========== 3 ==========

«так и не заметил, как растаял туман

видимо, утратив дар хватать на лету

я разбитной бедуин, и мой караван идет

из любви в Пустоту»

Коля сидел на стуле – на правом колене чашка – и, не касаясь ложкой стенок, бесшумно размешивал сахар и кофе, которые никак не хотели растворяться в холодной воде, а кипятить чайник – рисковать разбудить то, что завернутое в одеяло, сопело у него на диване.

Длинные волосы были такими белыми, словно кусок сала в разрезе (который, Коля смутно припоминал, тоскливо валялся у него в маленькой морозилке), самые кончики сухие, ершистые. Худое острое плечо выступало из-под взбитой ткани настолько ирреально и тонко, что казалось каким-то предметом, бутафорией, где кость – пластик, а кожа – змеиная. Белее головы. Вообще белого было даже слишком много, то ли из-за сумерек, то ли из-за чего-то еще, но Коле казалось, будто у него на диване разлили молоко, которое приняло определенную плотную плотскую форму, и даже если пятно когда-нибудь высохнет, этот невозможный белый останется все равно, на стенках Колиного нутра.

Молоко проснулось.

С протяжным чуть только хриплым стоном.

Потянулось.

Вздохнуло.

Коля замер, как кролик.

Ресницы, острые, влажные, вздрагивают над темными изогнутыми бровями, аккуратно сложенными из тончайшей кофейной щепы над веками.

На лбу две маленькие родинки, как стразы.

Губы набухшие.

Глаза, в черной поплывшей подводке, дрожат светлой осенней синевой.

Вытирает веки тонкими пальцами с нежно-розовыми ногтями.

Лицо грустное.

Зовется – Лера.

Лера встает, оставляя одеяло остывать, отсвечивая малюсенькими трусами, криво улыбающимися внизу живота и чуть оттопыривающимися в районе паха.

Вообще-то он совсем не стеснительный. Вчера Коля, нависая над ним и стаскивая эти смех один, а не трусы, обнаружил за ними такой крошечный член, что по-хорошему, свернувшаяся фигой кишка молоки выглядела бы больше, он даже закрыл глаза от почему-то приятного удивления, пока Лера раздвигал ноги шире.

Из задумчивости Колю выдернула пропажа – руки опустели – Лера взял чашку и, сделав глоток, вылил ее содержимое в раковину. Нажал кнопку чайника и скрылся в ванной, где провозился чуть не целый час. В как бы коридоре достал из своего рюкзака белую мятую футболку, джинсы, носки и часы. Облачился во все это прямо там, толком еще не высохнув. Закинул на освободившееся место платье. Влажные на самых кончиках волосы намотал в нечто неопределенное и перехватил резинкой.

Оросил себя из прозрачного, как слеза, флакона мигом испарившимися брызгами, духи скользнули из его пальцев туда же – в рюкзак.

Надел белую, как и волосы, тонкую куртку, и такие же кроссовки.

Покрутил «домашний» замок во все стороны и, странно посмотрев на Колю – вышел.

Коля стоял в коридоре, пока к нему прилипал какой-то неопределяемый запах стихийной свежести. Море? Лес?

В голове мелькали сцены их странных встреч, которые не должны, наверное, были вот так рассеяться, как туман, как…

Дверь открылась назад.

Белое Лерино тело вернулось в пространство Колиного жилища.

Поцеловало в щеку, протяжно, как женщина, словно откатывая губами след от помады.

Улыбнулось в лицо.

И снова исчезло.

Коля коснулся щеки пальцами и заметно повеселел.

========== 0 ==========

«я тебя заговорю

что не вспомнишь

как зовут»

Коля встретил её в среду, которая, как известно маленькая пятница. Но встречать он никого не хотел, как никто не хочет встречать бедного родственника с вокзала в 5:45. Коля бы и внимания не обратил на стайку девчонок, пробирающуюся по стенам заброшенного завода к клубу поблизости. У Гоши сработали датчики:

– О, малолетки. Пошли-ка.

Коля посмотрел на часы: 23:15. Действительно, час поздний, комендантский, место опасное, нимфы неопределенно юны (Колиной племяннице было всего пятнадцать, но, разряженная в пух и прах, выглядела она на все двадцать пять).

– Младший сержант Бабакин, леди, предъявите документики.

– Зачем это?

– Уточнить ваше право находиться в такое время в таком месте без сопровождения родителей.

– Вот еще. У меня нет паспорта. У меня тоже.

Лера молчала.

Прикуривая сигарету.

Молчала, затягиваясь, пока ее подружки облепляли Гошу, кокетничая так, что младшему сержанту чуть позднеосенние звезды не посыпались на погоны.

– А у вас что? – спросил Коля у Леры, но ответа не получил, обернулся к напарнику, тот хохмил и паясничал, закрытый длинноволосой ширмой. – Нужно что-нибудь предъявить или, если ничего нет, скажите, как ваше имя.

Лера протянула ему студенческий.

Скворцов Валерий Павлович.

Коля сглотнул и взглянул на Леру еще раз.

Сходство с фотографией, конечно, имелось.

Но, даже зная, как-то не верилось, что это – парень.

Лера улыбнулась ему и забрала документ.

Коля не придумал ничего лучше, чем спросить:

– А вам нравится… учиться?

Лера кивнула, выпуская струю дыма куда-то в сторону.

– У… это хорошо, – многозначительно добавил Коля, и снова посмотрел в сторону Гоши, который, слава Богу, уже откланивался. – Вы бы аккуратнее здесь ходили, всё-таки место такое, нехорошее, – наставительно приплюсовал Коля, не понимая: че это его так на разговоры прорвало?

========== затмение ==========

«et mes rêves s’accrochent à tes phalanges»

Конечно, Коля пробил по базе Скворцова Валерия Павловича. Два штрафа за переход улицы в неположенном месте. И вся история. Странно нежно подсветились венки Герцена и Пушкинской на внутренней Колиной карте памяти. Потом он искал Леру в сети. Безуспешно. По вузу и так. По имени. Может, он какая-нибудь Королева или Мадам Помпадур. Протерев лицо ладонями, как полотенцем, Коля почти соединил створки ноутбука, но вдруг увидел репост на какой-то дочерней группе Лериного факультета афиши концерта, что состоится в следующий четверг, в девять. Фотки на афише не было, но

Лера

Костя

Пепси

и Нут

как-то навевали на мысль, что – авось.

И можно ведь просто немного окультуриться в выходной, если – не авось. Тем более, что Коля сто лет нигде не был, света белого не видел.

И засобирался.

Засобирался, правда, преступно накануне, за десять минут до выхода. Потому что к четвергу подрастерял уверенность в верности положительности принятого решения. Все аргументы «против» почему-то говорили Гошиным голосом, аргументов «за» было ровно ноль, и этот несчастный немой 0 болтался у Коли в центре под черепом, медленно вытесняя всё. И улыбался ему. Очень милой, надо сказать, улыбкой – губы накрашены розовым и поблескивают в подсвеченной тьме фонарей нежно и ранимо.

Но идти-то все равно было не в чем. Форма слишком многое заменяла Коле в жизни. А кроме нее имелись только пара застиранных (как выяснилось, что-то раньше он не замечал) футболок да свитер (какой-то, оказывается, стрёмный совсем)… Роясь в полупустом шкафу, Коля обнаружил пакет, а в нем темно-синюю футболку, которую мама ему подарила на прошлый Новый год. Вот спасибо, ма. Джинсы постирались сами собой накануне, и теперь Коля гладил их, выжимая из утюга такое количество пара, что в прохладном воздухе комнаты тому мерещилось, будто он брат тумана.