Они с Коннором каждый вечер созванивались, чтобы обсудить ситуацию со взаимоотношениями между ним и Ридом. Хэнк всегда ловко подмечал, что клиент — труп в этом плане, и внезапной (хотя бы) терпимости к андроидам у Гэвина не возникнет ни при каких обстоятельствах. Коннор предлагал поговорить, как это делают люди в подобных ситуациях, чтобы расставить все точки над «i», но Ричард отсекал это предложение. Гэвин — не Хэнк, того на разговор было и сложнее, и травмоопаснее разводить, к тому же на разговор с андроидом и об андроидах.
Это были сложные две недели. Друг друга терроризировали одни, а страдало пол-отдела (больше). Из-за психов-матов-криков-свистов Гэвина, из-за принуждений выполнять какие-либо действия «правильно» от RK900 (причем советы он давал иногда не только напарнику, но и ни в чем неповинным коллегам), из-за постоянного меренья письками (Гэвин три раза успел пошутить про отсутствие детородного органа у RK, который всегда умело обставлял шутку в обиду напарника, о чем потом слегка сожалел (не очень)), как это называл Хэнк заочно.
В пятницу первой недели на сладкую парочку поступило двадцать восемь жалоб — и это только до обеда. А все из-за драки, причина которой так и осталась загадкой для всех, кроме обожженной спины Гэвина и втиснутого в рот RK900 пластикового стаканчика (ну и полуразгромленного офиса вокруг них (тех мест, какие они успели «посетить»)). Фаулер тогда, в наказание, оставил их на ночное дежурство. Гэвин умудрился уснуть за рабочим местом и не спалиться, проснувшись под утро накрытый белым пиджаком со знакомым синим треугольником. Хозяина пиджака нигде не было видно, а дежурство почти подошло к концу, поэтому Гэвин взял ключи и растворился в воздухе прежде, чем Ричард нашел свой пиджак в мусорном ведре.
Эти две с небольшим недели… о них можно разговаривать вечно, как крашенной блондинке вечно приходится подкрашивать корни или как вечно приходится подбрасывать дрова и угли в огонь, чтобы тот не угас. Гэвин истязал Ричарда, а Ричард неумышленно терзал напарника в ответ, и это даже слепой прекрасно понимал. Но накал обстановки со стороны детектива был не активным, а только лишь когда андроид делал первый шаг. Ричард как-то провел аналогию подобной защитной реакции с самозащитой, которой пользуются скунсы*, за что словил леща. Принес новое дело? Швырнуть ему же в лицо. Попытался вмешаться в его устный отчет перед Фаулером? Пусть получит пинок под механические булки. Просто смотрит на Рида дольше одной тысячной секунды? Пусть ждет искрометного закидывания ядом, сцуко! Не было действия со стороны одного, чтобы оно осталось без противодействия другого.
Это было больше похоже на попытки взять Бастилию, имея при этом лишь зубочистку и обмундирование из полиэтиленового пакета. Но андроид не сдавался, он искал и искал то, за что можно зацепиться. Однако его все время отвлекали и другие факторы, которые он взгромоздил на первое место пьедестала важных дел: работа (бумажная и на выезд; в архиве и в терминале), правильная адаптация в человеческом обществе, уборка в выделенном ему уголке в «общежитии для роботов». Программа просто не позволяла Ричарду «расслабиться», как много раз предлагал Коннор. Дел было куча, и все важны. Но больше всего по психике андроида бил, конечно же, агрессивно настроенный напарник. Ричард не понимал истинную причину всей ненависти, найти ответ в личном деле не смог — он не видел логики во всем, что происходит. Некомандная работа с напарником звучит довольно странно, но именно так у них был хоть какой-то шанс не загрызть друг друга за хлеб насущный и: «что ты, блять, пишешь? Тут ты неправильно делаешь! Как ты вообще можешь называться самым передовым, чма ты кусок, раз ты даже не можешь документы о закрытии дела заполнить, при этом не вызвав у читающего отчет кризис мозга?».
Ричард однажды не выдержал. Ну, как однажды. После дождя, прошедшего в четверг, и после очередной выволочки от Гэвина на тему: «сраный ведроид, ща я к тебе приебусь, и ты будешь мечтать о самоуничтожении, как о счастливом сне», Ричард спокойно, даже как-то медленно растягивая действия (будто в слоумо), взял Гэвина за грудки, шлепнул к ближайшей стене и что-то начал шептать прямо тому в ухо. Видимо, о наболевшем, поскольку ни Коннор, ни Хэнк не знали и не разузнали, каким чудом после этого Гэвин Ричарду и слова лишнего до конца дня не сказал. Сославшись на магию, «дело закрыли».
Лишь в начале третьей недели Гэвин Рид сдался, свыкнувшись с тем, что его работа поделена на части, что ему больше не надо глотать пилюли, чтобы написать сотню отчетов, ведь умная машина рядом делала все быстрее и проще. Раскрытие дел начало набирать новые обороты, потому что сам процесс проходил через две руки (а у вторых рук вообще мощнейший компьютер последнего поколения в мозгу), да и сам RK900 не давал напарнику и часа на передышку (что очень бесило и часто являлось поводом начала нового спора). Даже Фаулер однажды сказал ему, между выговором за явку в нетрезвом виде и кривую парковку, что они с RK900 очень продуктивная команда. А потом он снова начал выносить Гэвина за поломанную дверь служебной машины во время задержания опасного преступника. Однако Гэвин все еще ждал какую-то подножку, какую-то подставу. Его опыт общения с андроидами говорил ему быть на стреме всегда.
Да, Гэвин приходил в департамент пораньше, работал усердно, не перегружался. Но лишь потому, что у него не было сил включиться в работу на все сто процентов. Его почти каждый день начали мучать ночные кошмары, и начались они очень внезапно: после появления в жизни детектива его синтетического напарника. Сложив два и два, Гэвин решил, что плохо спит из-за андроида. Блять, дожили.
Почти девять. RK900 жестко опаздывал. А из-за полубессонной, изматывающей ночи кошмаров у детектива Рида появилось плохое предчувствие. И он не прогадал. RK900 вошел в помещение с разбитой нижней губой и крупными пятнами тириума на белом пиджаке. Наверное, из губы как раз и накапало, как несложно было догадаться. Сама губа была рассечена, виднелся непонятный синий металл (или пластик, да похуй как-то), на губе было наклеено что-то непонятное и бесформенное, прозрачное. «Наверное, какой-нибудь новомодный пластырь для роботов» — про себя рассудил Рид, уже ничему не удивляясь в этой жизни. Впрочем, несмотря на непонятно откуда взявшееся ранение, андроид его будто и не замечал совсем, бодро пожелав напарнику доброго утра. Рид, засмотревшийся на рану RK, слегка подвис, не успев вовремя засунуть свое любопытство в карман, что не укрылось от вечно любопытных «фар» андроида.
— Прошу, не беспокойтесь об этом, детектив, мой дефект не принесет в нашу работу абсолютно никаких проблем. После рабочего дня я немедленно отправлюсь в «Киберлайф», чтобы устранить неполадки, — поспешил заверить напарника Ричард, снимая испачканный пиджак и вешая на спинку кресла. «Нашу» работу. «Это моя работа! Что ж тебя не добили-то?» — с усталостью подумал Гэвин, широко зевнув.
— Да мне вообще насрать, — открестился Гэвин, делая вид, что потерял на собственном столе в собственном порядке расположения документов какую-нибудь очень важную бумажку. — Просто, я даже не знал, что тебя вообще реально покалечить, — между делом обронил он. Ричард слегка улыбнулся, и теперь детективу становилось точно не по себе: улыбкой напарника больше не вскроешь вены, она стала нормальной, человеческой, вернее, девиантской. Если Ричард снимет диод, все, трансформация из червя в гусеницу закончилась, он будет «живой». — Чего лыбишься? Это был не комплимент! — ощетинился Гэвин.
— А, по-моему, он самый.
Гэвин беззвучно изобразил, что его тошнит от этой ситуации, но этот жест, кажется, лишь сильнее развеселил Ричарда, рассердив Гэвина еще больше. Он сюда не клоуном в цирке пришел подрабатывать.
— А ну завязывай, харя треснет! — ударив по столу стопкой с отчетами, брезгливо отозвался Рид. — Вообще не понимаю, тебе по лицу какая-то мразь проехала, а ты сидишь и ржешь, и хорошо тебе! — закатив глаза, сказал он напоследок и ушел отдавать отчеты Фаулеру.
