелетом, то опять среднего возраста. — Она счастлива со своим мужем и детьми, счастлива, что забыла меня.

Взгляд Гермионы на миг задержался на входной двери.

— Не думаю, что кто-либо в Коукворте может вас забыть.

Это было опрометчиво с её стороны. Снейп снова напрягся и помрачнел ещё больше.

— Суп остыл, — прорычал он, схватил чашки и прошествовал на кухню. Он бы, несомненно, и дверью хлопнул, если бы между гостиной и кухней таковая имелась.

Вернувшись ровно десять минут спустя, на своём месте на диване он обнаружил мягкий, завёрнутый в красную бумагу пакет. Гермиона сидела точно там же, где он её оставил, скрестив ноги и терпеливо ожидая его.

— Простите, что я ушла тогда, — сказала она, когда Снейп со вздохом поставил подогретые чашки обратно на стол. — Не стоило уходить, не поговорив с вами. Не пришлось бы столько времени терять и мучиться. Ну, мне не пришлось бы мучиться.

Снейп перевёл взгляд с Гермионы на свёрток, затем на чашки и снова на неё. Наконец он рухнул обратно на диван и, положив ногу на ногу, откинул голову назад, опершись затылком о спинку.

— На вашем месте, — сказал он в потолок, — я бы сделал то же самое.

— Это не значит, что я поступила правильно.

— Значит. Вы должны заботиться о своей безопасности. У вас есть родные, которые вас любят и которые беспокоились о вас. — Что-то ещё слышалось в его вдруг охрипшем голосе, какая-то странная эмоция, которую Гермиона не распознала. Он прочистил горло. — И когда вы узнали, что…

— Вы этого не делали, — перебила его Гермиона.

— Средствам массовой информации факты неудобны, — насмешливо произнёс Снейп.

— Факты есть факты. Могли бы позвонить. Или письмо прислать.

— И вы бы стали меня слушать?

Гермиона не знала ответа на этот вопрос. Она подумывала о том, чтобы заблокировать его номер, но поняла, что не знает его номера, да и он не позвонил в первые двадцать четыре часа после её ухода, так что вряд ли попытался бы позже. Ей приходило в голову, что он может написать, но она не просмотрела рождественскую почту, поэтому мама добралась до его посылки первой.

— Вы для этого подарили мне перо? — спросила она. — Чтобы потихоньку втянуть меня обратно?

— Думаете, я такой манипулятор?

— Думаю, у вас много разных талантов, — ровным тоном ответила Гермиона.

— Это был просто подарок.

— Необычный подарок.

— Я подумал, такой вам в самый раз.

Гермиона с минуту наблюдала за ним, ведя взгляд по крутой дуге: от бледной шеи до кончика задранного кверху подбородка, по впадинам щек, крючкообразному изгибу носа, открытому лбу и завесе волос. И как раз тогда, когда она пыталась разглядеть его глаза, он вдруг опустил подбородок. Гермиона сдержала порыв смущенно отвернуться и просто ответила на его озадаченный взгляд своим решительным, затем кивнула на забытый на столе свёрток, испытывая облегчение от того, что никто из них не вспомнил Поцелуй.

— Счастливого Рождества, — сказала она.

— Это мне, — наморщил лоб Снейп.

— Кому ж ещё?

Снейп не ответил. Он взял подарок в руки и провёл длинным пальцем сначала под одним отворотом, затем под другим, осторожно приподнимая оберточную бумагу, аккуратно разворачивая идеально прямые уголки.

— Надеюсь, вам нравится мерино. — Огонь, казалось, пылал всё жарче, так жарко, что обжигал ей щёки.

Издав глубокий гортанный звук, Снейп отбросил бумагу в сторону.

— Я сама связала… — добавила Гермиона неуклюже. — То есть, я не специально для вас вязала, я же с вами тогда не разговаривала, хотя, наверное, вязала для кого-то… — она поборола желание спрятать лицо в руках и изобразила храбрую улыбку.

— Шапка, — сказал Снейп, отворачивая край и растягивая гофрированную резинку. — Чёрная.

Гермиона покраснела ещё гуще.

— Наверное, я всё-таки о вас думала.

Снейп всё водил пальцами по столбикам шерстяных петель, беря шапку в руки, растягивая её в разные стороны, и Гермиона переживала, что петли не выдержат.

— Я заметила, что ваша шапка немножко колючая.

Снейп не произнёс ни слова. Шерсть принимала форму его рук, резинка вилась вокруг его пальцев. Он смотрел на неё с каким-то блеском в глазах, и Гермиона вдруг почувствовала себя чрезвычайно неловко.

— Спасибо, — прошептал он.

Гермиона прочистила горло. Она уже не улыбалась.

— Пожалуйста.

***

Казалось, в гостиной не может быть ещё холоднее, но это только казалось. На следующее утро Гермиона проснулась с холодными пальцами, ледяным носом и легким першением в горле — предвестниками надвигающейся простуды. Снейп извинился (в присущей ему особой манере), когда увидел, что на окнах изнутри снова образовался иней, но в качестве утешения сказал только: «Уверяю вас, в моей комнате ненамного теплее».

И оба почему-то покраснели.

Жизнь вошла в привычную колею. Беседы за едой, заказанной на дом или сварганенной из результатов раскопок в Снейповых шкафах и заиндевевшей морозилке. Тихие дни у камина среди груд книг. Они теснились на диване, зарывшись в одеяла, сравнивая добытую информацию и записывая всё мало-мальски примечательное в дневник. На одной из страниц дневника Снейп — Гермиона притворилась, что не заметила — написал «ЛИЛИ ЭВАНС?», мелким почерком, на полях. Прямо под веселым, жирным «Вяжет для убийц: новый симптом?» — видимо, исключительно с целью рассмешить её.

Вот уж странное развитие событий.

Гермиона не привыкла иметь друзей. Их у неё было немного даже до того, как её жизнь круто изменилась. Друзья заводились нелегко. И были это скорее знакомства, родившиеся в неблагоприятных обстоятельствах (в основном, союзы против ужасных учителей — которых было возмутительно много для такой дорогой школы) и переходившие затем в знакомства на основе общих интересов, выходивших за рамки пикетирования против несправедливых экзаменационных порядков или против использования в школьной столовой яиц от кур, содержащихся в клетках. Но такая дружба быстро ломалась. При малейшем разногласии, при одном только намеке на то, что отношения становятся чуть более непривычными, личными, тонкая ниточка рвалась в пользу девочки, которая была чуть нормальнее, чуть менее всезнайкой, чем Гермиона Грейнджер. (Гермионе всегда казалось, что с дружбой у неё сложилось бы получше, учись она не в школе для девочек.)