Ноги болели. Очень хотелось намазаться чем-нибудь от боли в мышцах, но в ванной комнате в аптечке были только пластыри и перекись водорода, а кричать Туу-Тикки со второго этажа казалось Стиву глупым. Он не был уверен, что сможет спуститься по лестнице, а не скатиться кубарем.
Но горячая вода должна была помочь. Стив доковылял до ванной и включил воду. Поискал что-нибудь расслабляющее среди многочисленных солей для ванны, пенок и «бомбочек». Нашел лиловые, пахнущие лавандой кристаллы и высыпал в ванну половину флакона.
Он так не уставал, даже когда махал топором. То есть тут усталость была другая, на нее наслаивалось недоумение, мол, как так, взрослый сильный мужик не в состоянии сделать такую ерунду. Оказалось, что ерунда — дело очень даже сложное физически, вызов его навыкам и упорству. Динозаврики покорятся, Стив был уверен.
Он улыбался, лежа в горячей воде. Потянулся, упираясь ногами в край ванны, поймал в ладони солнечный зайчик, влетевший в ванну через окно. Вполне себе сойдет за стрелу Аполлона, подумалось Стиву. Бог, предсказывающий будущее, бог-врачеватель, тот, кто очищал людей, совершивших убийство. Бог, бывший в услужении у человека в наказание… Тут мифы разнились: то ли за убийство циклопов, ковавших молнии Зевсу, то ли за пролитую кровь дракона Пифона…
Но Роджин сказал — Волк Аполлона. А вот про волка Солнечного Лучника Роджерс не знал ничего. И про змей Гермеса тоже. Просто помнил двух змей с кадуцея.
Интересно, чем и где занят Баки? Какие упражнения дали ему? Зачем ему понадобилось ювелирное серебро?
Стив провел по лицу мокрой рукой. Он скучал по Баки. Очень скучал. Они не пересекались последние два дня. Стив не знал, где Баки, чем он занят. Что ему сказал Асахи.
Стив даже не заглядывал в отведенную Баки комнату. Потому что был убежден — его убедили — что лучше будет, если Баки придет сам. И давил страх: вдруг он не придет?
И в то же время ситуация была чем-то знакома. Аззано, понял Стив. Баки похоже вел себя сразу после Аззано. Избегал контакта, искал одиночества. Или, наоборот, все время оказывался в компании с кем-то, и Стив не мог подойти к нему, поговорить. Потом это прошло, и первым делом они поругались — из-за того, что Стив позволил сделать с собой. Все стало почти как прежде. Баки занял свое новое место — за левым плечом. До самого поезда…
Должно быть, подумал Стив, Баки уже в Аззано начали колоть сыворотку. Не зря же Стив нашел его привязанным к лабораторному столу, в полубеспамятстве, в каком-то драном свитере, и близко не походившем на униформу армии США. Стив так и не спросил, что Зола делал с Баки, сколько это продолжалось. А Баки не говорил. Он не жаловался. Никогда ни на что не жаловался. Просто — задним числом Стив осознал это только сейчас, — был все время голоден. Менял добытую выпивку и неприличные картинки на шоколад и консервы из пайков. Стал намного меньше курить. Баки осунулся, просто это было не слишком заметно на фоне общей вымотанности. Старался не показываться без одежды, даже когда летом, в жару, парни скидывали с себя все до исподнего.
Зато Баки всегда выслушивал, если плохо было Стиву.
Получается, не так-то Стив и интересовался происходящим с его другом. Да, Стив рванул за ним на базу ГИДРы, наплевав на все обещания, которые дал сенатору и полковнику. Да, он два года искал Баки всеми возможными способами, стараясь не привлекать внимания к этим поискам. Как только с Зимнего Солдата слетела маска, Стиву стало наплевать на убитого Фьюри и на весь ЩИТ разом. Когда он услышал «какой, нахрен, Баки?», ему словно нож в сердце воткнули, такой, с обратными зазубринами на лезвии.
«Какой, нахрен, Баки?»
А и правда, какой? Кто он, этот новый Баки Барнс, который сейчас наверняка уехал к кошкам? Купил им диван — Стив слышал, как Туу-Тикки заказывала доставку в приют, а потом объясняла Грену, что за диван заплатил Барнс. Как получилось, что ужасных созданий Гигера этот Баки считает красивыми? Когда ему начала нравиться курятина в кисло-сладком соусе, которую Стив во время последнего совместного обеда запихивал в себя через силу?
Баки-из-Бруклина не любил экзотических блюд, предпочитая привычные хот-доги и гамбургеры. Когда Стив таскал его в музей, проскакивал экспозиции с беспозвоночными и пресмыкающимися, не глядя. Стив ни разу не видел, чтобы он гладил кошек. Нет, Баки не кидался в кошек камнями, не пинал подвернувшуюся под ноги, но приласкать — никогда. Он не носил украшений, а сейчас Стив все время видел его с серебряной подвеской. Баки был щеголем, его рубашки всегда были выглажены, воротнички накрахмалены, на пиджаке не пылинки. Подводили только башмаки — Баки ненавидел их чистить. Но сейчас Баки предпочитал мягкие футболки со свободным воротом, свободные джинсы и мягкие куртки. Баки-из-Бруклина брился каждое утро и перед каждым свиданием, если оно приходилось на вечер, но в Бухаресте Баки щеголял недельной щетиной, да и здесь брился не каждый день. Бруклинский Баки никогда бы не пошел на мастер-класс по шоколаду. Не стал бы тратить время на приют для животных, даже если бы они тогда были. Он бы обязательно флиртовал с Туу-Тикки. Уперся бы, требуя научить его водить современный автомобиль.
И уж точно не стал бы рисовать. Баки говорил, что у него в руках только сила и никакой ловкости, это у него, у Стива, талант. Стив тут же начинал отбиваться, мол, не будь он таким больным и мелким, еще неизвестно, кто б был сильнее.
Проверили, ага… Стив сражался с Зимним, внутренне обмирая: этот человек не падал от его ударов, в ответ бил так, что бравый Капитан Америка валился на землю и потом собирался с силами, чтобы встать. Еще один человек под сывороткой, только для него это был не дар, а проклятие. И ни один начальник в ЩИТе, ни один агент не подумал, а сколько их таких, зимних?
Оказалось — еще пять.
Баки узнал его в Бухаресте, поверил, пошел за ним, обещающим разбирательство, суд, оправдание, но никак не клетку и кодировщика. Баки привычно встал за его спиной, а Стив прикрыл его щитом.
— Я здесь стою, я за твоей спиной, найди меня и стань моей судьбой… — нараспев проговорил Стив. — Я в одиночестве, и пустота, и мрак…
Эта песня была у в плеере Баки, тот напевал ее не раз и не два. Одиночество.
Стив так и не спросил его, как он выживал после разгрома ГИДРы в ЩИТе. Как перебрался через океан, как добывал еду, одежду, на что снимал жилье, где работал, о чем думал… И, почему, черт побери, за эти два года так и не связался с ним, Стивом.
Стив ни разу не поинтересовался, как ощущается металлическая рука и не тянет ли от нее остатки плеча — а ведь должно было тянуть, она слишком тяжелая, раз для ее установки пришлось заменить металлом часть костей. Сыворотка — это всего-навсего ускоренное заживление, но вовсе не анестезия. Он прочитал всю папку о том, как создавали Зимнего Солдата, но ни разу не спросил Баки, как это было. Что чувствовал он сам.
Черт, они даже те упражнения для левой руки Баки поделали три дня и забросили!
Стив с досадой ударил ладонью по остывающей воде. Во все стороны полетели брызги.
Нельзя оставлять Баки и дальше вариться в своих мыслях. Надо найти его. Надо поговорить, пока Баки не пришел к тому же выводу, что и Стив сейчас — что Роджерса на самом деле интересует только сам Роджерс. Не Баки Барнс, а место Баки Барнса в жизни Стива Роджерса.
========== Глава 30 ==========
До ветклиники и приюта Стив дошел пешком. Восемь миль — небольшое расстояние для того, кто бегает каждый день по тринадцать-четырнадцать.
— Здравствуй, — встретила его Тая. — А Баки давно здесь. Сидит с кошками. Погуляешь с собаками?
— Погуляю, — решил Стив. — Не буду пока мешать воссоединению с котиками.
— Он там диван обустроил, будет приучать их не драть мебель.
Стив улыбнулся.
Роджерс выгулял первую тройку собак — Стэна, Раджа и Каури. Рассадил их по клеткам, погладил, подумал и взял вторую тройку — полосатого кривоногого Страйка, голую, почти без шерсти, Тризу на тонких лапках и коротко остриженного белого Бобби. У Бобби не было левого глаза, Триза прихрамывала, спина Страйка была в шрамах. Гуляли долго. Вернувшись в приют, Стив отметил, что той бесконечно лающей собачки больше нет. Стив понадеялся, что ее забрали.