В кабаке Коля не знал куда деваться, свободных мест не было, он стоял возле двери, куда одновременно упиралась и барная стойка. Много мелюзги, которой Коля годился в старшие родственники, но и ровесники его вроде наличествовали. Правда, Гоша бы обозвал их всех «мажорами-погорельцами» (имея в виду блестящую их природу) или «дисканутыми бездельниками» (имея в виду праздность дискотечной жизни). «Бля, – коротко подумал Коля, и еще чуть-чуть: – Может всё отменили?». Но народ стоял, ждал у моря погоды. И «море вспенилось бурливо».

В зал потекли клубы дыма и посыпались странные звуки, которые Коля не понимал, какой инструмент извлекает. Толпа завопила. Лера вышла на середину сцены кошачьей походкой. Волосы низко спускаются по плечам, губы красные, белая рубашка повязана на прилипающем к позвоночнику животе, юбка черная, кожаная, с молнией посередине. Босая. Вся гладкая, искристая в греющем свете софит. Первая песня – женская. Отсканируй его, как чемодан, и тогда не поймешь, что – мужик. Тонкие щиколотки, тонкие запястья. Весь словно отлит для. «Для чего?» – спросил себя Коля, развесив глаза и уши по всему залу.

Двигалась Лера, как молодая пума. Как наследница престола. В минуты, свободные от охоты. От необходимости когда-нибудь царствовать. Царствовала она сейчас.

Голос ее втекал Коле в такие места, о которых тот ничего и не знал. Заполняя все тайники, все самые крошечные, самые пыльные коробочки, дверцы…

Потом Лера сняла рубашку и стерла помаду рукой, так что на коже ее засияла алая полоса. Ткань упала ей под ноги. Она осталась в одной только юбке. Которую… Коля даже испугался (в не меньшей степени испугался того, что ждал), она сейчас расстегнет.

Нет.

Боже…

Гитары взревели какой-то трэш, и понесся бешеный расколбас. Толпа орала, скакала, отплясывала. Лера пел совсем другим голосом какой-то чумной дикий безумный ком из – Коля ничего не узнавал, ни слова не понимал – каверов все и вся.

Когда Лера прыгал вместе со всеми – голос его срывался, он не всегда справлялся с дыханием, но почти не лажал, впрочем, у Коли слуха совсем не было, да ему все и так нравилось. Даже не так, нет. Ему не нравилось, он был ошарашен, потрясен, снесен, как мятая газетка порывом ураганного ветра, самого его просто не стало, и где он, кто он, что он – Коля забыл.

Лера раскидывал руки по линии горизонта, вздымал их к небу, заколоченному плотной кровлей над ними, мышцы у него под кожей текли, как змеи, грудь вздымалась, живот втягивался так сильно, что юбка сползала низко, надувался…

В самом конце, практически вися на микрофоне, волосы заправлены за уши, лицо улыбается, он, развернувшись, что-то говорил своему клавишнику, они тайно синхронизировались, последняя песня была такой медленной и грустной, что неопытное Колино сердце скрипнуло, как доска в лазе… Лерина грудь успокаивалась, все эти дрожащие срезанные картавые «р», которые скрипели у него в горле, разбегались по Колиной коже мурашками.

И когда все удалились со сцены, Коля уже думал, что в жизни не подойдет. Сам. Как к нему, такому, можно вообще – подойти?

========== 1 ==========

«и меня моя милиция

заберет»

Коля повернулся к бармену и заказал 0 пять темного пива, покрутил не стакан, а снаряд – пенную бомбу – за суженное основание. Купил – ради глотка. Одного глотка. Который никак не мог сделать. Рядом сел Лера. Переодетый в безразмерную черную рубашку и такие же джинсы. Застегнутый на все пуговицы до горла и запястий. Штанины, как два мешка, упираются в убийственные гамаши, даже круче (только что короче) Колиных рабочих «берцев».

Бармен выдал ему пакетик с орешками, как завсегдатаю, зная, что тому нужно. Лера распатронил его и, разламывая золотые скорлупки, как белка, съедал изумруды фисташек.

Клавишник и басист гасили коньяк, гитарист ушел домой, хлопнув каждого по плечу.

Коля, почесав лоб, решился:

– Привет. Я Коля, – руку не протянул, но зудело, – круто поешь. И вообще. Концерт у вас хороший получился. Правда, мне не с чем сравнивать. Но мне понравилось. Да.

Лера ничего не ответил. И Коля уже мысленно был очень далеко. Где-то на шоссе. Где ему и место. Пожалуй.

– Да.

Добавил он. Никому.

Лера повернулся к нему, улыбнулся (этой своей милой улыбкой), протянул пакетик, мол, будешь? Коля стеснительно отказался.

– Хочешь пива? Я еще не пил.

Теперь отказался Лера и облизал пальцы.

Разговор не клеился, как жвачка к маслу.

– Угостить тебя чем-нибудь?

Лера подобрал цветной коктейльный зонтик, отражающийся крошечной радужной каплей на глянце столешницы. Потом потянулся к Коле и вставил ему этот зонтик в маленькую петлю в карманчике на груди, для чего пришлось потеснить пуговицу. Коля чуть со стула не рухнул. Непонятные импульсы прошлись по всему телу, и его едва не закоротило. Он нахмурился, отгоняя картинки молний, серебряных проволок, спиц. Унимая волнение. Лера истолковал абзац теперешнего Колиного лица по-своему и, спрыгнув с высокого стула, чуть было не растворился в воздухе.

– Может прокатимся куда-нибудь? Посмотрим город. Сейчас красиво. Я на машине.

Выдал Коля телеграмму мольбы. Под нечитаемым взглядом Леры он достал из петлицы зонтик, повертел его в руках, убрал в карман. Лера кивнул, вроде бы соглашаясь. Шепнул что-то клавишнику, показал на Колю, которому не хватало только тупо помахать… и все равно исчез.

Но скоро вернулся, в белой куртке, с рюкзаком.

*

Когда они сели в машину, Лера зевнул.

– Может, ты домой хочешь?

Спросил Коля, но Лера только помотал головой и отвернулся к окну.

Коля тронулся с места и просто поехал куда-то, сворачивая на перекрестках, останавливаясь на светофорах, машина катилась, как шарик в лабиринте. Огни главных улиц сменились темнотой переулков, дома богачей мешались с домами бедняков. Они въехали в старую приземистую часть города, что омывалась рекой. Коля почувствовал, как успокаивается. Как на него снисходит странный мягкий покой и ощущение правильности происходящего, его прендачертанности.

Они вышли на берегу, посмотреть на воду. Течение покрыло кожу реки множеством мелких вздыбленных мурашек. Фонари подливали масла. Ветер развевал Лерины волосы, расплетал косы. Он смотрел на воду, прижимая куртку руками ближе к телу. Достал сигарету, прикурил, спустился по лестнице, выдыхая дым, не вынимая сигареты, побулькал пальцы в воде.

Пошел снег.

Белые хлопья, как клочки облака, сыпались на воду, на кожу и тут же таяли.

Было так прекрасно.

Не как в кино. А как в жизни. Странно и просто.

И даже если весь мир разлетится на маленькие белые хлопья и исчезнет во тьме, точно улыбка…

Даже если.

Даже если.

– Я бы чаю выпил, а ты?

Коля вспоминает, что видел кофейню в одном из переулков поблизости.