Он злился на Курана, хотя это было бессмысленно.

Тот был прав, когда предпочел Зеро.

Верность всегда награждается, вроде бы так говорят?

А вероломный, предавший, изменивший единожды, сделает это снова. Так уж устроены люди.

Ичиру свернулся комочком у сияющей паутины, в которой находилась его госпожа. Коснулся холодной руки, жалобно прижал ладонь к своей щеке.

Он любил ее. Любил так сильно и отчаянно, что готов был броситься в омут, не получая отклика.

В этом была его беда. Решения же проблемы в такой ситуации просто не существовало.

Он так и заснул, а проснулся уже в других объятиях — объятиях юной девушки.

Стоит ли говорить, что держала его в теле Марии именно та, которую он так желал, с которой ушел когда-то, когда совершил первое свое предательство, погубившее его семью?

— Ичиру… — губы и руки были теплые, и парень неожиданно понял, что будет любить свою госпожу в любом теле, не жалея сил на то, чтобы ей угодить, загладить свою вину, исправить ошибку своего предательства.

— Гос… — это не вписывалось в его расчеты.

Он думал, что ему придется целовать изящные стопы госпожи, чтобы получить прощение.

Так почему же она так бездумно и яростно, жадно целует его самого, проникая в рот с упорством изящного танка?

— Все хорошо, Ичиру, все хорошо, — и мягкие касания к щекам, и руки — любимые, которые позволено так бездумно прижать к губам и начать осыпать поцелуями, не контролируя слезы, бегущие по щекам.

Молчание, полное неизведанного тепла. Объятия — такие незнакомые, но приятные.

— А знаешь, пожалуй, я побуду еще в этом теле, — девушка улыбалась мудрой улыбкой вечно молодой Принцессы Цветущей Сакуры, и Ичиру неожиданно понял — вот он, тот шанс, для его любви, которого он столько ждал.

Без своей души, тело Шизуки Хио прекратит испытывать малейшие намеки на течение времени, застынет, и вновь пробудится лишь тогда, когда Ичиру станет достаточно взрослым, чтобы они выглядели как надо.

Гармония.

— Да, моя госпожа. Так и должно быть, — выдохнул парень, прикрывая глаза и вновь позволяя себе окунуться в негу той нежной ласки, чтобы была ему позволена отныне.

И у этой ласки был вкус поцелуев и любимых губ…

Я обязательно покажу тебе сладкий сон следующей ночью…

========== Бонус. Обращение к читателям. ==========

Я пытался поставить плюс в названии части, чтобы никто не думал, что тут только обращение. Но КФ сказало мне идти… удовлетворять потребности бренного тела с кем-нибудь, скажем так.

Подумать только, я прокорпел над этой работой два года с копейками, а мне еще столько нужно сказать…

В ней, в общей сумме, 43 части, десять ночей, сто страниц, больше 150 отзывов.

Да, можно и больше, но я слишком ленивый, и не слишком спешу.

Она в 76 сборниках, и я не знаю, в скольких из закрытых она лежит.

В ней, по моей задумке, было шесть сюжетных линий как минимум, и я еще столько всего не сделал, черт возьми.

Я уже начал продумывать вторую часть, но понял, что кое-что надо будет переделать, да-да.

Превратить 43 куска в десять или около того.

Не получить люлей от беты, когда он придет и это обнаружит *мысленно помолился, пересчитал бусинки на своих четках*

Здесь осталась не пристроенная Юки.

И не отпетый за упокой Ридо, где-то за кадром.

Не убитый Совет вампиров и не распущенная Гильдия.

Не переспавшая с Ичиру Шизука.

Не слишком сильно засветились Ночники.

Я люблю эту работу.

И не собираюсь прятать ее в черновики, как некоторые другие.

По моим подозрениям, некоторые читатели пошли на второй заход по перечитыванию.

Или на третий. Возможно, на десятый.

Или я слишком самонадеян, ха-ха. *Пнул под стол комплексы*

Сейчас, когда я взялся за подготовку к экзаменам, писать просто некогда.

Переделывать тоже.

Поэтому сейчас, я оставлю здесь это обращение, и буду надеяться, что вы не оставите меня за то время, что я буду занят.

Мне слишком многое надо изменить — не только в фанфике, в своей жизни.

Но все-таки — объявляю работу завершенной.

Прода, быть может, когда-нибудь будет. (нет)

Пусть и выглядит все чертовски логично, будто я уже закруглился. (да)

Благодарить еще слишком рано. (или поздно?)

В моей голове плещется жажда показать вам все кроваво-сладкие проделки этой, и не только этой парочки.

Так что — просьба не расходиться.

Занавес опущен.

Актеры наносят грим.

И самая сладость, самая вкуснота начнется, как только закончится этот томительный для всех антракт.

А теперь — лирическое отступление.

Я написал эту штуку за каких-то час полтора.

И она опять такая вдумчивая.

Расту, наверное.

Жуть.

Вообще-то, я не люблю эту весну, она пришла слишком резко и выбила меня из колеи.

Но весну любит Зеро, и я позволяю ему занять сейчас мое место.

Пусть говорит.

Зеро любит каникулы за их терпкий и свежий, как запах весны, вкус свободы.

Теперь, когда он имеет право, не скрываясь, держать за руку того, кого любит, он получил и право провести каникулярную недельку вдали от Академии, от Юки, взволнованно глядящей на любимого ею президента и старшего «брата», недоуменной, как вышло, что, вроде бы два парня, каждый из которых трепетно ее оберегал, нашли нежность и любовь в объятиях друг друга.

Зеро тогда не смог ответить на требовательный взгляд шоколадно-карих глаз, только виновато уставился в сторонку — совесть немного грызла за украденную любовь, за то, что он оказался для Курана более интересной целью, ради которой тот перекроил все свои далеко идущие планы.

Это было всего пару дней назад — сейчас он был далеко, но все еще думал об этом.

Куран, утомленно прикрывающий глаза за темными стеклами солнцезащитных очков, сжал их сплетенные пальцы и потянул в тень дома, намеренный завершить прогулку и немного отдохнуть — он все еще перестраивался с ночного расписания на человеческое время, пусть и считал его весьма утомительным для себя.

В узком коридорчике, где два тела все время сталкивались и терлись друг о друга, они сбросили обувь, и чистокровный тут же решительно расстегнул несколько пуговиц на рубашке любовника, нетерпеливо прижимая к стене и кусая покорно подставленное горло с взволнованно бьющейся жилкой.

Кровь у Зеро была густая и сладкая, запах щекотал нос непролившимся пока еще дождем.

Ухо опалило горячее дыхание и едва слышный мурлыкающий стон, тонкие пальцы сжали плечи, скрытые рубашкой и ветровкой, скользнули до локтей и легли на ребра, дрогнув и сжавшись.

— Х-хватит, — выдохнул юноша, прикрывая бледно-фиалковые глаза и прикусывая губу. Он ради этого пил сегодня человеческую кровь, и теперь кормил Канаме, который не мог пить напрямую из чьей-нибудь тонкой шейки. Но, кажется, горла Кирию ему пока хватало, и Зеро в душе выдыхал с облегчением — он не знал, как отнесется, если любимый вдруг предпочтет кого-нибудь еще.

А еще он начал осваивать вампироведение, и теперь знал, что тот, у кого берут кровь, влюбляется в того, кто ее берет — стало стыдно перед Юки и страшно за себя.

Любить Канаме больше, чем есть, казалось, просто невозможно.

Но был и свой плюс в этом, и Зеро радостно воспользовался предложением чистокровного, как можно аккуратнее впиваясь клыками в плечо, судорожно сглатывая ударившую в рот кровь первородного.

Они обменивались кровью каждый день, и не отказывали себе в потреблении чужой, пусть и из донорских пакетов.

Идеальный вампирский медовый месяц, пусть и не в родовой резиденции Куран.

Устроившись на кожаном диване в коридоре, парни лежали и облизывались, время от времени скользя жадным взглядом по телам друг друга.

Они, правда, пытались не скатиться в исключительно плотские желания. Но всякий раз, когда смотрели на алебастровую кожу друг друга, усилия летели в Тартара.

Так было и в этот раз — севший на бедра шатена, Зеро первым скинул рубашку, и потянулся к любимому, который тут же потянул его выше, вынуждая нависнуть, начиная ласкать бледные соски, принуждая Зеро опереться на дрожащие руки и терпеть сладкую муку — этакое наказание за невоздержанность.