Ричард сжал кулаки. Он метнулся к своему столу, выключил терминал, схватил ключ-карту из ящика. Ему душно, душно, душно в этих стенах! Смотреть на трупы и кровь больше нет сил. Нет сил смотреть на пустующее кресло перед собой. Остывшую чашку. Хочется вырвать тириумный насос и прекратить все эти страдания хоть на пять минут! Весь ураган в голове вмиг утихнет. Все станет хорошо, да? Пока его снова не активируют…
«О чем я думаю? Почему мне так плохо?».
RK900 набирал скорость, мчась по знакомому шоссе, сворачивая во дворы, иногда снося мусорные баки. Слышал визг котов. Вспомнив о Сивом, отправил тому сообщение, чтобы не ждал. Сегодня ночью он не вернется в общагу, там нет места для всех тех образов и мыслей, что он прокручивал в голове. Он хочет оставить их на дороге, пусть валяются, пылятся, пусть их растопчут колеса фур. Он их нести не хочет. Паршиво от давления в груди. Тяжело.
Где-то в одиннадцатом часу, когда мотоциклу потребовалась дозаправка энергией, Ричард свернул на ближайшую станцию. Нервно сняв с себя пиджак и закатав рукава водолазки, Ричард двинулся к кассе. Оплатил. Вернулся. Получил еще несколько часов езды, пока транспортное средство вновь не попросит есть.
Скучно. Тупо. Почему он как не в себе? Почему он так глупо отталкивает тех, кто ему не безразличен? Нагрубил Коннору, и для чего? Чтобы убедить его в том, во что верит Ричард? Бред! Ричард не верил в то, из-за чего разозлился, он не хотел! Это было бы слишком просто для этого мира, просто оказаться грязным и мерзким, как жирная засохшая сковородка, которую никогда не отмоешь.
RK900 сел и хотел было двинуться с места, как к нему пришла мысль проверить, что творится с его программными сбоями или со странным замерзающим садом в его голове. Но когда Ричард заглянул в свои чертоги разума, роясь в папках, он не нашел дорогу в сад. Его пятки кусал мороз, по лицу будто бы все время кто-то шпарил тряпкой, смоченной в кипятке. Его программы сходили с ума, казалось, путая даже право и лево. Надо было как-то успокоиться. Надо было что-то сделать, с кем-то поговорить, спросить совета…
Ричард дал по газам прежде, чем понял, куда он собрался поехать. Вначале он себя отговаривал, потом думал, что завтра, на свежую голову, разговор пойдет лучше, потом злился на себя за то, что забыл захватить значок со стола, а потом просто пустил все на самотек… ему не хотелось держать то, что он держал. Оно жрало его, детектив был прав, оно больно кололо и выносило мозги Ричарду. Ни о чем не хотелось сейчас думать. Но думалось. О Риде.
Детектив Рид отдал кота, которого любил больше всего на свете, даже, возможно, больше, чем Люка. Но он выбросил его, отдал, просто потому что он — андроид. Ничего плохого ему не сделавшего кота! Гэвин боялся андроидов, ненавидел их. И наверняка боялся сильнее, когда они стали ближе к нему (картографически), сначала через пару столов, а потом одного посадили напротив… Ричард прозревал с каждой секундой все больше, будто аура цели, к которой он ехал, уже сейчас наставляла его на истинный путь (ну или загоняла еще глубже в самобичевание, кто знает).
Что уж говорить теперь о Ричарде? О том, кто разрушил барьер Рида без согласия. Чуть ли не атаковал личное пространство Гэвина, скорее всего, распорол старые раны? И насыпал сверху солью. Браво, Ричард, ты сказочный долбаеб! Что о тебе можно еще сказать? О таком андроиде, как ты, о нижайшем куске пластика, который ничего, кроме жалости или отвращения, у детектива Гэвина Рида не вызывает? Хотя жалость, наверное, закончилась…
Передовая, блять, модель. Лучший из лучших. «Королевский охотник». Невъебенный неудачник-психопат. Дурак. Машина. Глупая машина…
Ричард не успел понять, как он умудрился завернуть в район, где проживал его напарник, поскольку больница с заветной шестой палатой находилась немного левее, южнее. Он промчался мимо дома детектива Рида, краем глаза заметив, как тот сидел на порожках крыльца и курил. На секунду, когда Ричард поравнялся, пролетев прямо перед носом детектива, между ними было расстояние метров пять или шесть. Так близко и так далеко. Андроид бы не заметил человека, если бы не распахнутая настежь дверь, из которой лился яркий желтый свет, так, что внутри дома ничего не разглядеть, слепило. Зато замечательно в этом свете выделялся ссутулившийся поникший, словно увядший цветок, силуэт детектива Рида. Ричард не успел заметить, узнал ли его сам Рид, но пришел к мысли, что, если бы посмотрел, точно бы узнал (откуда такая уверенность?). А тем, смотрел он или нет, андроид решил себе мозги не ебать. Оно ему надо? Не особо. «Не думать о лишнем, не думать о лишнем, не думать о лишнем…» — словно мантру, повторял RK900 у себя в голове.
Он не знал, что Гэвин, задолго до его появления, из-за рычащего вдали мотоцикла, поднял голову, до этого прикорнувшую на поджатых коленях, и ждал. Ждал, понимая, что ничего хорошего не увидит, если окажется прав. Рид был не в духе от того, что угадал, кому этот грохот принадлежал, однако, после того как белое пятно исчезло за поворотом, почувствовал себя кинутым. Не одиноким, не брошенным, не оставленным на произвол судьбы. Просто тем, кем нахальная и мерзкая машина поигралась, разыграла дурака-человека, а потом бросила, как только стало жаль червя под своим каблуком. Жесткий и отвратительный Ричард — вполне себе лицо, которое Гэвин быстро и тихо принял за настоящее, роботофобия отказывалась даже допускать возможность, что RK900 на самом деле все тот же непонятый подросток в железно-пластиковом теле, которого надо учить уму-разуму и «дружить с ним». Гэвин харкнул на траву. Хуй в масле этой железке, а не дружба теперь. Война, нахуй!
— Ты все так же сидишь в одной майке на холоде, как в свои шестнадцать? — вдруг послышался из-за спины насмешливый голос старика Шиппера. Он вынес две цветные чашки из дома Гэвина, от которых шел пар. Рид с благодарной, хоть и слабой улыбкой принял теплый малиновый чай. Вдохнул аромат. Легче в голове не стало. Шиппер сел рядом.
— Вы же меня знаете, сэр, я не из тех, кто трясется за свою медицинскую страховку, — прочистив горло, бодро заявил Гэвин, но чай так и не отпил. Тошнота вдруг снова подкатила, как Ричард на своем драндулете.
— Ты прыгнул с этой крыши, когда тебе было девять, в детский бассейн, дай боже он был в высоту хотя бы полтора метра, — хохотнул старик, согласно кивнув и показав пальцем на крыльцо над их головами. Гэвин криво усмехнулся, смотря вдаль. — Рассказывай, что у тебя случилось? — мягко, но требовательно, как это всегда и бывало, попросил старый друг. Гэвин нехотя глянул в честные зеленые глаза, на пару секунд напомнившие глаза Сивого, и выдохнул. Откуда эта способность всегда приходить на помощь с советом, разговором, когда Гэвину это нужно? Ну вот, откуда? Бог что ли ему в ухо шепчет, глядя с неба на землю, полную таких долбаебов, как Рид?
— Я кое в чем разочаровался, снова. Думал, помру из-за этой стычки, от инфаркта или типа того… — сказал честно детектив, сделав непреднамеренный акцент на последнем слове, и закатил глаза. Малиновый чай на вкус был кислее, чем на запах, и гораздо горячее кружки. Язык обожгло. Боль Гэвин всегда чувствовал, эту суку сложно не заметить. В животе неприятно заурчало, будто туда поставили адский котел. Гэвин вспомнил, что он с обеда, состоявшего из бутерброда с сыром, честно спизженого у Тины Чэнь, ничего не ел. Ему не хотелось. Было лишь желание поскорее вытереть с себя неприятные прикосновения Ричарда, особенно с лица, чем он и занимался два, если не три часа, как вернулся домой. И все равно в нос бил страх, перемешанный с пластиковой горечью. Луис Шиппер тяжело вздохнул, привлекая внимания Гэвина к себе.
— Снова твоя гаптофобия*? — без тени осуждения поинтересовался сосед. Гэвин покачал головой.
— Я не боюсь касаний, я могу брезговать, но трогать какую-либо ху… хрень я не боюсь, живая она или не очень. Я же детектив, — махнул рукой Гэвин, взглянув наверх, из-под козырька, в темно-синюю ночь. — И роботофоб, сэр, вы это знаете, так что…
