А дальше праздник покатился своим чередом, и Ламберту, как его главному виновнику, нечеловеческих усилий стоило беседовать с гостями терпеливо и вежливо. Потому что почти половина гостей была выбором барона и его младшего брата страшно разочарована, а половина тех, кто этот брак всё-таки одобрял, интересовался, правда ли это — про десять тысяч наличными, и выражал уверенность, что с таких жирненьких барашков надо бы ещё настричь шерсти. Нет, хватало, конечно, и нормальных людей с нормальными поздравлениями, но им и не хотелось дать в морду, а потом пинками выставить вон, приговаривая: «Вас спросить забыли!» Особенно злобствовали, понятно, женщины. Особенно — девицы и матушки с дочками на выданье. Им не нравилось в Елене всё, от платья до манеры держаться. «Немолодой и некрасивой вдове из черни, хоть сто тысяч она принеси в приданое, следовало бы помнить своё место», — жужжал этот осиный хор. Ламберт, честно говоря, опасался, что его супруга не выдержит и либо расплачется на обидные слова, либо, не сдержавшись, ответит так, что вся эта свора взвоет и потребует, чтобы он поучил свою жену вежливости. Вот прямо здесь и сейчас, и желательно кнутом.
Однако Елена Ферр, ныне законная супруга сира Ламберта из Волчьей Пущи, на большинство ехидных или гневных замечаний только улыбалась с бесившей возмущённых гостий снисходительностью, а если и отвечала, то так, что кузины и тётушки только глазами хлопали, соображая: вот это их сейчас оскорбили или всё-таки нет?
«И сбежать завтра с самого утра не получится, — с тоской подумал Ламберт. — Придётся всю эту ораву выпроваживать… ох, то есть, провожать». Впрочем, у молодых было преимущество перед прочими хозяевами: их в конце концов отправили подтверждать брак, когда гости покидать застолье ещё и не думали.
Ох, она даже за станком так не уставала или сводя годовой баланс — настоящий и для налоговых сборщиков. Хорошо, хоть с Катериной договорилась заранее, что та на два дня заберёт из замка свою дочку (мало ли кто из пьяных гостей наткнётся на ребёнка и что при этом скажет или сделает) и заодно прихватит из храма Тео с Мелиссой сразу после церемонии. Детям было обещано, что они побывают на обыкновенной, не как у Меллеров, без всяких гномских штучек, мельнице, а отец собирался забрать их вечером, едва сумеет вырваться из-за праздничного стола, где обязан был присутствовать как невестин глава семьи.
— Да зачем, ваша милость? — удивилась-возмутилась Катерина. — Вот выдумали тоже — в потёмках детей таскать по нашим-то местам! Не накормлю, что ли, и не найду, где постелить?
Маленькие авантюристы на два голоса поддержали её, потребовав разрешения переночевать на мельнице. Елена, чуть помедлив, кивнула. Действительно, репутация у Волчьей Пущи была не очень, и даже двое наёмников, приставленных к детям, не были гарантией, что те благополучно вернутся поздним вечером с мельницы в трактир. Пусть ночуют у мельника все четверо. Не слушая возмущённых возражений Катерины, что уж разок-то другой накормят они двоих мужиков, Елена всё-таки сунула ей в руку серебряную монету. На «Купишь Герте на зиму тёплые сапожки» Катерина ничего возразить не смогла, только нахмурилась, задумавшись о чём-то. Хитрая моська Мелисса тут же назвала мельничиху «тётушкой» и погладила её по руке, та умилилась и принялась тискать мелкую манипуляторшу, как котёнка, восхищаясь всем подряд: и глазками, и платьицем, и речью «как у большой».
Так что одной головной болью меньше — дети под присмотром, и не в замке, полном подвыпивших мужчин и злых на новобрачную женщин, а у простой, возможно, не очень умной, но доброй и решительной девушки. Заодно с как бы сводной сестрицей познакомятся в очень… неофициальной обстановке. Может быть, даже понравятся друг другу. Всё-таки у Мелиссы ближайшее окружение — сплошные мальчишки, ни одной девочки в ровесниках…
Она машинально выдирала серебристый шнурок из двух сплошных рядов навесных петелек — мантикоры бы сожрали изувера, придумавшего такую застёжку! Супруг уже снял явно раздражавший его, откровенно тесноватый старомодный камзол с серебряными пряжками (не отцовский ли ещё?), разулся и с болезненным облегчением шевелил пальцами ног, освобождённых из коротких сапог с пыточно-узкими носами, да ещё и толком не разношенных. «Вообще-то, — думала Елена, стараясь не замечать запаха, неизбежного, когда ходишь в закрытой обуви с рассвета и до заката, — нам обоим весьма не мешало бы помыться, но вряд ли у здешней прислуги, замотанной приготовлениями к торжеству, нашлось время, чтобы нагреть воды. Ладно, не смертельно». На рукавах шнурки достаточно было просто расслабить у запястий, и она наконец выбралась из платья, а сорочка вовсе не имела никакой застёжки, да и всё остальное было очень дорогим, мягким, лёгким и гладким, но простым, без извращений вроде целой гребёнки мелких крючков.
— Я думал, вы попро’сите свечи задуть, — насмешливо заметил сир Ламберт, тоже после краткой передышки продолживший раздеваться. Он, правда, для этого даже не вставал — устал, бедняжка. Впрочем, судя по тому, как он смотрел на новобрачную, не настолько устал, чтобы отложить консуммацию.
Елена выгнула бровь в гримаске, нагло уворованной у отцовской любовницы.
— Я, конечно, не красавица, — иронически проговорила она, — но всё же, надеюсь, не настолько уродлива, чтобы бояться показаться на глаза законному супругу? Или вас беспокоит отсутствие у вашей супруги должной стыдливости? Уверяю вас, я не буду разгуливать голой по замку.
— Очень на это надеюсь, — усмехнулся он. — Холодно у нас и сквозняки вечные. Ещё простудитесь, бегая нагишом.
— А в сорочке и с распущенными волосами буду слишком похожа на Лунную Деву, — фыркнула Елена. — У вас не рассказывают историй про неё? Нет? О, тогда я знаю, какой жуткой легендой буду пугать горничных в ночь на Белую Дорогу.
— У нас не рассказывают жутких легенд, дорогая супруга. Здесь достаточно настоящих поводов бояться. Нет нужды щекотать себе нервы выдуманными страхами.
— Как знаете. — Она чуть пожала плечами. — Слово мужа — закон для добродетельной жены. Главное, уметь правильно подбирать слова, а то ведь будет как в байке про мавку, попавшую в капкан и согласившуюся выполнить три желания охотника. Одного бедняга не учёл: что выполнять их она будет дословно.
— Если дриада вляпается в капкан, поставленный каким-то чокнутым охотником в её лесу, у бедолаги будет только одно желание.
— Умереть быстро и легко, — согласилась Елена. — Ладно, в первый свой праздник Белой Дороги в вашем замке я буду только внимательно слушать, но ничего сама рассказывать не стану.
Она закончила вынимать шпильки из причёски и тряхнула головой, давая волосам рассыпаться по плечам и спине. Судя по выражению лица дорогого супруга, ей следовало заканчивать с вечерним туалетом поживее. Ну… у Елены тоже не было намерения тянуть с этим. Вряд ли консуммация брака доставит ей удовольствие — сомневалась она, что сир Ламберт привычен удовольствие это кому-то доставлять, — но и грубым скотом он вроде бы не выглядел. Будет, скорее всего, как и с первым супругом, нечто средней паршивости, безболезненное, но до зевоты скучное. Лишь бы сир Ламберт не взялся доказывать ей и себе свою мужскую силу, затягивая сомнительное удовольствие на добрых полчаса или требуя повторить его дважды-трижды. Впрочем, он ведь на два года старше неё, не пылкий юноша уже, так что вряд ли рвётся на подобные подвиги.
Он не ждал, что самоуверенная бабёнка станет по-кроличьи обмирать в его объятиях или изображать неземную страсть, как продажная девица, желающая угодить клиенту, так что разочарован в своих ожиданиях не был. Впечатление от выполнения супружеского долга осталось всё же не слишком приятное. Больше всего это было похоже, по его мнению, на обсуждение брачного договора с её отцом: любезный сир, мы здесь с вами по делу, не отвлекайтесь. И чувствовался, что и говорить, немалый опыт. Неудивительный, конечно, для вдовы и матери двоих детей.
