В апреле 1905 года семейство Льюисов переехало в новый, более просторный дом, только что выстроенный на окраине Белфаста, – дом Либороу на Окружной дороге Стрэндтауна, в разговорной речи «Маленький Ли» или же «Либоро». Братья Льюис рыскали по этому огромному дому, а их фантазия преображала его в дальние страны и сказочные королевства. Оба брата создавали собственные воображаемые миры и кое-что о них уже записывали. Льюис сочинял «Зверландию» с говорящими животными, а Уорни писал об «Индии» (вскоре объединенной со столь же фантастической страной Боксен).

Впоследствии Льюис вспоминал, что в новом доме, куда ни глянь, обнаруживались стопки, груды и полки книг[26]. Нередкие дождливые дни он проводил в обществе этих творений, находя в них утешение, вольно блуждая по ландшафтам, созданным писательским воображением. Среди книг, буквально рассыпанных по «Новому дому», имелись романтические и мифологические сочинения, которые пробудили юную фантазию Льюиса. Сам ландшафт графства Даун, увиденный сквозь литературные линзы, послужил воротами, что вели в дальние царства. Уоррен Льюис также потом размышлял о том стимуле для воображения, каким для него и для брата стала влажная погода и тоска по чему-то более соответствующему их желаниям[27]. Может быть, и в самом деле свободно странствующая фантазия его брата была пробуждена детством, когда он сквозь дымку дождя «глазел на недоступные горы» под серыми небесами?

Ирландия зовется «Изумрудным островом» именно из-за высокого уровня осадков, здесь часто идет дождь и висит туман, благодаря чему почва увлажняется и растет густая зеленая трава. Естественно было перенести эту ситуацию – жизнь «под арестом» во время дождя – на четверых детей, запертых в доме профессора, не имеющих возможности отправиться на вылазку исследовать окрестности: «Идет дождь, да такой частый, что из окна не было видно ни гор, ни леса, даже ручья в саду и того не было видно»[28]. Не вторит ли профессорский дом в сказке «Лев, колдунья и платяной шкаф» «Маленькому Ли»?

Из «Маленького Ли» маленький Льюис видел в отдалении горы Каслри, которые словно говорили с ним о какой-то сердечной тайне, дразня его своей близостью и недоступностью. Они стали для него символом границы, того этапа в жизни, когда человек стоит на пороге нового, более глубокого и соразмерного ему понимания или образа жизни. Невыразимое чувство глубокого томления пробуждалось в нем при виде этих гор. Он не мог в точности сказать, о чем томился, лишь ощущал в себе пустоту, и таинственные горы усугубляли, но не утоляли эту тоску. В «Кружном пути» (1933) эти горы появятся снова – символом неведомого сердечного желания. Но если Льюис тогда стоял на пороге чего-то чудесного, заманчивого, как он сумел бы войти в таинственное царство? Кто мог бы отворить ему дверь и впустить? Пожалуй, неудивительно, что в позднейших рассуждениях Льюиса о самых глубоких вопросах жизни образ двери приобретает все большую значимость.

Длинная зеленая линия холмов Каслри, на самом деле располагавшаяся близко к дому Льюисов, сделалась символом чего-то далекого и недостижимого. Для мальчика эти горы стали дальним объектом стремления, пределом известного мира, из-за которого доносился еле слышный зов «волшебного рога»: «Глядя на них, я испытывал тот порыв, то стремление вдаль, которое, к добру или худу, превратило меня в рыцаря Голубого Цветка прежде чем мне сравнялось шесть лет»[29].

Остановимся подробнее на этом высказывании. Что Льюис подразумевал под употребленным здесь словом Sehnsucht? Немецкое слово насыщено эмоциональными и интеллектуальными ассоциациями, которые поэт Мэтью Арнолд передал знаменитым «томящее, нежное, слезное желание». А что такое «Голубой цветок»? Вожди немецкого романтизма, Новалис (1772–1801) и Йозеф фон Эйхендорф (1788–1857), создали образ «Голубого цветка» – символ странствий и томлений человеческой души, особенно часто этот символ возникает, когда такого рода томление пробуждается (но не удовлетворяется) миром природы. Значит, даже в ту раннюю пору Льюис уже нащупывал и пытался раздвинуть пределы своего мира. Что дальше, за горизонтом? Но он не мог ответить на вопросы, которые это стремление и томление дразняще провоцировало в его юном уме. На что указывали эти чувства? Есть ли там дверь? И если дверь существует – где ее искать? И куда она ведет? Чтобы найти ответы на эти вопросы, Льюису понадобится еще четверть века.

Все, что нам известно о Льюисе 1905 примерно года, складывается в представление об одиноком, погруженном в себя мальчике, почти без друзей, главным занятием и смыслом жизни которого было чтение книг. Почему он был одинок? Приобретя для своей семьи новый дом, Альберт Льюис сосредоточился на следующей задаче: обеспечить сыновьям будущее. Будучи столпом протестантской общины Белфаста, он счел, что в интересах дальнейшей карьеры правильнее будет отослать мальчиков в английскую закрытую школу. Брат Альберта Уильям уже отправил сына в Англию, считая это единственным вариантом социального лифта. Альберт решил последовать его примеру и обратился за профессиональной консультацией в поисках наиболее подходящей школы. Лондонское агентство образования «Габбитас и Тринг» с 1873 года занимались подбором преподавателей для ведущих английских школ и помогало определиться с выбором родителям, которые желали, чтобы их дети получили по возможности наилучшее образование. Среди учителей, которым агентство помогло найти первое место работы, оказались такие будущие светила (другое дело, что прославились они главным образом не педагогической деятельностью), как У. Х. Оден, Джон Бетджемен, Эдвард Элгар, Ивлин Во и Герберт Уэллс. К 1923 году, когда фирма отмечала полувековой юбилей, на ее счету значилось 120 000 устроенных учителей и не менее 50 000 родителей успели получить здесь совет при выборе школы для своих детей. Среди этих родителей оказался и Альберт Льюис, которому нужно было понять, куда следует отправить старшего сына, Уоррена.

На его запрос в свой срок пришла рекомендация, вот только на этот раз совет оказался на удивление неудачным. А в мае 1905 года, не удосужившись провести более тщательный и критический анализ предложенного заведения, чего следовало бы ожидать от человека его профессии, Альберт Льюис снарядил девятилетнего Уоррена в Виньярд в Уотфорде, к северу от Лондона. Это была, по-видимому, первая крупная ошибка, потом Льюис-старший еще наделает их немало в воспитании сыновей.

Джек (так к тому времени предпочитал зваться Льюис) и его брат прожили в «Маленьком Ли» всего месяц, им служила прибежищем комната под названием Литтл-Энд на верхнем этаже хаотично обустроенного дома. После этого братья были разлучены. Льюис оставался дома, с ним занимались мать и гувернантка Анни Харпер. Но лучшими его учителями стали, должно быть, растущие холмы книг, ни одну из которых не считали нужным прятать от ребенка. Два года оставшийся в одиночестве младший брат бродил по длинным коридорам, где скрипели под ногами старые полы, забирался на просторный чердак, и единственными его спутниками были многочисленные книги.

Так начал формироваться внутренний мир Льюиса. Пока сверстники играли на улицах Белфаста или в окружающих город полях, Льюис строил, населял и исследовал собственные, только ему принадлежавшие миры. По необходимости он сделался одиночкой, и это, несомненно, ускорило развитие его фантазии. В отсутствие Уоррена у него не оставалось задушевного друга, с кем можно было бы делиться мечтами и тоской. Тем большее значение приобретали школьные каникулы: пора, когда Уорни возвращался домой.

В какой-то момент этих двух лет и без того богатое воображение Льюиса приобретает новый оттенок и смысл. Позднее Льюис ссылался на три ранних переживания, которые, как он полагал, сформировали одно из главных устремлений его жизни. Первое событие произошло, когда аромат цветущего смородинового куста в саду «Маленького Ли» пробудил воспоминание о жизни в «Старом доме», вилле «Дандела», который Альберт Льюис арендовал у родственника[30]. Льюис описывает это состояние как кратковременное и сладостное ощущение целиком его поглотившего желания. Прежде чем он успел понять, что с ним творится, впечатление рассеялось, осталась лишь «тоска по исчезнувшей тоске». Льюису это событие представлялось чрезвычайно важным: «Всё, что случилось со мной раньше, не имеет в сравнении с этим значения». Но что это было?