— И тебе кажется, что научилась? — отец рассмеялся. — Наивный ребёнок! Ладно, иди, развлекись хорошенько напоследок. Найми в «Чёрном коте» сразу трёх хорошеньких мальчиков.

Он подмигнул ей. Неужели надеялся смутить? Елена только усмехнулась.

— Все эти мужские байки про баб, желающих отдаться целой сотне вместе с конями — исключительно мужские байки, отец, — сказала она. — Нормальной женщине, не больной бедняжке, не способной испытать удовлетворение, вполне достаточно одного умелого и опытного любовника. Ну, иногда двух — ради забавы или для разнообразия. А вы, стало быть, интересуетесь даже тем, где и как я лечу мигрени и спазмы, полагающиеся добродетельной вдове?

— Мне плевать, сколько жеребцов ты объездишь за ночь, — серьёзно сказал он. — Но я хочу точно знать, что ты в безопасности и не вляпалась ни в какую мерзкую историю. Поэтому — да, за тобой присматривают даже в «Чёрном коте». Всё, иди, я хочу ещё разок перешерстить черновик договора. У меня такое чувство, будто я что-то упустил.

— Моё согласие, — буркнула Елена.

— Что?

— Ничего. — Она опять вздохнула. — Я сама потом посмотрю, чтобы в самом деле ничего не упустить. Возможности отказаться признавать его ублюдков, к примеру. У него они точно есть, не могут не быть: младший брат барона, как-никак. Третий парень на деревне, но при этом не имеющий средств, чтобы купить у малефикара противозачаточный амулет.

— Почему третий?

— Сам барон, его третий брат и сир Ламберт — по старшинству.

— С Вебером уже, что ли, успела поболтать?

— Конечно. И папку со сведениями, которые для него нарыли Ночные, попросила почитать: не мог же Рутгер поехать в эту несчастную Волчью Пущу, не выяснив для начала, какого цвета подштанники носит господин тамошний барон. За дружеский поцелуй и обещание помощи в последующем продвижении Веберов на восток мне её дали с условием, что больше никто даже краешком глаза в неё не заглянет.

— Моя дочь! — с умилением и гордостью сказал Август Ферр. — Но на меня, я надеюсь, это условие не распространяется?

Передавая ей пухлую папку с самыми разнообразными отчётами и просто доносами, Рутгер Вебер-Меллер хмыкнул и сказал: «Наверняка отец у тебя потребует её на вечер-другой. Ладно, так и быть, скажи, что я не против. Но я жду ответной любезности!»

— Конечно, — сказала Елена. — Просто взамен он желает знать, что сумеете выведать вы. По-моему, справедливо.

========== Часть 2 ==========

От проливных дождей, налетавших друг за другом бесконечной чередой и мешавших полевым работам, всё-таки была польза: Гремучая вздулась, разлилась на мелких местах, а в теснинах её уровень поднялся так, что, к примеру, злосчастные Козьи Камушки залило до самых макушек. Так что даже юркие и проворные гоблины и сами-то не могли переправиться через взбесившуюся реку, привычно прыгая с валуна на валун, не то что настелить по этим камням хлипкую переправу для куда менее ловких орков. Оркам оставались для набегов только Нижние Броды, тоже ставшие из-за дождей опасными, а там, проникновенно матерясь под очередным ливнем, по очереди несли дозор Максимилиан и Ламберт со своими людьми.

Ламберт, впрочем, в замок особенно не рвался, даже когда его сменял Макс: матушка согласилась с тем, что разорвать уже объявленную помолвку — позор куда больший, чем брак с неподобающей женщиной, но это отнюдь не означало, что она смирилась с необходимостью обзавестись невесткой из третьего сословия. И добро бы ещё смазливой девицей! Так нет же! Вдова почти тридцати лет от роду, двое детей от такого же безродного типа, да ещё, судя по описанию, мышь какая-то серая, а не простительная даже для иного барона красотка низкого звания! Ламберт, съездивший в Озёрный и там познакомившийся со своей будущей супругой, очень хотел сказать матушке, что серыми бывают не только мыши, но смолчал. И сама очень скоро об этом узнает, и вообще он старался времени в замке проводить поменьше, а у ж с матерью первым разве что здоровался — когда не удавалось от встречи с нею уклониться. Чего она добивалась этим бесконечным «вот был бы жив ваш отец…» он никак понять не мог, да в сущности, и не старался. Всё-таки ей было уже за шестьдесят, и он старательно гнал непочтительные мысли про «из ума потихоньку выживает», хотя в голову упорно лезло, что лично он предпочёл бы как отец: стрела в горло — и никаких проблем ни с суставами, ни с мозгами.

Обряд бракосочетания было решено провести на Равноденствие, после завершения полевых и огородных работ — так и так праздники, а погода в эти дни обычно стоит сухая и солнечная, когда гостям нет нужды выезжать с хорошим таким запасом времени, как и задерживаться, пережидая дождливую погоду. Ну да, Ламберт признавал, что он дикарь и бирюк, и самое ему место — в лесу с волками, но он терпеть не мог, когда в замок набивалась целая толпа бездельников, досаждавших ему идиотскими разговорами и расспросами. Когда заключался брак Максимилиана с Винсентом, он на следующее же утро откровенно сбежал проверить, всё ли спокойно у Козьих Камушков, потому что даже переломать ноги, спускаясь в ущелье, заваленное битым камнем, казалось ему более привлекательной перспективой, нежели необходимость выслушивать трескотню кузин и терпеть их заигрывания в духе: «Я порядочная девушка, но вы же честный человек, не правда ли?» Нет-нет, вот уж без кого Волчья Пуща точно обойдётся, так это без ещё одной безмозглой курицы, у которой… родословная в два локтя длиной, да только это её единственное достоинство. А Георгу вполне достаточно шестерых собственных детей, так что незачем сажать ему на шею ещё и полдюжины племянников. У вдовушки-мышки очень кстати были уже свои мышата — такие же русенькие, сероглазые, прекрасно воспитанные, но зубастенькие. Обоих полностью обеспечивал дед, он же и поставил Ламберту обязательным условием, что дети остаются в Озёрном, а ни в какую глухомань на самой границе не едут.

Август Ферр вообще многовато условий ставил для суконщика. Даже для такого суконщика, который мог не моргнув глазом выложить десять тысяч наличными. Ещё и посетовал, что господин барон ему не доверяет, а он-то этими деньгами распорядился бы куда умнее и выгоднее для барона же. Тот же контракт с гильдией наёмников мог бы заключить на гораздо лучших условиях. Но уговор есть уговор, а договор — вот он, читайте, сир. Что не нравится, говорите: обсудим, пока не подписали. Ламберт честно попытался читать, но на второй строчке почувствовал, как мозги у него потихоньку закипают, а на пятой — что он вообще уже перестал что-то понимать.

— Вот это, — сказал он, ткнув в какой-то там подпункт какой-то там части. — «Дети от предыдущего брака остаются в семье отца…» Их отец же был консортом вашей дочери?

— Да, — охотно кивнул Ферр. — И как действующему главе семьи, все права на этих детей до их совершеннолетия принадлежат мне.

— Вы полагаете, кому-то так нужны чужие дети?

— Сами дети — вряд ли, — будущий тесть жёстко усмехнулся. — Но Тео — единственный наследник моего дела. Вы думаете, я хочу отдавать его отчиму право распоряжаться до совершеннолетия Теодора моим имуществом? Я уже выкупил у Ночной Семьи четыре контракта на нас с Еленой, но вдруг кто-то предложит условия выгоднее, чем мои «плюс пятьдесят процентов»? Я не о вас говорю, — махнул он рукой онемевшему от негодования Ламберту. — Я многим мешаю. Но по этому договору, — он постучал карандашом по гладкой и белой, чересчур дорогой для черновика бумаге, — регентом будет Елена, которую я с шести лет натаскивал на руководство семейным предприятием, а не вы, кого учили воевать.

— Но вы же ей отказываете в праве владеть хоть каким-то имуществом? Или я что-то не так понял?

— Всё так, сир Ламберт. Простите за откровенность, не хочу вводить вашу семью в искушение, поэтому ничего своего у моей дочери не будет вообще, вплоть до панталон. Я слышал несколько очень некрасивых историй о состоятельных простолюдинках и небогатых дворянах. Своей дочери я такого не желаю.