Г.Н. Воронцова
ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ИЗДАНИЯ
Роман «Хождение по мукам» был впервые опубликован полностью в журнале «Современные записки» (Париж): 1920. № 1. Ноябрь. Гл. ХI–ХIII. С. 1–34; Гл. I–Х. С. 1–84 (Приложение); № 2. Гл.XIV–XVI. С. 1–41; 1921. № 3. 27 февр. Гл. ХVII–ХХIII. С. 1–45; № 4. 15 апр. Гл. ХХIV–ХХVII. С. 1–40; № 5. 5 июня. Гл. ХХVIII–ХХХIV С. 1–37; № 6. 5 авг. Гл. ХХХV–ХХХVIII. С. 338–370; № 7. 5 окт. Гл. ХХХIХ–ХLIII. С. 1–43. С датой: Август, 1921 года.
Десять первых глав произведения были напечатаны ранее в журнале «Грядущая Россия» (Париж): 1920. № 1. Январь. Гл. I–VI. С. 23–88; № 2. Февраль. Гл. VII–Х. С. 5–58.
Отдельное издание романа вышло в 1922 г. в Берлине, в русском издательстве «Москва».
Автографы произведения неизвестны.
В фонде писателя в ОР ИМЛИ сохранился лишь автограф раннего варианта предисловия к отдельному изданию романа (1922):
Предисловие.
Ураган времени – революция. Корабль бытия пляшет на волнах, летит в грозовой мрак. Трещат и падают устои, рвутся в клочья паруса сознания.
В урагане времени летят дни и года с бешеной скоростью. Стихает революция, – корабль жизни, потрепанный бурями, качается у новых берегов.
Грозовая тишина перед бурей времени, первые раскаты, смрадный вихрь войны и гибель Российской империи, – вот содержание романа “Хождение по мукам”. Роман кончается тремя днями февральского переворота. Это – первая часть трилогии.
Вторая часть – революция, годы 1917—1921, – еще не закончена.
Третья часть – о прекраснейшем на земле: о любви, о русской женщине, пронесшей по всем мукам, в грозу и бурю, неугасший светильник нежности и чистоты.
Все три книги я посвящаю Наталье Крандиевской-Толстой.
Таким образом, можно говорить, по крайней мере, о двух текстах романа (журнал «Современные записки» и отдельное издание 1922 г.), напечатанных последовательно, с небольшим промежутком времени, в самом начале 1920-х годов. И журнальная публикация, и отдельное издание «Хождения по мукам» осуществлялись при непосредственном участии писателя, т.е. в равной степени авторитетны.
А.Н. Толстой принадлежал к той категории писателей, для которых творческая история произведения не заканчивалась с его первой публикацией. Большинство своих рассказов, повестей, романов, пьес он правил от издания к изданию, добиваясь выразительности и стилистического единства текста, его наиболее полного соответствия поставленным художественным задачам. Так, на протяжении пятнадцати лет писателем было создано три редакции его первого романа: «Две жизни» (1910), «Земные сокровища» (1916) и «Чудаки» (1924). Авторские исправления коснулись сюжета, композиции, характеров действующих лиц, стилистических особенностей текста. Находясь в эмиграции, Толстой, как он сам писал в одной из автобиографий, «начал большую работу, затянувшуюся на несколько лет: переработку заново всего ценного, что было (...) написано» (I, 45). В результате этого появились новые варианты ранних повестей и рассказов писателя: «Мишука Налымов» («Заволжье»), «Петушок» («Неделя в Туреневе»), «Мечтатель» («Аггей Коровин»), «Актриса» («Два друга») и др. Особое внимание Толстой уделял первым отдельным изданиям произведений, текстам для собраний сочинений, тщательно выправляя газетные и журнальные публикации. В соответствии с этой практикой прочитываются исправления, внесенные автором в текст романа для отдельного издания «Хождения по мукам».
Правка 1922 г. мало что меняла в идейной проблематике и художественной целостности произведения и имела три основных направления: 1) сокращение целого ряда фрагментов текста, порой довольно объемных, частью для придания большей динамики повествованию, частью в связи с авторским переосмыслением тех или иных проблем; 2) небольшая по объему смысловая правка, вносившая некоторые коррективы в изображение событий и характеров, а также в авторское отношение к ним; 3) исправление стилистических погрешностей и вообще стилистическая правка, выразившаяся в замене слов, фраз, устранении длиннот и лишних, необязательных описаний, ничего не добавлявших к сущности художественных образов.
Так, из текста романа были исключены два больших фрагмента. Первый, в котором анализировались причины войны, в «Современных записках» открывал главу XIII:
В эти жаркие дни, когда праздное население во всем старом свете развеивало скуку морскими купаниями, танцами, парусным спортом и любовью, когда более многочисленное трудовое население с безнадежно-тоскливым однообразием создавало и создавало все новые миллиарды никому уже более ненужных ценностей, когда еще более огромное, никем не замечаемое, не принимаемое в расчет ни одной социологической проблемой, деревенское население – мужики – доканчивали уборку хлеба, в это время несколько человек мудрых и лукавых дипломатов тайно от всего мира переговаривались шифром. Причина переговоров была в том, что правительство какой-то одной из великих держав во что бы то ни стало хотело начать войну, но кто именно этого хотел, допытаться было невозможно, все отвечали уклончиво и отрицательно, а пороховая нить где-то невидимо уже горела, пахло гарью.
Казалось, стоит только найти конец этой зловещей нити, и взрыв будет предупрежден, и было тем более удивительно, что он не находился. По всем соображениям – злая воля шла от германского императора, но его дипломаты по чистой совести утверждали, что войны, во что бы то ни стало, хочет Россия, но русский министр иностранных дел напрягал все усилия, чтобы предотвратить возможный ультиматум и т.д. и т.д. Причина этой неясности, главным образом, была в том, что население по крайней мере четырех великих держав хотело войны, не той, которая произошла, но войны, как избавления от безнадежно растущего количества вещей. За полстолетия европейского мира государственные механизмы, военные и деспотические по своей природе, перейдя на мирное положение, задачей своей ставили не увеличение счастья каждого человека, не развитие духовной его жизни в добре и любви, но производство им в кратчайшее время наибольшего количества вещей. Эти вещи часто не нужны были ни тому, кто их делал, ни тому, кто их приобретал. Человек должен был приспособляться к неимоверно сложной мировой фабрике. Он превращался в частицу механизма. Ему приходилось урезывать в себе добрые желания и подавлять яркие чувства, иначе бы он задохнулся в предназначенной ему пожизненно рубрике. И желания и чувства приходили в состояние первобытное и злое. И даже те немногие, кто собирал жатву на этом рабочем поле, были, более чем кто-либо, во власти вещей и цифр.
Так новые варвары, с такой торжествующей песней начавшие девятнадцатый век, беззаботно и шумно перешли границу разумного и с жадностью упились вином жизни, лукаво им поданным, и захмелели, и сами себе воздвигли жертвенник, и принесли брата, и заклали его во имя свое. И, когда была сказана эта безумная формула – я есть я, – замкнулся круг, и началась гибель: «я», как туман, исчезало, становилось ничем, нулем, абстракцией. И тогда появилась вещь. И вещь стала всем.
Сильнее всего это человеческое уничтожение сказалось в Германии. Количество созданных там вещей было неимоверно. Люди задыхались под этим грузом цивилизации, и казалось, что, если страна теперь же не будет разгружена, – народ задохнется. Но история не давала иных примеров разгрузки, кроме войны.
В войне была двойная радость – разрушение вещей и выход человека из нумерованной рубрики на вольное поле. Война была психологически желанна и неминуема.
Этим только и можно объяснить ту легкость, с которой европейские государства вошли в состояние военных действий, и быстроту, с какой повсюду прошла мобилизация.
И все же в эти последние дни никто ничего не знал и не предвидел. Жизнь была благоустроена, безопасна и сытна. И миллионы людей томились – одни тем, что жизнь бессмысленна, как колесо в каторжной тюрьме, другие тем, что жизнь пошла и надоедлива, как приставшая на улице пьяная, крашеная девка[531].
