— Ох, вашмилсть, честь-то какая! — он торопливо поклонился, углядев входящих. — Детки ваши тут где-то, играют, верно. Проходите пока в дом, Катерина сей же час их приведёт.

— Если вы не против, сударь, мы тут подождём, — возразил отец. — Жаль в такую погоду сидеть в доме, насидимся ещё. Зима долгая.

Народ, почуяв в замечании о долгой зиме приглашение к толковищу, разом решил передохнуть и потянулся к чужакам поближе — новости выспросить, заботами поделиться… Но тут из-за зарослей махровых мальв вылетел сначала Тео, а за ним две девочки, и Мелисса завопила:

— Матушка, смотрите, а мы с Гертой платьями поменялись! Не насовсем, только примерить.

Елена, слегка оторопев, смотрела на свою дочь, обряженную в юбку из грубошёрстной ткани, не самой ли Катериной изготовленной на простом домашнем станке, в заправленную под эту юбку вышитую сорочку и меховую, волчью, что ли, безрукавку. Юбка выглядела самую малость коротковатой, но всё остальное было длинным и просторным, и потому сидело на Мелиссе неплохо. Пикантно, скажем так. А своё тёплое и при этом нарядное платье добрая девочка дала поносить своей очень сводной сестрице. Герта, правда, была младше Мелиссы почти на два года, но ростом она пошла, видимо, в отца, а сложением — в матушку, так что не сильно ей платье это было велико, да и изуверская шнуровка позволяла более или менее подогнать его по фигуре (хоть какой-то от неё прок). Герта то и дело украдкой гладила себя по бокам, видимо, млея от шёлковой гладкости очень, очень дорогого сукна, и смотрела на городскую родственницу с опасливым восторгом и обожанием. Правда, вид у девочки был слегка замученный, а почему, Мелисса тут же прояснила.

— Ой, дедушка, здравствуйте. Вот стойте тут, сейчас я покажу, чему Герту научила. — Она слегка подтолкнула новую подружку локтем и громко шепнула: — Давай! — После чего объявила: — Дедушка, позвольте вам представить мою кузину сиру Гертруду из Волчьей Пущи…

— А вот и неправильно! — перебил её брат. — Вспоминай уроки этикета, бестолочь. Сначала — сословие, потом — пол, и только потом уже — возраст.

Мелисса притопнула ногой, нахмурилась, но признала:

— Точно. — И совсем другим, почти удавшимся ей официальным тоном произнесла, изящно присев: — Мои извинения, дорогая кузина. Позвольте представить вам моего деда: Август Ферр, глава северо-восточной ветви Ферров, кузен главы гильдии суконщиков, поставщик гвардии графа Озёрного.

Названный Август Ферр со всей серьёзностью поклонился:

— Счастлив познакомиться, сира.

Герта смутилась, оробела, но, осторожно, самыми кончиками пальцев прихватив подол, изобразила довольно сносный книксен:

— Гертруда из Волчьей Пущи, сударь. Дочь сира Ламберта, четвёртого брата барона Георга. Рада знакомству.

— Хорошо, — одобрила Мелисса. — Только спину держи прямо. Нет, ещё прямее. И подбородок не опускай. И вообще… дедушка, давай, мы Герту с собой заберём? Её же в замке ничему не учат. Она, оказывается, даже букв не знает и представиться как положено не умеет. — И прибавила с великолепным презрением: — Приличная семья называется!

Народ во дворе, и мужики, и наёмники, грохнули хохотом. Герта стушевалась окончательно и спряталась за деда, но Мелисса только выше задрала нос.

— Вообще-то, — всё так же серьёзно ответил старший Ферр, — у юной сиры имеются и отец, и родной дед — им и решать. Давай, мы лучше пригласим её на Солнцеворот в Озёрный. Если ей понравится и если её родные не станут возражать, я буду только рад.

— Да у вас своих вон двое, — поспешно заявил мельник, однако в маленьких глазках заметались суматошные сомнения: в город, к сказочным богачам, учиться обхождению и всему такому прочему? — На кой вам моя сдалась? Точно ведь ни ступить, ни молвить не умеет.

Елена помалкивала. Любое её слово могли перетолковать как угодно. Запрещает? Понятно — кому понравится, когда мужнина байстрючка с твоими детьми в одном доме живёт. Согласна? Тоже понятно — с глаз чужое дитя долой, чтоб глаза эти не мозолило… На самом-то деле, думала Елена, и Герте гораздо лучше будет в доме богатого, но всё же простолюдина, чем в замке с откровенно презирающими её родственниками, и у Мелиссы появится то ли подружка, то ли компаньонка, то ли… ох, ну да, живая кукла, которую можно наряжать и таскать с собой в гости и на прогулки. А такую энергию, как у дочурки, лучше бы направить на что-то полезное.

Правда, что ещё скажет дорогой супруг? Судя по всему, дочерью он не слишком интересовался. Сыта, одета, на кухню её не посылают… кстати, чем вообще она в замке занимается?.. а про «мучной нос» он может и не знать: вряд ли девочка ему жаловалась.

«Девятеро с ним со всем, — подумала она. — Моё дело — подсказать такой вариант решения проблем, а там как сами знают. Уж компаньонку Мелиссе отец найдёт без труда».

— Итак, господин барон, — Ферр сделал знак одному из охранников, тот расстегнул пару пуговиц своей обшитой кольчужным полотном кожанки и вытащил откуда-то из-под неё плотный тяжёлый свёрток в грязно-синей толстой бумаге, — ваши десять тысяч наличными. Пересчитайте, будьте добры.

Наёмник положил свёрток на стол, Георг, чуть помедлив, сломал сургучные печати, прихватившие подвёрнутые края, и из развернувшейся бумаги выкатились толстые увесистые «колбаски», завёрнутые в такую же грубую синюю бумагу с такими же печатями. Ламберт взял одну «колбаску» — печати были графской канцелярии. Ферр, видимо, заверял подлинность монет, сложенных плотными столбиками. Сорок столбиков по двадцать пять монет, достоинством десять марок каждая. Георг, разорвав обёртку на первом, пересчитал монетки и, убедившись, что они все одинаковы, хотел просто проверить количество «колбасок».

— Господин барон, — вздохнул Ферр, — я рад, что вы настолько мне доверяете, но не советую так поступать. Я ведь мог и подкупить чиновника канцелярии, чтобы он опечатал по двадцать пять медных пятаков вместо золотых десяток. Во-вторых, мне нужна ваша расписка, что деньги по брачному договору вы получили в полном объёме. Вы подпишете финансовый документ, даже не пересчитав полученные деньги?

— Расписка? — Георг нахмурился. — А вот вы, я смотрю, не доверяете мне?

Ферр закатил глаза к низкому закопчённому потолку.

— Господин барон, — с мягким укором, точно выговаривая нашкодившему трёхлетке, проговорил он, — я веду учёт всем моим доходам и расходам. Я не могу вот так взять и одним красивым жестом потратить на что-то десять тысяч. Приданое, выделенное моей дочери, будет внесено в расходную книгу, а ваша расписка будет подтверждением. В чём вы тут усмотрели оскорбление? В моём желании содержать документы в порядке?

— Э, — озадаченно проговорил Георг, — н-нет. Я, в общем-то, не думал… Хорошо, давайте пересчитывать.

Максимилиан и Ламберт помалкивали, охранники Ферра тем более, так что некоторое время слышалось только напряжённое сопение Георга, недовольное шуршание жёсткой грубой бумаги да тяжкое, сытое позвякивание рассыпающихся монет. Ламберт, не сводя глаз с растущей золотой кучки, невольно считал про себя, сколько «колбасок» уже распаковано. Максимилиан, судя по беззвучно шевелящимся губам, тоже. Наконец Георг закончил, написал расписку, засвидетельствованную двоими наёмниками, и Ферр, аккуратно пряча её в бумажник, произнёс с лёгким вздохом:

— Позволите совет, господин барон? Не от состоятельного суконщика, а от такого же мужа и отца? Дайте десяток монет в полное и безоговорочное распоряжение госпоже баронессе, иначе ждут вас бессонные ночи, поверьте моему опыту. Я, правда, девятнадцатый год уже как вдовец, но некоторые вещи не забываются.

Георг хмыкнул, но подумав, кивнул и скрутил один из столбиков обратно. Надо же, двести пятьдесят золотых Аделаиде на хозяйство. Здорово же она его погрызла перед свадьбой. Ламберт вспомнил её лицо, когда она вошла в кабинет с какой-то новенькой тряпочкой в руках и, швырнув её поверх карты баронства (оставленной-таки Вебером как подарок, или уж сказать прямо — взятка упрямому сеньору), трагически проговорила: «Вот, полюбуйтесь, супруг мой! Какие-то мастеровые могут себе это позволить, а мы с Дианорой слепнем над починкой такого старья, что и на стол стелить стыдно!»