Но Робин не был совсем одинок в своем заточении на верхнем этаже. Его неиссякаемая коллекция игрушечных солдатиков переехала с ним в Стоникрофт, и теперь, когда у него появилось больше места где развернуться, и никто не диктовал ему, как в них играть, его вымышленные баталии стали более сложными и витиеватыми. В укрытии на третьем этаже генералы конфедерации могли сражаться с новобранцами с автоматами, а рыцари на конях – с нацистами. Он говорил: «Мой мир заключался в тысячах игрушечных солдат, с которыми я разыгрывал битвы Второй мировой войны. У меня была целая танковая дивизия, 150 танков, и доска размером 10 на 3 фута, которую я засыпал песком для битвы за Гуадалканал».

Также Робин находил утешение и в вечерних выступлениях его любимых комиков, которые стали чем-то большим, чем совместное времяпрепровождение с отцом. Держа кассетный магнитофон перед телевизором, он использовал этот устаревший метод, чтобы записать выступления и иметь возможность воспроизводить их в любое время. Подросток бесконечно слушал эти записи и учился подражать комикам, уделяя особое внимание не только содержанию выступлений, но и тембру и темпу речи, такту и интонации. Комедия стала для него наукой, как химия, и при наличии определенной формулы из языковых инструментов и техник хохот в зале был гарантирован. Если бы Робину не с кем было делиться этими умениями и знаниями, ему бы это стало не нужным. Он говорил: «Мое воображение стало моим другом, моим товарищем».

Робин был зачислен в Detroit Country Day School, элитный многокорпусный институт, основанный в 1914 году. Это было самое строгое учебное заведение из тех, что он посещал: с дресс-кодом для всех студентов, согласно которому они были обязаны носить спортивные куртки, свитера, галстуки и брюки в голубой и золотой расцветке, и девизом на латыни mens sana in corpore sano, означавшим «в здоровом теле здоровый дух».

В старшие классы школы допускались только мальчики, что создавало между ними определенную напряженность. Робин рассказывал, как для того, чтобы успокоить бушующий тестостерон, «привозили целый автобус девочек из женской школы и ставили на танцах перед нами. И как только ты спрашивал: "Это был твой язык?", они загоняли девочек обратно в автобус и увозили. Я бежал следом и кричал: "Подождите, вернитесь, что это такое было? Для чего они нужны?"»

Школа была устроена так, чтобы подготовить своих учеников к престижным вузам и руководящим постам, и Робин добился значительных успехов благодаря этой строгости. У него были хорошие оценки, он преуспевал как спортсмен. Сначала на протяжении недели подросток попробовал себя как футболист, а затем занялся американским футболом и борьбой. Имея крепкое, упругое, волосатое тело, Робин сумел стать профессиональным борцом, его невозможно было победить, до тех пор пока он не попал на финал соревнований в Мичигане, где ему в соперники поставили «какого-то ребенка, который выглядел на двадцать три года и уже начинал лысеть».

Вывих плеча заставил Робина покинуть команду, но парень получил неоценимый опыт того, «как выместить свою агрессию на ком-то, равном тебе по размеру». Также Робин был благодарен за свои отношения с тренером команды Джоном Кемпбеллом, открытым инакоборцем Detroit Country Day, который также был председателем исторического департамента и консультантом команд Модели ООН и Политического симулятора. Его дочь описывала Джона Кемпбела как непримиримого либерала – «реального идеалиста, реально разделяющего левые взгляды, реально верящего в демократию», – который обожал спорить со своими студентами, заставляя их тщательно проверять свои аргументы.

«Особенно отец любил дискутировать с республиканцами, – рассказывала Сью Кемпбелл. – Многие из его студентов были из суперконсервативных семей, он просто обожал их поддевать и испытывать: "А это ваши личные взгляды или вашей семьи?"» Хотя эти моменты и не стали для Робина прописными истинами, но тем не менее оказали на него значительное влияние даже несмотря на ту манеру, в какой были преподнесены.

В Detroit Country Day Робин начал вставлять свои шутки в речи, которые студенты должны были озвучивать во время обеда, и это работало до тех пор, пока он не вставил какую-то польскую шутку, что очень не понравилось польско-американскому помощнику директора. И именно здесь Робин – не самый примерный член епископальной семьи – посетил целых четырнадцать бар-мицвов за год, заведя себе еврейских друзей, чьи забавные традиции и пессимистические точки зрения навсегда отпечатались у него в голове, и чьи потрескивающие слова на идише, преимущественно смешные в произношении, навсегда остались в его речи. «Мои друзья сделали из меня достойного еврея, – вспоминал он позже. – И приучили рассказывать, что я хожу на службу в Темпл Бес (Temple Beth) в Дублине».

К окончанию третьего года обучения в Detroit Country Day весной 1968 года Робин расцвел. Он был на доске почета школы, в составе группы директоров студенческого совета, был избран президентом класса на будущий год. «Я очень хотел жить без трудностей и планировал поступить либо в маленький колледж на Среднем Западе, либо, если повезет, в школу Ivy league», – вспоминал он. Но ничему не суждено было сбыться.

На протяжении многих лет Роб Уильямс преуспевал в компании Ford. Он был ветераном войны со средним образованием и наслаждался возможностью идти нога в ногу с менеджерами, которые были намного его младше и более образованными, хотя и менее опытными. Но однажды он сказал своему сыну Тодду: «Когда я останавливаюсь у этого здания на востоке и заезжаю на парковку, то оглядываюсь и знаю, что здесь по крайней мере пятнадцать толковых парней с МВА, которые хотят заполучить мою должность. Я босс. Они знают, что у меня нет высшего образования и очень хотят поставить меня на место. Когда я вхожу в дверь, то глубоко вдыхаю воздух – это все равно, что выйти в Колизей».

К концу 1960-х Роб больше не мог бороться со сменой поколений внутри компании. Он видел, что Ford игнорирует его рекомендации относительно линии продукции, и понимал, что пришло время уйти. Он покинул компанию в 1967 году в возрасте шестидесяти одного года, хотя Робин позже охарактеризовал уход своего отца из Ford как выход на пенсию по договоренности. Это, по словам Лори, не позволило ее мужу воспользоваться всеми преимуществами, которые он получил бы, оставшись в компании еще на несколько лет. Роб хотел переехать во Флориду, но Лори сказала, что не имеет абсолютно никакого желания жить на «кладбище слонов» вместе «со старыми богатыми людьми». И семья отправилась в Калифорнию в городок Тиберон в заливе Сан-Франциско, где Роб получил место представителя западного региона в банке Детройта First National Bank.

В который раз карьера Роба сорвала семью Уильямсов с насиженного места, а Робин должен был покинуть свой дом, друзей и школу, которые были ему хорошо знакомы, и переехать жить за тысячи миль – в другую не известную ему часть страны. Те отношения, которые завязались у Робина, все его достижения, механизмы преодоления, которые он разработал, чувство самооценки, которое он создавал годами – все было утеряно, ему пришлось выстраивать все с самого начала, как и раньше, когда они только переехали на Западное побережье. Пришло время опять начать все с нуля.

Летом 1968 года заканчивалось путешествие Роба и Лори Уильямс на другой конец страны в Калифорнию – они любили перемещаться на автомобиле, а их семнадцатилетний сын смотрел в окно, пытаясь увидеть что-то, чего он раньше никогда не видел, и это пугало его. Серая дымка простиралась у холмов и вдоль залива Сан-Франциско, идя прямо на них. Это был всего лишь туман, но непривычный к нему Робин решил, что это ядовитый газ. «Я чуть не описался от страха», – рассказывал он позже.

Когда туман рассеялся, Робин впервые увидел залив и округ Марин, его могучие секвойные леса и густую сеть окраин. Тиберон, городок на полуострове, где обосновалась семья Уильямсов, расположился к северу от моста «Золотые Ворота», достаточно далеко от Сан-Франциско, откуда сорвался с места и отправился домой чешский цирк Summer of Love. Роби и Лори быстро освоились и арендовали дом на Парадайз драйв – петляющей дороге, извивающейся вдоль гористого побережья. Помимо своей работы в First National Bank, Роб открыл собственный консалтинговый бизнес, попутно развлекая себя рыбалкой. Он даже приобрел пару рыбацких лодок, одна из которых была с шумным мотором Hicks, чей рокот так восхищал, что Роб даже записал его, чтобы слушать на суше. Лори же стала посещать службу в церкви Христианской науки в ближайшем островном городе Бельведер. «Вечерами по средам я ходила в церковь, – говорила она, – а когда возвращалась, то муж всегда спрашивал: "Как вы сегодня поулыбались?"» Основной принцип церкви, учивший полагаться на молитву, а не на современную медицину, не переубедил Лори время от времени ходить к докторам и делать подтяжку лица в более позднем возрасте. Будучи уже взрослым, Робин называл ее «Ученик Кристиана Диора».