Докукин схватил трубку и быстро набрал номер.

– Прахова мне! Кто-кто… Прокурор звонит!

Секретарша просила подождать: шеф говорил по телефону. Докукин ждал, вжимаясь в трубку.

– Слушаю, Прахов…

– Ты звонил мне только что?

– Даже не думал. Что? Был звонок? Надо поставить «прослушку», засечь козлов…

– Мне угрожают! – закричал прокурор. – Я не могу работать в таких условиях!

Федор Петрович визжал, как поросенок. В принципе, прокурорский надзор предполагает наличие хорошего голоса.

– Не ори, – попросил его Прахов. – Баклажку надорвешь, охрипнешь… Что тебе? Охрану приставить? Сейчас сделаем. Какие еще проблемы?

Проблем больше не было никаких, кроме одной. Но ему и одной достаточно. Того и гляди, в собственном кабинете начнут допрашивать по полной программе.

– Подошлю участкового, – успокоил Прахов. – Будет лично тебя охранять. Успокойся. Мы уже принимаем меры. И круг сужается…

Произнес и отключился. Хоть бы информацией поделился, ментяра.

Прокурор встал, подошел к мебельной стенке. Открыл дверцу холодильника, вынул початую бутылку коньяка, налил себе в бокал и выпил, косясь на входную дверь. Потом разорвал апельсин, сунул в рот, прислушался к себе. Алкоголь побежал в груди, выдавливая страх. Наконец остался лишь мелкий трепет, но и тот вскоре рассосался. Напрасно Федя кого-то боялся. Всё схвачено. Федя еще нальет и выпьем, чтобы уж совсем осмелеть. Даже удивительно, почему он сразу не догадался. А всё торопливость виновата. Испугался махровых похитителей, которые, может, сами его боятся.

Царев быстро шел на поправку. Сослуживцы навещали товарища каждый день. То один придет, то другой. Дочь с зятем бегают тоже.

– Царев? К вам пришли внизу, – сказала в двери медсестра. – Девушка спрашивает. Можете спуститься?

– Спасибо, спускаюсь…

Царев опустился и обнаружил в вестибюле внучку – та забилась в угол, как мышка, и еле дышит. Они отыскали два свободных места и сели. Дед скользнул взглядом по внучкиным глазам.

– Рассказывай…

– Что рассказывать-то? Жизнь идет…

– Пишет Эдик?

Наденька будто не слышит вопроса.

– Поругались, что ли?

– Да нет…

– Тогда в чем дело?

– Служит… Полгода осталось…

Внучка поникла головой. Всё настроение деду испортила. Она взяла деда под локоть.

– Как жить теперь, деда?

– Выпишут – вплотную займусь.

– Говорит, если не буду с ним – по стенке размажет. У них банда, никого не боятся. И прокурор у них свой. Такое впечатление, что они хозяева жизни.

Царев приблизился к внучке лицом.

– Ступай сейчас же ко мне и никуда не выходи. Скажи матери – дед велел пожить. А на работу не ходи пока. Вечером приду…

– Тебе же лечиться надо!

– Заросло у меня…

Он поднялся, проводил внучку к выходу.

– Купи продуктов. Деньги под клеенкой лежат…

Дед поцеловал ее в темя и подтолкнул к двери. Ему некогда. Он спешит. Развернулся и пошел к лестнице, не оглядываясь.

Лечащий врач выкатил на Царева глаза: какая выписка! Лечение еще не закончено, а ему подавай. А если станет плохо, кто будет отвечать?!

Царев возвышался глыбой над письменным столом. Он не отстанет, потому что так ему надо. Вылечился. Здоров. Даже расписку готов предоставить, что никаких претензий не будет.

– Вам жить, – вздохнул врач и отпустил больного.

Царев собрал вещи, переоделся и поспешил к выходу.

– Выписку из истории возьмите! – крикнули ему.

– Потом! – махнул он рукой.

Медсестра догнала его на лестничной клетке и протянула бумажку.

– Спасибо за лечение, дочка…

Вскоре Царев уже был дома. Внучка только что пришла из магазина и укладывала в холодильник продукты. Битком забила. Свои деньги, видно, потратила.

Саня нырнул в холодильник, вынул бутылку водки.

– Тебе же нельзя, дедуля.

Кому нельзя, а кому и можно. Будут ему указывать в собственном доме. Он хрустнул резьбой, налил себе полстакана. Много пить он не станет. Надо быть с трезвыми мозгами. И если он сейчас слегка хлебнет, так на то есть основание.

Саня вцепился зубами в стакан и медленно высосал, крякнув. Слава богу, он снова дома. Отломил кусок колбасы, кое-как очистил и стал жевать. Потом вновь ухватился за бутылку.

– Деда…

Однако тот поднял указательный палец и качнул им в воздухе. Никто не должен ему мешать. Выпил половину бутылки, доел колбасу, затем поднял крышку и полез в подполье.

Надя присела рядом с крышкой.

– Ты иди, занимайся там, – бубнил под нос Царев.

Не хочет, чтобы внучка смотрела за ним. Для чего-то зашел за основание печи. Вероятно, проверить решил, не оседает ли.

Надя встала с колен. Щей, что ли, сварить. Да и на второе что-то приготовить желательно.

Она опустила в кастрюлю мясо и поставила на газовую плиту. Затем вынула из-под скамьи ведро с картошкой. Хорошо у деда в доме. Больше недели не жил, а тепло.

Дед выполз из подполья, закрыл за собой крышку. В руке он держал брезентовый сверток. Чего только нет у него в доме. Натаскал себе всякой всячины. Сейчас будет рассматривать. Гвоздей, может, кучу вынул.

Тот выдвинул от стены табурет, положил на него сверток. Дернул к себе другой табурет, сел у печи. Как его ни уговаривали, чтобы печь сломал, не согласился. Развязал тесемки, развернул брезент. Внутри оказался еще один сверток – продолговатый газетный комок, промасленный насквозь. Дед и его стал разбирать, хотя можно бросить в печь и сжечь.

Изнутри выглядывал кусок трубы. Дед содрал остатки газеты и бросил в печь. Оторвал кусок половой тряпки, снял солидол и отправил туда же. Снова оторвал тряпку и стал выбирать остатки. Тугоплавкая смазка не желала расставаться с металлом.

– Дедушка, это ружье?

Она не ошиблась. Это был винтовочный обрез. Здесь также находились патроны россыпью и пара пустых обойм.

Царев тщательно стирал с каждого патрона смазку, расставляя столбиком на скамье. Затем выдвинул из гнезда затвор и тщательно осмотрел. Ружейная смазка сохранилась. Ржавчина не тронула металл. Оружие имело прицельную рамку и самодельную мушку на конце дульного среза.

Дед вставил магазин. Лязгнул затвором, досылая патрон в патронник, и поставил оружие на предохранитель. Накинул на себя куртку и вышел во двор.

– Ты куда? – Внучка следовала за ним.

– Проверить надо…

Он подобрал в углу березовую чурку и сунул по мышку. Вдвоем они вошли в баню, у входа остановились.

– Закрой дверь плотнее. Зажми теперь уши…

Сам положил в углу березовый чурбак и вернулся к двери. Сел на порог, прицелился. От выстрела в ушах звенело. Дед передернул затвор. Пустая гильза выпала на пол.

– Для чего тебе это? – спросила Надя.

Царев не ответил. Может, он на охоту собрался. А спрашивать перед охотой – плохая примета. Может, надо сказать, сколько он уток добудет?

Он поднялся и подошел к чурке: пуля прошила березу насквозь и ушла в стену в самом низу. Ни один пистолет не способен на такое, хотя скорострельность у обреза, конечно, не та.

– У тебя суп не уйдет с плиты? – спросил он внучку.

– Щи… – поправила внучка и не сдвинулась с места.

– Тогда закрывай уши, – произнес дед и еще раз прицелился.

Оглушающий звук еще раз ударил по ушам.

– Достаточно. Испытали оружие.

Царев вторично исследовал чурку. Результат оказался прежний. Патроны не отсырели. Они в превосходном состоянии. Нужно добавить в магазин пару штук взамен использованных. Семь патронов – это неплохо. Жаль, нет у него «ТТ».

– Воевать ты, что ли, собрался?

Дед опять не ответил. Слишком у него внучка любопытная. Да и он, старый дурак, надумал при ней отстреливать оружие.

Они вернулись в дом. Щи кипели на плите, норовя залить огонь. Царев осуждающе оглянулся на внучку. Удовлетворила любопытство?

Убавив огонь, он вынул из шкафа тряпку, завернул в нее обрез и отправился с ним в зал. Там он присел к столику, поднял трубку и стал набирать номер.