Азагот не мог припомнить, когда в последний раз нервничал по какому-то поводу. В конце концов, он правил собственным миром и был одним из самых могущественных существ. Но нервничал от мысли о встречи с Идесс и её сыном — его внуком — последние несколько месяцев. И началось это тогда, когда он узнал подробности её прошлого. Азагот даже смотреть на Идесс не мог без мысли о том, как она выросла и, как отчаянно защищала сына от уродства жизни. Потому что именно так и должны делать родители.

«Тебе-то это откуда знать?»

Да, долгое время он не знал, как Идесс, да и вообще, любой из его детей, рос. Их матери отдали их человеческим родителям, и Азагот не видел своих детей, пока те не становились взрослыми, кого-то увидел лишь несколько столетий спустя, а кого-то не видел никогда. Несколько детей делились с Азаготом опытом своей жизни среди людей, и их истории были ужасны. Но Азагот не испытывал жалости. Или печали. Даже чувства вины. До появления в его жизни Лиллианы он был холодным и непрошибаемым, как камень. Его отпрыски закалённые, они выжили. Их прошлое сделало их жестче, превратило в воинов, которыми они и должны быть. Нет, ему дела не было до их страданий.

А затем появилась Лиллиана и разбила слой льда, покрывающий сердце Азагота.

Это оказалось невероятным и живительным, но сейчас, когда Азагот открыл свое царство для всех Мемитимов, появлялось все больше и больше его детей, которые рассказывали ему о своих «человеческих» жизнях. За некоторыми исключениями, хотя, по правде говоря, оно было лишь одно, их истории были полны такого дерьма, которое людям и в кошмарах не приснится.

В частности, история Идесс была об ужасе, рабстве и жестоком обращении, и Азаготу хотелось вернуться назад во времени и уничтожить каждого ублюдка, причинившего боль его малышке.

Лиллиана могла бы этому поспособствовать. Будучи ангелом, способным перемещаться во времени, она могла бы помочь ему совершить кровавую месть за каждого ребёнка. Но это навело бы беспорядок во временных отрезках, и вынесло бы Азаготу смертный приговор от Бога.

Единственное утешение заключалось в том, что горстка мудаков, которая портила жизни его детям, сейчас оказалась заключенной в Чистилище, где Азагот мог вечность портить их бесполезные души.

С дрожащими руками он присоединился к Идесс и Лиллиане за столом для пикника в беседке, которую Лиллиана установила у ручья за дворцом. Маленький Мейс широко улыбнулся, сидя неподалеку и играя в кубики. Похоже, он собирал собаку. Если точнее, адскую гончую.

— Отец, — окликнула его Идесс, поднявшись на ноги, чтобы поприветствовать. Из всех его отпрысков только Идесс проявляла физическую близость, вот и сейчас она обняла его и, поцеловав в щеку, отступила. Азагота затрясло сильнее. Что, черт подери, с ним было не так?

— Садись. — Лиллиана похлопала по скамейке рядом с собой, длинные каштановые волосы обрамляли нестареющее лицо. — Мы пьем вино и обсуждаем идеи Идесс привести в Шеул-Гра еще больше Мемитимов. — Лиллиана потянулась к бутылке вина и игриво подмигнула Азаготу.　- Идесс считает, что многие не приходят сюда, потому что ты пугающий.

Тон Лиллианы был поддразнивающим, улыбка — яркой, но говорила она правду — его дети его же и боялись, и это стало внезапным ударом, который разорвал сердце, как взрыв метеорита. Азагота никогда не волновало его прошлое. Черт, он гордился тем, что отпрыски его боялись. Страх… уважение… Это же одно и то же, верно?

— Идесс, я пугающий? — спросил он, пытаясь звучать… не пугающе.

Идесс протянула винный бокал Лиллиане.

— Эм, да. Абсолютно.

По-прежнему стоя, Азагот глянул на Мейса, который теперь тянул в рот кубик.

— И, тем не менее, ты приводишь повидаться со мной своего ребенка.

— Всего лишь пару лет назад я бы так не стала делать, — заметила она. — Но все меняется.

Идесс одарила Лиллиану тайной улыбкой, которая оказалась не такой уж и тайной, как она, вероятно, рассчитывала.

— И мне хочется думать, что я сыграла в этом свою роль, — вмешалась в разговор Лиллиана, как будто она не знала, что являлась единственной причиной, по которой Азагот все еще не был монстром. Благодаря Лиллиане он начал чувствовать.

— Ага, теперь я настоящий парень.

Она рассмеялась, ее янтарные глаза искрились, пока она заканчивала наливать вино.

— Погляди-ка на себя, отсылки к Пиноккио. Фильмы, которые я заставляла тебя смотреть, не стали пустой тратой времени.

— Ну, что ж, Пиноккио превратился обратно в марионетку.

Идесс покачала головой.

— Ты думаешь о том, что произошло с ним в одном из мультфильмов про Шрека.

А, верно. Ему нравились фильмы про Шрека. Обычно огры не были такими забавными.

Мейс протянул руки и Идесс его подхватила.

— Хочешь подержать своего внука?

Азагот уставился на извивающегося малыша, его сердцебиение ускорилось, а во рту пересохло. Даже ладони начали потеть. Ребенок — самое невинное существо, появившееся в его владениях, а Азагот был самим злом. Его руки… Его руки творили то, что ребенку никогда не понять, и никогда не находились в такой близости от такой чистоты.

— Я не могу. — Азагот сделал несколько шагов назад, надеясь, что его паника не так явна. — Я его уроню.

Лиллиана встала, от беспокойства её прекрасные глаза потемнели.

— Милый, что с тобой?

— Ничего, — ответил он, не прекращая пятиться. — У меня просто есть дела. Обязанности. Мне нужно идти. — Азагота не заботило, что он выглядел, как идиот. Ему нужно убраться отсюда. — Идесс, я… Еще увидимся.

Он не стал дожидаться ответа и переместился в свой кабинет. Сердце грохотало, дыхание обжигало горло. Что, черт возьми, с ним происходит?

Дрожащими руками он налил себе двойную порцию текилы из бара у дальней стены, осушил и налил еще. Когда Азагот поднес вторую рюмку к губам, заметил мерцающий огонек на коммуникационной панели. Он проверил сообщение от Джим Боба — одного из своих небесных шпионов — и удалил его. Его не интересовали низшие сплетни о таинственном авторе новой серии комиксов, выдававшей много секретов Ада и Рая. Нет, Азагот плевать на все это хотел. Все, что его сейчас заботило, это как взять эмоции под контроль и привести свою жизнь в порядок. Он не знал, как справиться со своими живыми эмоциями, но знал, что поделать со всем остальным. К сожалению, это означало, что ему придется обратиться в Совет Мемитимов, но по какой-то причине те, кто попал в Совет, его ненавидели.

Тысячи лет он избегал этой сферы, позволяя Совету управлять Мемитимами в той недальновидной, глупой манере, на какую был способен. Но этим дням настал конец. Азагот не участвовал в качестве родителя, и как результат, его дети страдали.

Послышался стук в дверь и в кабинет вошел помощник Азагота — Зубал.

— Мой господин, Мариелла здесь.

— Как чертовски вовремя, — прорычал он. — Пусть зайдет.

В кабинет вошла высокая элегантная брюнетка, фиолетовое бархатное платье колыхалось вокруг ног, обутых в туфли, украшенных драгоценными камнями, на высоких каблуках. Ее светло-коричневые крылья были широко расправлены, как будто она ожидала схватку. Не то, чтобы схватки в Шеул-Гра были беспрецедентными.

Азагот презирал ангелов. Во всяком случае, большинство. Но худшими из худших были те, кто совали свой небесный нос в его владения. О, они выказывали уважение его власти и статусу, ну а внутренне считали его подлецом. В частности Мариелла считала его самым низшим существом, и вот уже три столетия была его личной связью с Небесами.

Азагот её ненавидел.

Он смотрел на неё, пока она, читала лекцию касаемо его обязанностей по отношению к Мемитимам. Вот только дело в том, что Мирелла никогда не была Мемитимом, не была в Совете и даже никогда в посольстве не работала. Она могла читать нотации по любой теме, но Мемитимов касаться не имела права.

— И в заключении, — закончила она, — тебе не повезло.

Азагот в миллионный раз подумал о том, чтобы бросить её в туннель за стенной панелью и дать миллионам демонских душ поиграть с ней. Пять минут в Чистилище стерли бы это самодовольство с её лица. Но это не принесло бы Азаготу желаемое.