— Можете мне не отвечать, но спросите себя, сэр, только честно: когда вы целовали Люка, вы тоже думали, что он — всего лишь машина? Или в нем все-таки было нечто большее, чем набор ноликов и единичек? — многозначительно спросил андроид, от чего Рид попятился. — Если выберете первое, то почему вы удивились тому, что он вас не любил в ответ? Машины не умеют испытывать эмоции. А если второе, то почему бы не допустить, что раз даже у столь дефектной модели имелись чувства, пусть это и были алчность с гордыней, то остальные андроиды тоже имеют сердце?

Гэвин опустил растерянный взгляд себе под ноги. Он шаркнул носком ботинка, отворачиваясь от RK900 и идя куда-то через заснеженный сад. Диод Ричарда два раза мигнул красным, прежде чем андроид спокойно и размеренно вернулся обратно в участок. Как бы это ни было по-детски глупо, но Рид не хотел отвечать на идиотские вопросы идиотского робота.

Хотя подобная тема уже давно прилегла у него на плече, взрывая черепную коробку и ломая ребра, колотя по легким, по сердцу. Что, если они живые? Тогда Рид перешел на новый уровень мудачества, раз презирает не только свою, но и соседствующую расу. Что, если они неживые? Тогда почему Рид начал волноваться на счет андроидов? Почему начал думать о них чаще, чем никогда? Почему не отказывался от дел с их участием? Что если Гэвин просто запутался, с годами обросший ненавистью и недоверием? Что, если?..

Все работники департамента обеспокоенно озирались в сторону стола двух печально известных дебоширов-напарников. Оба они молчали, друг на друга не смотрели лишний раз, каждый был занят своими делами и к другому не проявлял ни интереса, ни вежливости. Некоторые из коллег, не заставшие их утром, с опаской спрашивали, не подрались ли они случайно, на что оба синхронно отвечали: «Нет!», утыкаясь каждый в свой экран.

Коннор и Хэнк часто переглядывались, с беспокойством рассуждая о состоянии этих двоих. На лице Коннора царило смятение и желание помочь, а лейтенант в это время хмуро рассуждал о том, что именно послужило началом этого кошмара. Все уже начали привыкать к постоянным ссорам и стычкам льда и пламени, а когда они спокойно отвернулись друг от друга, стало напряжно, будто привычный порядок вещей нарушился и солнце начало вставать на западе, а садиться на востоке, будто после зимы снова наступила зима.

— Ричард сейчас переживает не лучшее время с Гэвином, — сказал Хэнк, отпив из стакана. — Когда ты так долго от чего-то отнекиваешься, а потом тебе это вываливают с бантиком и гаденькой открыточкой, волей-неволей, но будешь продолжать стоять на своем. Просто вопреки.

— Зная Гэвина, все, скорее всего, так и есть, — подперев подборок и пристально вглядываясь в работающих напарников, кивнул Коннор. — Я бы хотел подойти и поддержать Ричарда, попытаться объяснить, но с нами он тоже не разговаривает, — раздосадовано подвел итог андроид. Хэнк презрительно усмехнулся.

— Этот подлец тебе утром чуть глаз не выбил, защищая этого придурка Гэвина! — сплюнул старший по званию, ударив кулаком по столу.

— Вам не следовало вмешиваться, Хэнк, я бы и сам разобрался, — осуждающе сказал Коннор, осторожно тронув место возле правого глаза. Его белок стал светло-синим, и вечером ему придется съездить в «Киберлайф», чтобы заменить поврежденную деталь. У андроидов есть и свои, встроенные в них самих способы заживления увечий, но некоторые требуют лишь замены: будь то оптический визор или сенсор нижней губы, позволяющий проводить анализ на месте преступления. Эту неудобную вещь в роботах, даже новейших, не убрать, оттого оба RK ходили и светили своими ранами на весь департамент, пугая детей в холле или новеньких стажеров.

Хэнк и Коннор одновременно громко вздохнули.

— Я по глазам вижу, что ты что-то хочешь предпринять, — сказал лейтенант, усмехнувшись и встретившись взглядом с андроидом. — Лучше не лезь, они не малые дети, ну, я на это надеюсь, сами разберутся друг с другом.

— А, что, если нет? — тут же встрял Коннор.

— В офисе станет потише, — пожал плечами Хэнк, допивая чай. — Вот тебе немного новой информации о взаимоотношениях ненавидящих друг друга людей: чем меньше посторонние будут заставлять их работать и разговаривать, тем больше они сами захотят этого.

— Не сердитесь, Хэнк, но это глупо звучит, — слегка рассмеялся Коннор. — Они упрямые, более упрямые, чем вы. Они даже дышать одним воздухом не хотят, судя по всему их взаимодействию.

— Ошибаешься, Коннор, — тепло улыбнулся Хэнк в ответ. — В мире людей все только и строится, что на глупости и противоречивости. Три недели — это мало для замкнутого максималиста с комплексом говнюка и все еще не девиантнутой машины.

Коннор в последний раз недоверчиво обвел поссорившихся напарников взглядом и вернулся к отчету, сдавшись.

— Надеюсь, вы правы, Хэнк, — отозвался он, не заметив, как в очередной раз дернулся глаз у лейтенанта, когда Коннор назвал его по имени. Не то, чтобы это как-то бесило или держало в напряжении старого матерого полицейского, но это вызывало некую обиду. У него в столе уже второй месяц лежат не до конца заполненные документы оформления опекунства, не хватало лишь подписи Коннора и пары его документов. Но это был слишком серьезный момент, ответственный шаг, и лейтенант не знал, как к нему хотя бы себя подготовить, не то, что шокировать своего девиантного друга фразой: «Эй, Коннор, ты мне как сын, называй меня отцом!». Впрочем, это уже совсем другая история.

В разрывающем даже гул офиса молчании протекло два месяца. Календарь кричал о приближении Пасхи и первых жарких деньков. За все то время, что Гэвин и Ричард провели «в команде», совсем не разговаривая друг с другом и даже особо не глядя на напарника, они смогли решить друг для друга одну простую, тупую и очевидную вещь: Хэнк прав, они, блять, дети (RK даже года нет), и пока их не посадишь на скамейку в центр комнаты, заставив за руки держаться, и не дашь им время подумать, как глупо они поступают, хуй то там они начнут двигать свои отношения хоть куда-то. В данный момент они были на краю лезвия: вроде бы и в ссоре, в обиде друг на друга, но, с другой стороны, как-то неловко все между ними было в последний раз, как-то некомфортно.

Если смотреть на всю ситуацию под микроскопом, то окажется, что за два месяца они успешно деградировали к тем отношениям, которые у них были в начале, — Гэвин работает, Ричард работает, и друг другу они не мешают. Максимум взглянут друг на друга раз через раз, фыркнет Гэвин, цокнет Ричард — вот и вся песня. RK прислушался к советам, которые получил от мистера Шиппера, он сконцентрировался на том, что ему важно, что предписано ему судьбой, — работе в полицейском участке.

Гэвин вел себя как Гэвин. Проливал кофе, тут же ругая и себя, и гребаный скользкий пол. Путался в документах, когда брал на себя слишком много дел сразу; как-то в марте он подсунул в дело о краже андроида фотографию расчлененного человека. Преступник на допросе чуть коньки не отбросил, узнав, что на него хотят повесить еще и убийство. Фаулер почти каждый день вызывал к себе поочередно то Гэвина, то Ричарда. Ругать и хвалить, хвалить и ругать.

В офисе давно уже расползались, словно питоны, противные слухи о том, что же случилось между двумя столь «дружными» напарниками. Одна теория была сенсационней другой: то они все-таки подрались два месяца назад и что-то случилось, раз они перестали разговаривать; то они не поделили даму сердца, из-за чего, опять же, подрались и перестали контактировать; то все разом решили, что Гэвина давно подменили на аналогичного андроида, какого-нибудь GR200, и скоро начнется очередная революция и всех людей заменят машинами. Хэнк с Коннором старательно подчищали репутацию хотя бы Ричарда, но тот всегда говорил, что: «мне наплевать на разговоры офисного планктона, пока это не сказывается на моей работе или работе моего напарника». А он все еще считал Гэвина напарником. Программа, отвечающая за деликатность, не давала его назвать чем-то похлеще.