Те, кто бывал в графстве Даун, едва ли могли не узнать в ирландских пейзажах прототипы созданных Льюисом чудесных литературных ландшафтов. «Изумрудно-зеленый» рай «Расторжения брака» – точное подобие его малой родины. Дольмены Легананни в графстве Даун, гора Кейв Хилл под Белфастом, белфастская гора Кейв, «Мостовая гигантов» (Giant’s Causeway) – всему найдется соответствие в Нарнии, возможно, смягченное и приукрашенное, но все же достаточно близкое.

Льюис часто называет Ирландию источником поэтического вдохновения: ее пейзажи сильно стимулируют воображение. Ирландскую политику Льюис недолюбливал и склонен был представлять себе ирландскую идиллию сплошь из округлых холмов, лесов, туманов и заливов. Ольстер, записал он как-то раз в дневнике, «очень красив, если б только возможно было выселить ольстерцев и заполнить эти места населением по моему личному выбору, я бы не искал лучшего места для жизни»[17]. (Отчасти Нарнию можно рассматривать как воображаемый, идеализируемый Ольстер, населенный вместо ольстерцев существами, которых Льюис выдумал сам.)

Понятие «Ольстер» нуждается в пояснении. Подобно тому как английское графство Йоркшир было разделено на три части (они именовались древненорвежским термином thrithjungr, «треть», позднее это слово звучало как «Ridings»), так и Ирландия первоначально делилась на пять регионов (по-гэльски cúigí от cóiced, «пятая часть»). После английского завоевания XII века количество округов сократилось до четырех – Лейнстер, Мюнстер, Ольстер, Коннахт. С этого момента гэльский термин cuúigi вытесняется термином «провинция». Позднее именно в Ольстере, состоящем из девяти графств, сосредотачивается протестантское меньшинство. При разделении Ирландии в 1921 году шесть из девяти графств образовали новую политическую единицу – Северную Ирландию. Термин «Ольстер» ныне используется как синоним «Северной Ирландии», и «ольстерцами» чаще всего (правда, не всегда) называют живущих в Северной Ирландии протестантов. При этом не учитывается исторический факт: в cúigí Ольстер изначально входили еще три графства, Каван, Донегол и Монахан, которые теперь входят в Республику Ирландия.

Льюис всю жизнь проводил в Ирландии каникулы почти ежегодно, если только этому не препятствовала война или болезнь. Он всегда посещал графства Антрим, Дерри, Даун (свое любимое) и Донегол, то есть Ольстер в классическом смысле. Одно время он даже подумывал снять на постоянной основе коттедж в деревне Клоуфи (графство Даун)[18] в качестве базы для ежегодных каникул, зачастую включавших нелегкие пешие походы по горной гряде Морна (в итоге он решил, что такая роскошь ему не по карману). Хотя Льюис работал и жил в Англии, его сердце было навеки отдано северным графствам Ирландии, в особенности Дауну. Однажды он сказал своему студенту-ирландцу Дэвиду Блэкли: «Рай – это Оксфорд, перенесенный в графство Даун»[19].

Если многие ирландские писатели черпали вдохновение в политических и культурных бурях, сопутствовавших борьбе их народа за независимость от Великобритании, то Льюис вдохновлялся главным образом ирландскими пейзажами. По его словам, эти виды успели повлиять на поэзию и прозу его предшественников, главным среди которых для Льюиса был, видимо, Эдмунд Спенсер, автор «Королевы фей» – этот шедевр елизаветинской эпохи Льюис включал в курс своих лекций и в Оксфорде, и в Кембридже. И он был уверен, что классическая поэма «о странствиях, блужданиях и неутолимом поиске» впитала множество лет, прожитых Спенсером в Ирландии. Иначе откуда бы в ней этот «мягкий и влажный ветер, одиночество, приглушенные очертания гор» или «пронзающие сердце закаты»? С точки зрения Льюиса, который в данном случае позиционирует себя как «ирландца», последующий период жизни Спенсера в Англии ознаменовался убыванием творческой силы его воображения: «За величайшей поэзий Спенсера – долгие годы в Ирландии, за менее значительными стихотворениями – немногие английские годы»[20], пишет Льюис, и язык его эхом вторит источнику. В переписке Льюис регулярно прибегает к англо-ирландским оборотам и сленгу с гэльскими корнями. (Например, выражение “make a poor mouth”[21] происходит от гэльского an béal bocht, «жаловаться на бедность», а энергичное “whisht, now!”, означающее «стихни, молчи» – калька гэльского bí i do thost.) Другие идиомы связаны скорее с местными особенностями, чем с влиянием гэльского, в том числе забавная фраза «длинный, как лопата из Лургана», то есть «мрачный, с вытянувшимся лицом»[22]. Хотя интонации Льюиса в радиопередачах 1940-х годов типичны для оксфордского профессора того времени, произношение некоторых употребительных слов – friend, hour, again – выдает скрытое влияние Белфаста.

Так почему же Льюиса не превозносят как величайшего ирландского писателя всех времен? Почему в считающемся каноническим Словаре ирландской литературы (Dictionary of Irish Literature, 1996) на 1472 страницах не нашлось места для статьи «Льюис К. С.»? Главная причина, конечно, в том, что Льюис не вписывается – надо сказать, отчасти он и сам предпочел не вписываться – в ту парадигму ирландской идентичности, которая господствовала на исходе ХХ века. В некоторых отношениях Льюис воплощал те самые силы и влияния, которые проповедники стереотипной ирландской литературной идентичности предпочитали отбросить. Если в начале ХХ века Дублин был штаб-квартирой движения за самоуправление и за утверждение собственной ирландской культуры, то родной город Льюиса Белфаст был центром сопротивления как раз подобным тенденциям.

Одна из причин, по которым Ирландия в целом забыла о Льюисе, заключается в том, что он был неправильным ирландцем. В 1917 году Льюис, разумеется, считал себя приверженцем «Школы Новой Ирландии» и подумывал отправить свои стихи в “Maunsel and Roberts”[23], дублинское издательство, имевшее явные связи с ирландским национализмом: в тот самый год оно опубликовало собрание сочинений великого национального поэта Патрика Пирса (Patrick Pearse, 1879–1916). Относя это издательство ко «второму ряду», Льюис выражал надежду, что оттого-то оно и обратит внимание на его творчество[24].

Однако уже год спустя позиция Льюиса заметно изменилась. В письме давнему другу Артуру Гривзу (Arthur Greeves, 1895–1966) Льюис делится опасениями, как бы Новая ирландская школа не превратилась в «своего рода проселок интеллектуального мира, вдали от главной дороги». Теперь Льюис понимал, как важно оставаться «на широком шоссе мысли», писать для широкой аудитории, а не той узкой, что определяется некими культурными и политическими конъюнктурами. Издаваться у Монселя означало бы, по словам Льюиса, ассоциировать себя с тем, что едва ли превосходило по размерам «секту». Его ирландская идентичность, вдохновляемая не столько политической историей Ирландии, сколько ее пейзажами, найдет выражение в литературном мейнстриме, а не на «окольном пути»[25]. Но хотя Льюис пожелал преодолеть в себе провинциализм ирландской литературы, он все же остался одним из самых великих и прославленных ее представителей.

Ландшафт Ирландии – несомненно, одно из тех физических влияний, что формировали изобильное воображение Льюиса. Но есть и другой источник, также сильно вдохновлявший его, особенно в юности, – сама литература. Чаще всего среди воспоминаний Льюиса о детстве и юности возникает образ дома, набитого книгами. Альберт Льюис зарабатывал на жизнь в должности полицейского юрисконсульта, но сердце его принадлежало чтению.