Кстати, он пополнил и свой гардероб. Кроме белья, пары костюмов и пижам, он привез синий бархатный халат с кантом, который решил носить дома. На улицу, вернее за дверь комнаты он уходил в костюме и ботинках. Все остальное по сюжету, он надевал в прихожей, куда вход был мне заказан. Более того. От этой прихожей меня отделяло две двери. В комнатной был глазок, вставленный наоборот, чтобы Джек прежде чем зайти, мог посмотреть, где я и чем занята. Но он зря беспокоился. Мне так не хотелось умирать, что я решила обойтись без диверсий…

Днем, когда я наконец перемерила все платья, еще раз отдалась Джеку на нашей семейной кровати и съела приготовленный им обед, он сказал, что несколько часов мне придется посидеть в комнате, где я еще не была. Дело в том, что рабочие привезут кое-какую мебель, а ему очень не хотелось бы, чтобы я устроила концерт, как два года назад. Что я натворила два года назад, он не стал мне рассказывать, а отвел в крошечную комнатенку без окон. В ней он пристегнул меня ремнями к медицинской кушетке и стал разглядывать с каким-то непонятным выражением на лице.

– О чем ты думаешь, дорогой? – Я улыбнулась. – Боишься, что я буду кричать? Но я же сама хотела убежать из больницы. Так зачем же мне это делать?

Он присел рядом и расправил мне платье:

– А может, и правда, поставить эксперимент… – Он говорил будто сам с собой. – Зато многое будет ясно…

С этими словами, от отстегнул все ремни, рывком помог мне сесть. Потом куда-то вышел и вернулся со стопкой журналов на французском языке. Все они были 1938 года, и все рассказывали о тенденциях парижской моды.

– Сиди, не высовывайся. Не захочешь сидеть, поспи. Только не мешай. Мне понадобится несколько часов. Захочешь в туалет, сходи, но в гостиную входить не смей. Поняла?

– Конечно, дорогой, – Я улыбнулась и поцеловала его. – Все будет так, как хочешь ты. Так что не волнуйся.

На этом мы расстались. Следующие часы за стенкой слышался звук передвигаемой мебели и мужские голоса. Я просмотрела все журналы. Приняла к сведению, какие прически должна носить, чтобы соответствовать образу. И прилегла на кушетку. Итак, он ставил эксперимент. Выбегу ли я в гостиную, или начну барабанить в дверь… Разумеется он все предусмотрел. Скажет рабочим, что жена у него склочная баба, и что он ее на время запер. А я провалю свое спецзадание – перестану быть Бэтси и отправлюсь на тот свет. Нет уж. Пусть сколько угодно устраивает мне проверки. Я на это не поведусь.

***

Глава 10

***

Наконец, воцарилась тишина, и Джек вернулся.

– Не скучала? – Он смотрел на меня как на диковинное животное, которое, по его мнению, все это время должно было яростно грызть прутья клетки, а вместо этого свило гнездо.

– Конечно, скучала! – Я обвила его руками за шею. – Ты мне покажешь, во что превратил комнату?

– Пойдем, – Он уже не водил меня по дому, больно сжимая плечо, а предоставлял свободу передвижения. – Добро пожаловать, – Он распахнул дверь в гостиную.

Я не сдержала удивленный возглас. Джек полностью воссоздал в комнате интерьер из какого-то голливудского фильма. Причем, интерьер не такой уж дешевый. На стенах были тканевые, еще сырые от клея, обои. Появилась мебель. Платяной шкаф. Дубовый книжный шкаф, наполненный старинными и просто старыми книгами – по большей части русской классикой. Сервант, с дорогим фарфором и хрусталем, разумеется несовременным. Напольные часы с огромным маятником. Зеркало в витиеватой раме красного дерева. Бронзовая люстра с эмалью и матовыми плафонами. Канапе, кресло-качалка и огромный ковер на полу с персидскими узорами. Все это удивляло меня, но по всей видимости, не должно было удивлять Бэт.

– Джек! – Просияла я в улыбке. – Где ты все это хранил? А говорил, что тебе пришлось многое продать. Оказывается, не все так плохо. Я на свой страх и риск открыла сервант, достала тарелку и увидела российское дореволюционное клеймо. – Это же фарфор, который вы привезли из России. Я его с детства помню. Да? Или я что-то путаю? – Я убрала тарелку и подошла к Джеку.

Он смотрел на меня с… Нет, я не могла ошибаться. В этом взгляде была любовь, радость от того, что я так умело ему подыгрываю, и даже какое-то восхищение. Однако я обратила внимание на то, что он поместил в комнате множество предметов, которые в моих руках могли превратиться в орудие. Неужели, Джек не боится, что я захочу бежать? Или наоборот, провоцирует меня совершить ошибку, чтобы потом с особым смаком пытать за это в подвале? Я пришла к выводу, что у него на уме второе. Поэтому решила быть мирной и нежной. Мне еще представится случай расправится с ним, а швырять в него антикварные тарелки я не собираюсь.

Между тем, оказалось, что Джек обустроил не только гостиную. Спальня тоже изменилась. Люстра с нежными плафонами-колокольчиками. Трюмо, две изящных прикроватных тумбочки с лампами из оникса, комод. Да и сама кровать из металлической превратилась в деревянную с резными украшениями. Где он хранил эти вещи? Скорее всего, в другом доме, где с кем-то жил. Но с кем? С матерью? С женой? Узнать это было невозможно, да и ни к чему. Меня и так все устраивало. Особенно еще один шкаф, набитый книгами, среди которых были такие удивительные вещи, как прижизненные издания Булгакова, Грина, ранние рассказы Шолохова, стихи разных поэтов нэпманской поры…

– Ты все сохранил? – Я изобразила на лице нежный восторг и подошла к Джеку. – Значит, ты все время верил, что я разделаюсь с болезнью и вернусь к тебе?

Он обнял меня так, будто и правда обрел в моем лице счастье:

– Мне казалось, что я ждал тебя гораздо дольше, чем длилась твоя болезнь. Как говорится, всю жизнь. Но это, разумеется, только иносказательно. Я бесконечно рад, что ты узнала и мебель, и книги. Это действительно шаг к выздоровлению.

Мы сели на кровать. Он оперся о высокую резную спинку.

– Теперь я хоть немного поживу такой жизнью, о которой мечтал. Ты будешь ждать меня после работы, потом за ужином мы будем говорить обо всем на свете, у нас будут прекрасные ночи и великолепные дни. Жаль, что тебе все еще нельзя выходить, а то я взял бы отпуск, мы бы арендовали яхту и отдыхали в заливе. Но мы и так будем прекрасно жить. Не бойся, я не заставлю тебя перенапрягаться. Белье я буду возить в прачечную. Тебе останется только иногда подметать и вытирать пыль. А готовить я люблю сам. Ты же помнишь, я никогда не пускал тебя на кухню?

Я закивала. Сам так сам. Правда это лишало меня возможности подобраться к ножам… Но… Я снова подумала, что даже дай он мне свободный доступ к кухне, это была бы лишь провокация. Мне все время казалось, что он как дикий зверь – готов к прыжку даже во сне. Поэтому я решила на время отложить мысли о побеге. И это поведение дало мне возможность провести довольно-таки приятные дни в обществе Джека.

***

Глава 11

***

Он не ограничился теми вещами, которые привез вместе с мебелью. Постепенно дом наполнялся всевозможными роскошествами 1938 года. Так, в один из дней Джек привез патефон с пластинками. Там была танцевальная американская музыка, милые французские песни, также записи Вертинского.

Решив использовать Вертинского, как повод, я поставила пластинку и спросила:

– А правда, что он хочет вернуться в Россию?

Джек усмехнулся:

– А кто не хочет. Мы столько раз обсуждали с тобой, как это было бы прекрасно. Но увы, там таких как мы вряд ли ждут с распростертыми объятьями. М-да… Особенно, учитывая мое и твое дворянское происхождение. Но я часто представляю себе, как мог бы хорошо жить с тобой, если бы не родители, которые вбили себе в голову, что Советская Россия станет адом на земле.

– И как ты представляешь себе нашу жизнь там? Ну, если бы мы не эмигрировали, – Мне было интересно, как развернется его фантазия.

Он мечтательно развалился в кресле:

– Думаю, для тебя бы мало что изменилось. Ты бы не работала. Хотя нет, это не соответствует духу времени. Ну кем-то была бы. Что тебе нравится? Пусти в ход воображение.