— А к вам, сир Ламберт, у меня большая просьба, — сказал Ферр, повернувшись к нему. — Елена хочет эту ночь и следующую тоже провести с детьми. Надеюсь, вы не против? С вами она ещё успеет пообщаться, а мы уезжаем послезавтра с рассветом, так что сделайте одолжение, позвольте ей вдоволь наговориться с детьми перед отъездом. Всё-таки она не увидит их до самых праздников.

Ламберт пожал плечами.

— Да, конечно, — сказал он. — Боюсь только, что могу и не увидеться с нею, когда она вернётся. Нижние Броды нельзя оставлять без присмотра. Особенно осенью.

========== Часть 5 ==========

— А скажите-ка, милочка, — в праведном негодовании произнесла сира Аделаида, едва углядев Елену, — почему я не могу войти в комнату в замке моего супруга? Кто вам позволил ставить на дверь замок, ключа от которого нет ни у меня, ни у барона?

Елена, не скрываясь, поморщилась: голосок у младшей баронессы был, вежливо говоря, пронзительным, а если попросту, так и вовсе визгливым.

— Как раз об этом, любезная сира, — сказала она, с мелким мстительным удовольствием глядя, как Аделаиду корёжит от слова «любезная», — мне бы и хотелось с вами поговорить.

В тесной и темноватой, зато неплохо протопленной комнатке, игравшей, видимо, роль гостиной, собрались все… э-э… дамы: обе баронессы, нынешняя и вдовствующая, старшая дочь барона (младшей было всего три года и вряд ли она часто покидала детскую) и сидевший с книгой за страшно неудобным, на взгляд Елены, маленьким, но при это очень высоким столиком юный щёголь, похожий на невесть как залетевшую в это тёмно-серенькое царство заморскую птицу-неразлучника. Брезгливо-скучающее выражение он умудрялся сохранять даже во время чтения, а свечи в шандале на его столе горели в количестве аж трёх штук, и кажется, это не нравилось сире Аделаиде: её дочь с вышиванием сидела при единственной, а тут столько воска сжигается зря. Елена, вообще-то, заперев в супружеской спальне очередной сундук со своими вещами, искала именно сира Винсента, откровенно и прямо-таки напоказ скучавшего в дамском обществе, но раз уж все три взрослые ящерицы, мнящие себя змеями, собрались здесь, в одном месте, тем лучше.

— Прошу прощения, сира Аделаида, — сказала она, подходя к супругу сира Максимилиана. — С вашего позволения, сначала действительно срочное дело. — Та от такой наглости подавилась уже начатой было речью. — Сир Винсент, прошу прощения, что отвлекаю…

— Ну, что вы, дорогая сестрица, — тот живо отложил книгу и привстал, приветствуя её (бедная баронесса схватилась за сердце… вернее, за увядшую грудь). — Я просто счастлив отвлечься от этой бездарной писанины. Чем могу быть вам полезен?

— Напротив, сир Винсент, это меня отец послал спросить, не желаете ли вы составить ему компанию в поездке? Он завтра возвращается в Озёрный и приглашает вас с собой. Правда, должна предупредить, сир, мои дети временами бывают очень шумными. В дорожной тесноте это может быть утомительным.

— Более утомительным, чем жуткая тряска почтовых рыдванов? Или чем общество похмельного лавочника? Вы моя спасительница! — он весьма умело изобразил поцелуй, на самом деле не коснувшись губами запястья Елены. — Передайте господину Ферру, что моя благодарность не имеет границ и что я непременно воспользуюсь его добротой.

— Ваш супруг позволил вам вернуться к отцу? — ядовито уточнила сира Аделаида, хотя в её голосе Елене послышалась надежда: «Ты действительно намерен убраться отсюда и не изводить нас своим нытьём?».

— Мой супруг, помнится, весьма экспрессивно выразил своё нежелание видеть меня здесь, — парировал тот. — Я просто не смею раздражать его своим присутствием дольше необходимого.

Старая баронесса нахмурилась, но промолчала. Собственно, она вообще молчала, очень прямо сидя в своём кресле и сложив длинные и худые, не занятые ни книгой, ни работой руки на костлявых коленях, очень невыгодно обрисованных платьем. А вот юная сира Дианора подняла от своего вышивания взгляд, исполненный сожаления: кажется, она была влюблена в сира Винсента. Очарована им, его костюмом и манерами, так уж точно.

— Благодарю вас за терпение, сира Аделаида, — Елена слегка поклонилась старшей невестке. — А вот теперь ответ на ваш вопрос, как я смею от вас запираться. Видите ли, мой отец, разумеется, не жалеет денег ни на единственную дочь, ни на внуков. Однако при этом он считает своей собственностью всё, что покупает для нас. Что моё бельё, что Мелиссины туфельки, что игрушки Тео — всё юридически считается принадлежащим ему, а нам лишь выдано в бессрочное пользование.

— О, это бессрочное пользование! — Сир Винсент расхохотался и захлопнул книгу. — Сейчас, дорогая сестрица Аделаида, я вам расскажу судейский анекдот. Нет-нет, совершенно пристойный, милая Дианора, не зажимайте свои прелестные ушки. Разумеется, тяжбу двух актрисулек городского театра вёл не мой отец, но история мгновенно разлетелась по всему Озёрному. Словом, вот эта история. Не очень красивой, уже не особенно молодой и не слишком популярной актрисе Розамунде повезло чем-то приглянуться господину Ферру.

— Она очень милая женщина, — вступилась за отцовскую любовницу Елена. — Немножко раздражает иногда излишней патетичностью, но это издержки профессии, я думаю. Моя манера проверять счета, к примеру, способна довести до белого каления любого булочника, а после стольких лет на сцене попробуй-ка заговорить не слишком вычурно и без лишних эмоций.

Сын главного судьи снисходительно кивнул и продолжил:

— Однажды для роли в каком-то спектакле господин Ферр приобрёл для своей фаворитки весьма смелое платье из чёрного плиса, отделанное алыми атласными лентами. Однако девица, игравшая в этой постановке роковую красавицу-злодейку, решила, что какая-то актриса второго плана не должна одеваться лучше, чем она, — по крайней мере, на сцене — и то ли сама отняла это платье, то ли потребовала у владельца театра, чтобы костюм отдали ей. Что ж, сотни людей восхищались её яркой и броской красотой, подчёркнутой сочетанием чёрного и алого. Да только госпожа Розамунда подала на неё в суд. И сказал бы владелец театра, что это по его приказу новый костюм получила исполнительница одной из главных женских ролей, да только владельцем платья объявил себя господин Ферр. Разумеется, сказал он, мужчине его лет не пристало носить подобное; тем не менее, покупку оплатил он, что легко может подтвердить, а стало быть, платье принадлежит ему. Поэтому он требует, во-первых, возвращения стоимости платья; во-вторых, наказания за воровство — или как, по-вашему, называется присвоение не принадлежащего вам имущества?

У сиры Аделаиды на скулах проступили пунцовые пятна, но она только упрямо сжала губы.

— Роковая красавица пыталась вернуть платье, — небрежно продолжил сир Винсент. — Однако господин Ферр заявил, что не примет обратно вещь, которую носила особа со столь сомнительными понятиями о нравственности: мало ли, чем от неё можно заразиться? Так что решение суда было — вернуть потерпевшему стоимость похищенного и дополнительно выплатить штраф либо получить десяток плетей на площади. Так, сестрица?

— Именно так, сир Винсент, — кивнула Елена. — И поскольку все мои вещи по закону точно так же принадлежат моему отцу, как и это несчастное платье, мне не хотелось бы, сира Аделаида, затевать новый судебный процесс, если какая-то из этих вещей пропадёт или кто-то просто возьмёт её без спросу. Мой отец, как вы уже поняли, очень ревниво относится к своей собственности.

— Неслыханная наглость! — сказала баронесса срывающимся голосом.

Она, разумеется, имела в виду, что это неслыханная наглость — когда какие-то суконщики грозят судом баронам Волчьей Пущи, но Елена, как бы не поняв этого, охотно подхватила:

— Брать чужие вещи без разрешения хозяина? Совершенно с вами согласна, любезная сира. Кстати, госпоже Изабелле пришлось переехать в другой город после случившегося скандала. Владелец театра предпочёл свалить всю вину на неё, так что её репутация была безнадёжно загублена. А теперь прошу прощения, мне нужно вернуться к отцу, чтобы передать ответ сира Винсента.