-Прости…

Младший Каулитц с ужасом смотрит на брата, поднимает его с пола, усаживает на край ванны.

-Какого черта, Том.

Старший рвано дышит, пытается собрать себя, чувствует, как Билл смывает кровь с разбитой руки. Сколько времени прошло?

-Я… Сколько ты со мной?

Билл дрожит всем телом, но молчит. Том смотрит на него, тот поднимает голову, держит Тома за руку, говорит, что пальцы сломаны.

-Что? Сколько ты со мной, ответь.

Билл монотонно произносит:

-Часа полтора сидим тут. У меня бывало так, когда после завязки я накидывался сразу чем попало.

Том помнит, как тряслись руки, и сжимались стены. Том помнит, как кричал. Минуту занимает понять, что Билл списал это на передоз.

Гентингтон.

Том наконец чувствует, как болят сломанные пальцы. Видит разбитую плитку на стене ванной.

Гентингтон.

Том чувствует, как нервы звенят в голове, как подступает тошнота.

Гентингтон.

Том видит испуганного Билла, который сидит на полу рядом с ним. Том понимает, что должен успокоиться, иначе сойдет с ума сам и сведет с ума брата.

-Нам нужно вернуться в Германию.

Билл молчит. Ждал этого, знал, что Том не выдержит. Кивает.

-Знаю.

Том закрывает глаза, Билл убирает пряди волос с его лица, прислоняется лбом к его лбу.

-Скажи мне, что происходит. Ты пальцы себе сломал. Я никогда за все 28 лет не слышал, как ты кричал. Даже если это передоз, психоз не возникает на пустом месте. Скажи мне, что происходит. Куда и отчего мы бежим.

Том молчит, смотрит на Билла.

-Нет.

Младший резко поднимается и уходит.

-Билл, останься!

Младший замирает, оборачивается в дверях. Том понимает, что обратного пути нет. Билл понимает, что Том скрывает что-то, что сломает их. Голос Тома, взгляд Тома – отчаяние.

-Тебе нужно вправить пальцы, – Голос дрожит, Том готов разбить голову, лишь бы не слышать этого страха в тоне младшего. – Я принесу тебе свежую кофту, приведи себя в порядок, спустимся на ресепшен. Я плевать хотел, что происходит. Я остаюсь здесь на оставшиеся две недели, потому что, по-видимому, они последние нормальные в моей жизни. Делай, что хочешь, не держу. Ровно через четырнадцать дней мы возвращаемся домой, и первое, что я услышу от тебя – это то, из-за чего мы здесь.

-Билл…

-Иди к черту, Том. Иди к черту.

Попытка пожить нормально потерпела полное фиаско. Тому плохо так, как не было плохо никогда. Даже положительный результат на хорею не вызвал такого отчаяния.

Начало конца.

Пропавшее боковое зрение, тремор, психоз.

Гентингтон проник в мозг и прочно там обосновался.

Дома.

Чувствуйте себя, как дома.

Умирай сейчас или доживай.

Том перестает верить в то, что стоит жить до того момента, пока не станет совсем плохо.

Жизнь та еще сука.

========== Chapter fourteen ==========

Woodkid – Never Let You Down ft. Lykke Li

Том едва не лезет на стены, когда ждет брата в номере гостиницы. Билл времени не теряет и действительно доживает. Сколько сигарет выкурено, сколько кокаина и мета прошло по венам.

Том понимает, что он сорвался бы, не здесь, так в Барселоне или Лондоне, но это произошло бы. Когда он в двадцатый за четыре часа раз щелкает зажигалкой и закуривает, он понимает, что как бы он ни старался – Гентингтон ему не проигнорировать.

Старший Каулитц сдается. С каждой затяжкой, с каждым вдохом и выдохом. Том сдается.

Когда он затаскивает Билла в номер, когда укладывает его спать, снимает с него обувь, закрывает одеялом. Когда не спит ночами, курит в окно. Осознание смертности приходит с каждым днем. Осознание того, что жизнь закончилась, приходит к нему в утро вторника, в день возвращения в Германию. Домой.

Когда Билл молча берет свой чемодан и идет впереди Тома, не обращая на него внимания, когда садится в такси рядом с водителем, оставляя Тома одного сзади.

Молчание.

И Том даже сказать ничего не может, потому что понимает, что виноват. Хотя, в чем он виноват? В том, что пытался дать им немного больше времени? В том, что ограждал брата от Армагеддона?

Вот оно – вторая стадия умирания – гнев.

Садясь в такси, Том раздраженно и нервно проговаривает:

-Я сделал все, что мог. Ты можешь хотя бы посмотреть на меня? – Билл сидит прямо, смотрит перед собой. – Билл! Посмотри на меня!

Том хватает брата за плечо и разворачивает к себе. Младший прикусывает нижнюю губу, глаза чуть прищурены, руки сжаты в кулаки.

-Дома. Отпусти меня, мне больно. – Билл поводит плечом, Том убирает руку.

-Прости.

Том закрывает глаза. Глубоко вдыхает.

Он не сможет. Он физически не сможет ничего сказать брату. В голове ни одного слова, Том понятия не имеет, что и как сказать. Слишком рано, слишком спонтанно. Виноват. Все-таки, виноват.

Есть только один человек, который знает, что делать. Том умоляет, чтобы Георг не был в туре.

Телефон, сообщение с просьбой ответить как можно быстрее. Короткое: «Я в Германии. Нам нужно поговорить». Ожидание секунд в тридцать, и Том получает такое же короткое: «Хорошо». Договариваются на уже родной Хакельбергер, Том, кажется, начинает снова дышать. Листинг знает, что сказать и что делать. И он в очередной раз спасет Каулитца. Том надеется на это. Потому что больше надеяться не на что.

***

Билл кидает вещи в гостиной, закуривает тут же. Комната мгновенно заполняется запахом сигарет.

-Если ты сейчас скажешь мне, что к тебе прикасался кто-то, кроме меня, я выбью тебе все зубы. – Руки Билла трясутся, в голосе проскакивают истеричные нотки. – Если ты скажешь, что нам нужно жить отдельно, «нормально», сука, Том, я не отпущу тебя.

Дыхание старшего перехватывает, Билл слышит, как он буквально скулит. Мотает головой, судорожно.

-Нет, Билл, никогда. Нет.

Подходит к брату, обнимает его, целует, не отпускает так долго, пока оба не начинают задыхаться.

-Никогда.

Билл успокаивается.

-В чем дело?

Том забирает у него сигарету, затягивается.

-Мне нужно встретиться кое с кем.

Билл истерично смеется:

-Издеваешься, блять, издеваешься.

Том хватает его за руку, снова обнимает и говорит, что ему это нужно.

-Я буду дома к десяти вечера. Сейчас половина пятого. Пять часов, и ты все узнаешь, я обещаю тебя. Я не смогу тебе ничего сказать прямо сейчас. Я не смогу.

Билл отталкивает брата.

-Иди.

Том кивает. Понял.

-Пожалуйста, только не уходи не куда и не пропадай. Я прошу тебя. – Он заглядывает Биллу в глаза. – Слышишь меня?

-Слышу. Иди.

Закрывая за собой дверь, Том понимает, что вернется он уже не домой. Не к Биллу.

***

Георг вскакивает, опрокидывает тумблер с виски, когда видит Тома.

-Живой.

Обнимает его, Каулитц изображает подобие улыбки. Георг просит бармена налить виски Тому, понимает, что слово «живой» было сказано поспешно.

-Вы рано вернулись. Что-то случилось? Что с рукой?

Том смотрит на сломанные пальцы, молчит. Залпом опрокидывает виски, усмехается.

-Я здесь, чтобы спросить у тебя, как мне рассказать все Биллу.

И Георг понимает, что это конец.

-Расскажи мне, что произошло.

Том опрокидывает рюмку водки, говорит, что больше не пьет.

-Амстердам. Неделя жизни Билла. Я знаю, что у нас хорея почти восемь месяцев. Почти восемь месяцев я считаю свой каждый день, как за один из последних. Не могу больше. Не хочу. Много наркоты, Билл привык к этому, я – нет. Гентингтон проявляется сначала в психозах, потом пойдут депрессии, паника, мы перестанем понимать, кто мы и что мы делаем. Беспорядочные, не поддающиеся контролю движения. Невнятная речь. Может быть, еще год. Может быть, два. Я потерял боковое зрение месяцев шесть назад, Билл, вроде как, еще видит. – Том достает из пачки сигарету, кисть дергается, сигарета падает. Том улыбается. – Вот оно. Так будет постоянно, непрерывно. Все тело будет ходить ходуном.

Георг сжимает зубы, смотрит в пол.