Семья Лори принадлежала к клану МакЛорен в Шотландии, прадедушка Лори Ансельм Джозем МакЛорин служил капитаном в Армии Конфедерации во время гражданской войны, а позже был избран в Сенат США и губернатором Миссисипи. Но Лори лишили этого аристократического наследия, когда в 1929 году ее мать во второй раз вышла замуж, а ее второй муж, Роберт Форест Смит, удочерил Лори и к ее ужасу дал прозвище Панки. «Двери, открытые для Лори МакЛорин Жанин, навсегда закрылись для Панки Смит», – говорила Лори, но тем не менее пользовалась этим прозвищем и даже просила друзей называть ее так, когда была уже взрослая.

Оглядываясь на свое детство, она признает, что ее семью разрушил алкоголь, сделавший мать беспечной, а жизнь нестабильной. «Когда я росла, то никогда не знала, проснусь ли я Королевой мая или Меленькой сироткой Энни», – признавалась она. У ее родного отца тоже были проблемы с алкоголем: «Я поняла, что нам нельзя пить. В нашей семье были люди, достигшие высот, но все рушилось в один миг. Бах! И все из-за алкоголя. Если не можешь остановиться – не начинай… Для нашей семьи это яд».

Когда Великая депрессия практически уничтожила Роберта Смита, семья Лори вынуждена была больше десяти лет слоняться между Новым Орлеаном и Кроули, штат Луизиана. В какой-то момент ее отчим решил заняться продажей мороженого. «Первый раз в моей жизни, – говорила она, – у нас не было темнокожего слуги. Я думала, что это конец». В подростковом возрасте Лори переехала в Пасс Крисчен, штат Миссисипи, а потом обратно в Новый Орлеан, где в 1941 году поселилась в пансионате и какое-то время выступала во Французском квартале, а ее родители уехали в Мобил, штат Алабама. В начале Второй мировой она работала в метеобюро в Новом Орлеане, и тут Пентагон запросил, говорит ли она по-французски. «Свободно», – соврала Лори, после чего переехала в Джорджтаун. Здесь, в Вашингтоне, она встретила молодого морского офицера Уильяма Мусгрейва, за которого вскоре вышла замуж, после чего он вскоре отправился в южную часть Тихого океана.

С новым именем Лори МакЛорин Мусгрейв часть войны прожила в Сан-Франциско, посещая занятия по литографии и пересекаясь (с ее слов) с Фрэнком Ллойдом Райтом и Генри Миллером. Когда война закончилась и Уильям Мусгрейв вернулся домой, пара недолго пожила в Сан-Диего, а позже переехала в Чикаго, где он устроился на работу инженером-электриком. В 1947 году Лори родила сына Ларина МакЛорина Мусгрейва, известного по фамилии МакЛорин. В раннем возрасте он заболел воспалением легких, и Лори, переживая, какие последствия может оказать ужасная чикагская зима на ребенка, отправила сына к матери и отчиму в Мобил. Вскоре после этого Лори и Уильям развелись. Она осталась одна, но не сломалась и была счастлива. «Я просто слишком рано вышла замуж, – объясняла Лори. – Я хотела выйти развеяться и попробовать распустить крылья».

Через два года, когда Лори работала моделью в универмаге Marshall Field, она повстречала Роба Уильямса, завладевшего ее бунтарским сердцем настолько, что она купила ему обручальное кольцо и сама сделала предложение. 3 июня 1950 года мировой судья в городе Омахе, штат Небраска, зарегистрировал их брак, и молодые отправились в медовый месяц в рыбацкий домик в Хейворд, штат Висконсин. Позже Лори призналась Робу: «Это был самый паршивый медовый месяц в моей жизни».

Молодожены поселились в квартире на севере Чикаго, а 21 июля 1951 года в госпитале Wesley Memorial Лори родила сына, Робина МакЛорин Уильямса. Позже Робин шутил, что концепция естественных родов у его матери заключалась в «родах без макияжа», а Лори вспоминала, что сын появился очень легко, чуть ли не в приемной госпиталя. Пока медработники засыпали ее вопросами о личных данных, Роб ругался на них: «Отвезите женщину в палату. Она прямо сейчас родит». Лори рассказывала: «Наконец меня привезли в палату, сделали укол, а когда я проснулась, мне сказали: ”У вас родился замечательный малыш“. Вот и все».

С Робином-младшим у нее не было таких проблем, как с МакЛорином, он рос жизнерадостным и здоровым мальчиком, растить его помогала темнокожая няня по имени Сюзи. (Даже через десятки лет Лори, не смущаясь, называла Сюзи «цветной».) «Ее не исправить – не лезьте», – позже говорил о ней Робин. «Если вы попробуете и уйдете со словами: ”Я не буду это делать“, то услышите ”М-м-м, а я думаю, будешь“. Она была очень властной».

Вскоре после рождения Робина семья переехала из Чикаго в арендованный дом в Лейк-Форесте, городке в тридцати милях к северу от города, – отправной пункт кочующей жизни семьи Уильямсов на протяжении многих лет. Роб, мудрый переговорщик, обычно договаривался о жилье, Лори отвечала за уют и развлечения: эти навыки были ключевыми при работе Роба в компании Ford, которая считалась семейным бизнесом, поэтому было принято приглашать руководителей на семейные обеды.

После похода по магазинам и званым обедам Лори расценивала эти формальные посиделки как захватывающую возможность продемонстрировать свою креативность. Эти ужины требовали тщательно спланированного меню и посадочных карт, большого количества помощников по дому, в том числе портниху, которая бы сшила новые салфетки и скатерти для каждого конкретного ужина. Лори погружалась с головой в эти мероприятия, пока Роб был занят работой, семья практически никогда вместе не ездила в отпуск, только изредка Роб делал себе поблажки и позволял раунд игры в гольф или поездку на рыбалку. В итоге на детей у них оставалось не так много времени.

И все же Робин обожал своих родителей, искал внимания, хотя и зависел от их настроений. На многих семейных фотографиях этого периода просматривается его мягкий характер и смирение: это был маленький, постриженный под ежика румяный мальчик, с отцовскими острыми чертами лица и сияющими голубыми глазами матери. В детстве у Робина было одно очень меткое прозвище – «Леприкон». Если Лори с ним на фотографии, то она всегда широко улыбается и обнимает своего мальчика, а на одной фотографии она встала в боевую позу, а Робин готовится нанести ей сокрушительный решающий удар.

Робин обожал мать вместе с ее авантюрными сказками из Нового Орлеана и черным чувством юмора. Например, у Лори была любимая шутка, когда с повязкой на глаза, от которой она отрезала резинки, вставляла комочки в нос, притворялась, что чихает, после чего резинки болтались у нее из ноздрей. Она с удовольствием пересказывала сыну книгу, написанную английской принцессой в девятнадцатом веке, где описывались устраиваемые ею вечеринки, книга называлась «Balls I Have Held» («Балы, которые я организовала»). Еще мать с Робином разделяли любовь к странным стихотворениям, которые были не в рифму, да и не были сильно смешными, но они так и не могли понять, почему эти стихи им так нравились. Например, был стих:

Или еще один:

Позже Робин нашел, в чем их сила, понял, что от этих стихов его мама смеется, поэтому тоже полюбил их. «Ну ладно. Пусть так, – говорил он. – Потом я стал искать, как еще ее рассмешить, стал пародировать голоса, чтобы увидеть ее реакцию».

«Выступать заставляла потребность в этой связи, – объяснял он позже. – Маме было со мной весело, и я стал для нее забавным и обаятельным. Так я узнал, что смеша людей, можно установить с ними связь».

Робин считал мать открытой и крайне оптимистичной натурой. «У моей матери нет незнакомых людей», – говорил он, сам же будучи загадочным и недоступным. Отца он считал высоконравственным и суровым, и те прозвища, которые сын употреблял по отношению к Робу – «Лорд Стоуксбери, наместник короля в Индии», «Лорд Пош» или просто «паша» – отражали его уважение к отцу и безоговорочный авторитет. Но эти же прозвища также подчеркивали существующую дистанцию и прохладную атмосферу между ними. Естественно, что в лицо Робин своего отца так никогда не называл.