– И тебе не жаль дочь? – спросил старейшина.

– Как-нибудь справится, – отмахнулась ведьма. – Смогла же она обойтись без меня, когда понесла от Ромура. Значит, я ей не нужна.

Мне всё казалось нереальным. Настоящая ведьма в тазике с водой, откровение о происхождении матери, Грэм, который даже в такой момент облизывает губы, глядя на меня, и теперь уже левой рукой ковыряется в кармане. Но прежде, чем успела сообразить, что делаю, изо рта вырвалось:

– Что такое пустыня?

Все взгляды обратились на меня. Мать с отцом вытаращились потому, что нарушила одно из самых главных правил – говорить только с разрешения или через поверенного мужчину. Глаза старейшины тоже округлились, он открыл рот, чтобы что-то сказать, но комнату огласил голос ведьмы.

– Кто это сказал? – спросила она.

Все молча смотрели на меня. Шумно сглотнув, я сжала кулаки и проговорила:

– Я. Шарлотта.

Старейшина, наконец, пришел в себя и сказал быстро:

– Это просто девчонка. Оставь ее.

– Молчи, Эол, – рявкнула ведьма Кирка. – Ты и так уже много сказал. Так что тебя интересует, дитя мое?

Не веря, что делаю это я сжала пальцами юбку и повторила тихо:

– Вы сказали, что вам всё равно, если деревня превратится в пустыню. Что такое пустыня?

– Какая прелесть, – усмехнулась ведьма. – Ей говорят, что деревне конец, а она интересуется пустынями. Знай, дитя мое, пустыня, это то, во что превратится ваше селение, когда мой колодец перестанет давать воду. Это значит, ни единого деревца, куста или травинки. Только потрескавшаяся почва и беспощадное солнце. Поняла, дитя мое?

Когда представила, что место, в котором родилась, станет таким безжизненным, как обещает старуха, по спине прокатилась волна мурашек размером в жука, а в груди все сдавило.

– Но это ужасно! – вырвалось у меня.

На меня зашикали, послышался шепот и слова негодования, мол, я глупая девка, которая только злит старуху. Но та вдруг рассмеялась так, что на затылке зашевелились волосы.

– Это действительно прелестно, – проговорила она сквозь смех. – Такая наивность и смелость. Ты ведь знаешь, с кем говоришь и кому перечишь?

– Не уверенна, – честно призналась я. – Но превращать деревни в пустыни не хорошо. Даже если вас когда обидели.

Ведьма Кирка зашлась в таком хохоте, что стены снова задрожали, балки заходили ходуном, рискуя обрушить на нас всё трехэтажное здание, а воздух зазвенел от холода. Она хохотала долго и от души, пока с потолка не стали сыпаться крупные щепки.

– Перестаньте! – громко попросила я. – Вы сыпете на нас деревяшки.

Старейшина охнул и схватился за голову, всем видом показывая, чтоб я молчали и не провоцировала ведьму. Но та неожиданно прекратила смеяться и проговорила охрипшим от хохота голосом:

– Прелестно… прелестно. Подойди, дитя мое.

Ноги моментально потяжелели. Хотела остаться на месте, но кто-то подтолкнул в спину, пришлось встать. Еле передвигаясь и чувствуя, как сердце ударяется в грудную клетку, я приблизилась к корыту и заглянула в воду.

На меня взглянула пожилая женщина с морщинистым лицом и пронзительными холодными глазами. Она смотрела внимательно, словно изучала и пыталась прочесть мысли. Спустя несколько мгновений произнесла:

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать, – ответила я.

– И в этой жуткой деревне тебя еще не упекли за муж за первого встречного? – поинтересовалась она буднично.

Я покосилась на Грэма, который сунул уже обе руки в карманы, и сказала тихо:

– Меня обещали.

Ведьма фыркнула.

– Понятно. Конечно, обещали. Скажи, дитя мое, кто твои родители?

Вновь подняв голову, я окинула взглядом отца и мать, которые так и застыли, обняв друг друга.

– Моя мать, ваша дочь Мэри. А отец – Ромур. Кроме меня у них еще шестеро детей. Я самая младшая.

Глаза ведьмы сверкнули, словно два драгоценных камня. На секунду показалось, морщины разгладились, а по волосам прокатился радужный всполох.

– Седьмое дитя, – выдохнула она. – Не думала, что моя дочь окажется такой плодовитой.

Я ждала еще каких-то объяснений, но она продолжала смотреть на меня, вглядываясь в самую душу. Лишь, когда хотела отойти от корыта, ведьма проговорила:

– Этот, которому тебя обещали, тебе не пара. Да-да, вот тот, что сейчас у стены сунул пальцы в карманы и не сводит с тебя глаз. Не пара. И никогда не будет. Где Эол?

Я оглянулась, а старейшина приблизился к тазу и навис над водой.

– Я здесь, Кирка. Здесь.

Ведьма окинула его презрительным взглядом и произнесла:

– Слушай меня внимательно, старик. Я помогу вашей деревне. Но не ради тебя и твоих жителей. А ради своей внучки. Она седьмое дитя через колено, и единственная, кто интересует меня во всем вашем селении. Если она одна сможет прийти ко мне через Терамарский лес, я дам ей заклятье, которым можно будет зачаровать колодец. Сделать это сможет только она. У вас тямы не хватит. Даже у тебя.

По мне прокатилась волна ужаса, я едва сдержалась, чтобы не закричать. Мать упала без чувств, а отец уложил ее на лавку. Старейшина вцепился пальцами в край корыта и произнес:

– Ты обрекаешь нас. Она лишь дева. Как ей пройти через Терамарский лес?

Ведьма пожала плечами и сказала:

– Я ведь прошла.

– Но ты ведьма! – не выдержав, крикнул старейшина. – А она лишь дева, обещанная стать верной женой. Она должна быть дома и готовиться к замужеству! Пусть отряд наших лучших воинов отправится к тебе за заклятьем, а ты подробно расскажи им, как и что делать. А она уж сделает.

Лицо ведьмы Кирки стало непроницаемым, она произнесла холодно:

– Ни один отряд не пройдет через Терамарский лес, если того не захочет сам лес. А лес не любит отрядов. Запомните, я жду только Шарлотту.

Едва она закончила фразу, водяная поверхность задрожала и покрылась рябью, воздух потеплел, а факелы вновь наполнили помещение мягким светом.

Кто-то спешно выскочил на улицу, но большинство остались. Я все еще смотрела на воду, к которой постепенно возвращается прозрачность, но когда из глубины помещения донесся голос, я вздрогнула и подняла взгляд.

На меня смотрел торговец голодными, жадными глазами.

– Я не хочу, чтоб моя нареченная ломилась в этот жуткий лес, – проговорил он.

– Никто не хочет, – отозвался старейшина. – Но все слышали ведьму. Верьте мне, она непреклонна и не пожалеет, если от деревни останется лишь пустыня.

Мой отец, наконец пришел в себя и привел в сознание мать, которая ошалелыми глазами вертит головой, словно не соображает, что происходит.

– Я не пущу дочь в такое место, – сказал он и кивнул Грэму. – Мы не для того растили её, чтобы дать сгинуть в Терамарском лесу.

Грэм добавил:

– И я не для того ждал полгода, чтобы отпустить её зверям на расправу. Это моя дева, она мне обещана, и я хочу делать с ней то, что положено делать любому нормальному мужу.

Кто-то одобрительно закивал, поддерживая его, а я представила, что, когда нас свяжут священными узами, придется терпеть его каждый день и вести себя как покорная овца. Все мечты о счастливой жизни уйдут в небытие, а любовь останется несбыточным сном. И я поняла, если ей не суждено сбыться, то лучше уж она не сбудется по моей воле, а не по воле кого-то другого.

Прежде, чем успела додумать, изо рта вылетели слова:

– Я пойду через Терамарский лес.

Когда родители это услышали, оба охнули в один голос, а Грэм вышел вперед и ударил кулаком в ладонь, глаза сверкнули, как у разъяренного быка.

– Такого разрешения тебе никто не давал, дева! – прогудел он.

Но я, почему-то осмелев после разговора с ведьмой, сжала кулачки и ответила:

– А кто тогда пойдет? Ты сам слышал, что она никого не примет, кроме меня. Или ты из-за своих желаний позволишь сгинуть всей нашей деревне?

– Но это безумство! – снова прогудел Грэм, не сводя с меня бешенного взгляда. – Как вы можете отпускать её? Эта дева уготована мне! Я не желаю, чтобы её у меня забирали! Он обещана! Обещана!