Босые ступни совсем заледенели, уже не различая, что под ногами: ветки, камешки или перепрелая в студень листва. Рваный подол путался между коленями, мешая идти. Венец, ожерелье, серьги отяжелели, словно в них не рубины были, а булыжники. Прядь распущенных волос зацепилась за сук, рванула назад. Ренна вскрикнула, едва не упав, схватилась за мокрый мёртвый ствол.

Сердце колотилось в горле, но бежать было нельзя, никак нельзя, только осторожно пробираться вперёд, на ощупь. И всё равно казалось, что она ходит по кругу, раз за разом возвращаясь к тому, кого скрывала плотная дымка.

— Ну где ты? — проскулила, себя почти не слыша.

И не понимая, к кому обращается. Да и всё равно к кому: лишь бы спас, лишь бы заставил исчезнуть это страшное.

— Я здесь, — раздалось, конечно же, за спиной. — Почему раньше не позвала?

На туман легла тень огромных крыльев, и тот будто отступил, начал таять, становясь жиже. И то, страшное, что пряталось в нём, тоже отступило. А в спину теплом пахнуло, ласково взъерошило волосы.

— Дальше сама дойдёшь, — прогудело сзади.

Затылка коснулась горячая ладонь и…

Ренна села на кровати. Растёрла сухое лицо, невидяще уставилась в растрескавшиеся, не очень-то и защищающие от ветра ставни. Через щели сочился мутный утренний свет. Жаровня давно погасла и уже успела остыть. Комната промёрзла так, будто на улице не осень, а лютая зима стояла. Принцесса натянула плащ, даже капюшон накинула, но теплее не стало — мех толком так и не высох, топорщился слипшимися сосульками.

В дверь тихонько постучали.

— Да? — спросила её высочество, не слушая, что там ей говорят.

Просто это не имело никакого значения. А единственное, в чём на самом деле был смысл, оказалось очень-очень простым: он всегда стоял у неё за спиной. Невеста гемнона! Первая среди вовсе и не равных. Просто первая. Всего лишь его невеста.

— Иду, — отозвалась, когда снова постучали.

Маленькие резные фигурки из гладкой прохладной кости: девочка в разорванном платье, девушка с книгой… «Простите, я просто про неё забыла…»

— Ренна? — глуховато донеслось из-за толстой двери.

— Я сейчас.

Принцесса ткнулась лбом в колени, обхватила ноги.

Какой хороший, глубокий, а, главное, бессмысленный вопрос: «Что такое любовь?» Да ничто это, малость: даже не готовность, а просто способность отдать. Молча. Не требуя, не намекая, и взглядом не давая понять, будто нужна благодарность. Поступиться самым главным, что для Крылатых важно: показать слабость? Нет проблем. Пойти против воли духов? Да легко. Отойти, очень стараясь делать вид, будто тебя и не существовало никогда? Если так станет лучше… И защищать, стоять рядом, за спиной, пока сама не откажешься. А ещё быть безгранично счастливым уже только оттого, что тебя приняли.

— Ренна!

В дверь ботнули решительно, настойчиво.

— Иду.

Принцесса встала с кровати, поправила подол мятого платья, потянула плащ.

Слёз не было. Просто потому, что они тоже не имели никакого смысла. Плакать можно, когда хочешь чего-то добиться, когда не можешь справиться с эмоциями, когда кажется, будто силы кончились. Можно плакать, чтобы себя пожалеть. А сейчас от слёз какой толк?

Разбухшая от влаги дверь открылась с трудом, натужно скрипнув.

— Лошади готовы, — бесстрастно сообщил Нангеши, — пора выезжать. — Принцесса молчала. — Девочка, уже пять дней прошло. Все следы давно смыло. Дальше искать бессмысленно. Пора уезжать.

Ренна кивнула, потёрла лоб.

— Куда?

Этот, казалось бы, безумно простой вопрос потребовал неимоверного усилия. Принцесса даже губу прикусила — внешняя боль заставляла думать. Правда, помогало это ненадолго.

— Сначала в Серые скалы, потом тебя проводят в империю. Пойми, ты больше не Старшая мать, — Говорящий потянулся: то ли хотел по плечу потрепать, то ли по голове погладить. Но девушка отстранилась и руку Нангеши опустил. — Тебе здесь больше нечего делать. Всё-таки ты человек.

— А если у меня будет ребёнок?

— Всё равно он не сможет стать гемноном. По крайней мере, не сейчас. Будешь ждать, пока повзрослеет, в силу войдёт? — От участливого голоса Говорящего у Ренны зубы сводило. Принцесса хотела было попросить его не быть таким сиропным, да передумала. Ведь в этом тоже было не слишком много смысла. — Дома тебе станет намного лучше. Конечно, все подарки Арэна можешь забрать.

— Статуэтки тоже? — вскинулась Ренна.

— Все, — кивнул Нангеши. — Ну что, пойдём?

Принцесса снова кивнула болванчиком, обернулась, осматривая комнату, проверяя, не забыла ли чего. Хотя, что она могла тут забыть?

— Он со мной попрощался, — пробормотала зачем-то.

— Кто?

— Арэн. Сказал, что дальше я сама дойду.

Говорящий помолчал, поправил капюшон, рукав одёрнул.

— Девочка… — начал вкрадчиво.

— Думаешь, я с ума сошла? — усмехнулась Ренна. — Напротив, можно сказать, вошла. Хотя, конечно, сейчас хочется, чтобы наоборот. Впрочем, это всё неважно, на само деле.

— Если хочешь… — Крылатый глухо откашлялся в кулак. — Барт, наверное… То есть, я хотел сказать, что ты можешь…

— Это он тебе велел спросить?

Принцесса поморщилась от собственного чересчур резкого, каркающего тона.

— Нет, но…

— Можешь ему передать, что подделками я не интересуюсь! — отрезала её высочество.

— Ну он же тут ни при чём!

Крылатый вскинул ладони, будто защищаясь.

— Это он-то ни при чём? — хмыкнула принцесса. Но вспышка раздражения погасла так же быстро, как и разгорелась, уступив привычной уже апатии. — Хотя это тоже неважно. Пойдём.

Она вышла из комнаты, едва не толкнув Говорящего плечом, аккуратно прикрыла за собой дверь, почему-то стараясь, чтобы петли не заскрипели. Дракон придержал её за рукав.

— В одном ты можешь быть уверена, — сказал тихо. — На Грани тебя долго не забудут. А я постараюсь, чтобы этого никогда не случилось.

— Спасибо, — таким же шёпотом ответила Ренна, сглатывая едкую горечь, — как раз об этом я и мечтала.

— Я говорю вполне серьёзно. Ты…

— Я тоже, — перебила его принцесса. — И всё-таки пойдём, нас уже заждались, наверное.

А ведь и вправду, куда серьёзнее? Недаром же мудрые говорят: бойтесь своих желаний — они могут сбыться. Вот мечты в реальность и воплотились. Жаль только, что она до конца свою жизнь не нафантазировала. Тогда, может, всё окончилось бы совсем не так бессмысленно.

Больше всего отряд напоминал похоронную процессию. Мокрые лошади шли цугом, след в след — дороги размыло, проезжими остались только узкие тропинки. Мокрая глина, хоть и перемешанная с гравием, запросто могла поспорить со льдом, даже подкованные копыта на ней разъезжались, что уж говорить о подошвах. Край обрыва осыпался щебёнкой — вот-вот пласт в пропасть обвалится. И нудный, как зубная боль, моросящий дождь никак не желал униматься.

Ренна то ли дремала, то ли грезила в седле, время от времени подтягивая поводья. Понурая Серебрянка в ответ кивала, всхрапывала, но шагу не прибавляла, снова опускала морду едва не к самым копытам. Да и как тут ускоришься, если и впереди, и позади точно так же, нога за ногу, плетутся уже с утра уставшие кони? Принцесса и не настаивала, снова отпускала себя в дурную маетную полудрёму.

Мир уплывал всё дальше, дождь шелестел всё тише, удары копыт становились глуше, а хмарное небо поднималось, и даже светлая полоска у горизонта появилась — ещё не солнце, но намёк, что где-то там, за тучами всё-таки есть и свет и тепло.

Яркий луч полоснул по глазам, как ножом, заставив щуриться, прикрыться локтем. Кобыла заржала коротко испуганно, попятилась. Кто-то крикнул неразборчиво, предостерегающе. Но Ренне до окриков дела не было.

Сонливость с дремотой пропали, правда, и каменистая тропка с унылыми кустами тоже. Точнее, они не совсем исчезли, а остались будто бы во вне, словно принцесса оказалась в коробке из мутноватого, толстого стекла. И эта коробка всё увеличивалась и увеличивалась, вытягивалась, превращаясь в туннель. На другом его конце дрожало зыбкое марево, из которого проступали, твердея, набирая плотность, контуры: каменная чаша и торжественные, залитые солнцем золотолисты; скальный пик и жарко горящий дракон на нём; провал пещеры, гигантские ступени, водопад. Алый Крылатый, аккуратно, ласково подпихивающий недовольно пищащего, топорщащего куцые крылышки детёныша: чёрно-красного, будто в горох разрисованного. И женщина, оставшаяся стоять у входа. Её лица не видно, порыв ветра раздул вуаль, но она улыбалась.