Наука, потная от гордости и страха, обсуждала возможности своего прибора обнаружить новейшую американскую субмарину «Морской волк». Все сходились на том, что «раз плюнуть», только немного доработать, но практически с «Морским волком» никто не сталкивался, и под него разрабатывался специальный комплекс обнаружения, на иных принципах, который носил название «Посейдон».

Наконец аккумулятор благополучно сдох, что породило чувство тревоги даже у тех, кто не верил науке. К счастью, до темноты успели восстановить подшипник генератора, и судно получило электричество. «Огайо» больше не появлялась: видно пошла своим курсом.

Когда стемнело, облака поредели, и на небе показалась луна. Она тускло светила сквозь дымку облаков, странным театральным фонарем вписываясь в морской пейзаж.

Лунная ночь на море у тех, кто привык к суше, вызывает странное ощущение. Будто зависаешь в безграничном пространстве. Границы неба и воды стерты. Кажется, что находишься в центре подсвеченной изнутри черной дыры. Днем ты видишь и радуешься морскому простору. Наличие далекого горизонта вдохновляет. Душа наполняется энергией пространства. Замкнутое пространство угнетает человека, давит на психику, клаустрофобия, как ржавчина, разъедает сознание. Море, как песня, дает силы, как наркотик, зовет вновь и вновь испытать чувство окрыленное™. Люди, испытывающие привязанность к морю, зовутся моряками…

Когда показались огни на берегу, окружающий пейзаж вернулся к привычной норме. Огни мирно, по-домашнему мерцали на взгорках. Суша – это проза. Море – поэзия…

Солнце все еще дулось на людей, и Максим спустился в подземный переход.

Утром следующего дня его физзарядку прервал телефонный звонок. Звонил директор охранного агентства.

– Слышь, Максим, ты как? Хорошо? Молодец! Знаешь, я вот тут мучаюсь вопросом, а не поспешили мы с тобой? С увольнением. Чего ты, в самом деле? Молодой мужик. Чего тебе увольняться? Может, вернешься? А, Макс? Хоть на месяц.

Максим молчал.

– Э, Макс, ты где?

– Что-нибудь случилось? – после паузы спросил Максим.

– Нет, типун тебе на язык. Ничего не случилось.

– Тогда будем действовать согласно прежним договоренностям. Не вижу причины менять решение.

– Ты что, обиделся?

– Отнюдь… Я так понимаю, что ты делаешь мне новое предложение, так?

– Так, – сказал директор, чувствуя ловушку.

– А я отказываюсь. Это ведь не то предложение, от которого нельзя отказаться?

– Погоди, я не пойму. Все будет, как раньше. Что изменилось? А, Макс?

– Как раньше не будет. И вообще, я готовлюсь к отъезду. Я уже сыну сказал.

– Повремени, Макс. Что тебе, деньги не нужны?

– Деньги нужны. Но, как сказал Гамлет, замыслы погибают от долгих отлагательств.

– Ну, извини… Раз Гамлет сказал! Куда уж нам с ним тягаться? Значит, не согласен?

– Нет.

– Точно?

– Точно!

– Ладно, так и передадим. Что с тобой делать?! Давай, лети! Счастливой дороги!

– Счастливо оставаться.

– Будь здоров!

– Буду!

Максим повесил трубку и застыл, закусив нижнюю губу. Одна за одной лопались удерживающие его бечевки. Внутри заработал мотор: вперед, вперед! Впереди еще масса дел, которые надо успеть переделать к отъезду.

На предпоследний день он наметил встречу с ней. Они не виделись пять лет. Бывает ли так, чтобы близкие люди, ближе некуда, расстались однажды, как обычно, чмокнув друг друга в дверях вагона метро (двери сошлись, она помахала ему, а он, убедившись, что она села, успокоился и пошел к переходу), так вот, бывает ли так, чтобы люди расстались и больше ни разу не встретились? Ничего не произошло. Просто она ушла и стала уклоняться от встреч. Ни разу не позвонила. Он звонил, она уклонялась. Вот ведь как: жить в одном городе и ни разу не встретиться!

Однако судьба подарила ему полувстречу, после чего он перестал метаться, боль разлуки стала постепенно стихать, остался шрам на сердце, он привык к одиночеству. Что значит полу-встреча? Очень просто. Они проехали мимо него на эскалаторе. Он их видел, они – нет. Она была с мужчиной. Максим хорошо знал его, фактически сам же их и познакомил: замдиректора по науке гидрофизического института, профессор. До девяностых годов профессор жил, как в раю, на Черном море, пока однажды на райских пляжах не стали рваться грузинские снаряды, напоенный магнолиями воздух не посинел от выхлопов бронированной техники, и пальмы не почернели от жирного дыма горящей резины.

Замдиректора по науке видел, как прошивают шальные пулеметные пули его румынскую мебель, как падает с полок фарфоровая посуда, как разлетаются по комнате хрусталинки дефицитной, по советским временам, люстры, как вздрагивают живым телом под пулями книги. Он лежал у подоконника, молясь, чтобы в окно не влетела граната или снаряд. Хорошо, что не успел обзавестись семьей.

Ему повезло добраться до Москвы. Его устроили на работу. Но в глазах, вобравших тропическую синеву неба, поселилась тоска, как у брошенной собаки.

Максим смотрел на себя в зеркало: прищуренный взгляд, нос, сломанный еще на первенстве спортивного общества «Буревестник», высокий лоб, крепкие скулы и пудовые кулаки.

Нет, такой жалости не вызывает. «Возможно, – думал он, – у женщин есть инстинкт укротительницы тигров, они стремятся взять верх над силой, но вот тигр улегся у ног, и они инстинктивно теряют к нему интерес. Ведь тигр остается только тигром. Не то – материнский инстинкт! Когда отдаешь свои силы тому, кто в них нуждается, нет, здесь интерес не пропадает. А ведь любовь питается интересом».

Прав был Максим или нет, трудно сказать, ведь сформулировать что-либо окончательно никогда не удается. Но мыслил он, как говорится, в правильном направлении. Хотя… Хотя, согласимся, даже страдая, для себя он выбрал не самый плохой образ.

Итак, перед отъездом он уговорил ее на встречу, и любопытство у нее взяло верх над принципиальностью.

– Ты похудел, – сказала она.

– Просто мы давно не виделись.

– Говори, а то у меня мало времени.

– Вот. Уезжаю. К сыну.

– И к жене?

– К бывшей жене. Она замужем. И это хорошо.

– А муж?

– Там она командует. Собственно, она первая и предложила мне переехать.

– Насовсем?

– Как получится. Все дело в том, чтобы найти там работу.

– Получится?

– Не знаю. По их сетке я имею докторскую степень в области электротехники.

– Значит, есть шанс?

– Жена думает: есть. С докторской степенью хорошо платят. Не так же просто она меня приглашает. Треножник – самая устойчивая конструкция. Сын, муж, да еще бывший муж – тройная прочность!

– А ты?

– Если честно, не уверен. Я ведь уже делал запросы. Ты представляешь – никому не нужен. Всю жизнь нам втолковывали, что заокеанские магнаты только и мечтают заловить нас в свои сети, чтобы мы им выдали какую-нибудь тайну. А они и усом не ведут. Ноль внимания.

– А как же утечка мозгов? Русские там вроде ценятся.

– Это смотря какие русские. Как в анекдоте: «Вы с фамилией на “ко” принимаете? – Принимаем. – Коган, заходи!» – Максим махнул рукой. – Устроюсь грузчиком. Или тренером. Какая разница. Поздно карьеру делать. На своей вершине я уже побывал. Теперь путь вниз.

– Удачи тебе!

– Спасибо. А ты-то как?

– Много будешь знать – скоро состаришься.

– Понятно, – сказал Максим.

– Нет, правда! Все хорошо. Значит, завтра летишь?

– Завтра.

– Давай, лети.

– Ага.

Они стояли у ворот ее учреждения. Она повернулась, чтобы уйти.

– Постой, – сказал Максим.

– Да?

– Я хотел тебя спросить. Нет. Я хотел сказать. Знаешь, я тут подумал. Если ты скажешь: не уезжай, я не уеду. А?

Она потрепала его за плечо.

– Не говори глупостей. Поезжай.

Максим отвел глаза, в них замелькали черные мушки.

От ворот она крикнула:

– Ты скоро вернешься!

– Нет!

– Вот увидишь! – Она вошла в ворота.

– Нет!

– Увидишь, увидишь!

– Нет! Нет! Нет! – твердил Максим, сжав кулаки и не отводя взгляда от ее спины: оглянется, нет?