— Не оглядывайся на прошлое, Дэниэл. — Она провела рукой по изгибу его плеча, чувствуя ладонью гладкую и теплую кожу. — Нам предстоит долгая жизнь.

— И я хочу прожить остаток моих дней с тобой, Софи. — Он приложил к ее щеке свою большую ладонь. — Я хочу каждое утро просыпаться и видеть твое прекрасное лицо. Я хочу каждую ночь ложиться в постель и сжимать тебя в своих объятиях.

Хотя она улыбалась, у нее на глазах выступили слезы, когда она взглянула в лицо человека, которого всегда любила.

— Стань моей женой. — Он прижался губами к ее губам. — Пусть наши жизни соединятся в одну.

— Да. — Она обхватила руками его за плечи, прижимая к себе. — Я хочу только одного — жить с тобой до конца дней.

— Софи, — прошептал он, прижимаясь к ней. — Ты — мечта, ставшая правдой.

— Реальность гораздо лучше, чем мечты, любимый, — прошептала она, открывая ему свои объятия.

Лаура стояла у окна, глядя на лунный свет, нарисовавший сверкающие кружевные узоры на стеклах. Она обхватила себя за талию, чувствуя озноб там, где во сне ощущала тепло кожи Коннора. Сон казался ей более реальным, чем сама реальность, в которой она пробудилась.

Как странно — быть в одно и то же мгновение девственницей-недотрогой и законченной распутницей. Она закрыла глаза, вдыхая в легкие холодный воздух, пытаясь охладить желание, разгорающееся в ней голодным огнем.

«Приди ко мне, любовь моя!» — Она слышала звучащий в ее мозгу голос Коннора.

— Коннор! — прошептала она.

Ее влекло к нему. Она не могла без него. И он был здесь, рядом с ней, по крайней мере в те несколько мгновений. Как она могла истратить попусту эти драгоценные мгновения? Как она могла позволить условностям света сковать себя? Да поможет ей небо, но она чувствовала, что ее сковывают куда более крепкие цепи.

Софи затягивала пояс на платье, ускользая от мужчины, который преследовал ее по всей спальне.

— Дэниэл, мне надо идти!

— Еще рано!

— Пора! — Софи ударила каблуком о стену. — Я не могу больше оставаться.

— Еще рано, — Дэниэл уперся руками в стену по обеим стороны от ее головы и наклонился, пока их носы не соприкоснулись. — Куда ты торопишься?

Она отвернула лицо, когда он попытался поцеловать ее. Его поцелуи могли лишить ее тех остатков воли, которыми она еще обладала.

— Уже почти рассвет.

— А что, если я запру тебя здесь и мы будем любить друг друга целый день?

Она вздрогнула, услышав манящее обещание в его голосе.

— Как можно?

Он поглаживал нежную кожу у нее под ухом.

— Что, если мы пошлем весь остальной мир к черту?

— Дэниэл, мы должны подумать о Лауре. — Софи прислонилась к стене, упершись руками ему в грудь и пытаясь уберечь остатки своей тающей воли. — Что она подумает, если узнает, что я провела ночь с тобой?

— Она подумает, что я отъявленный распутник. — Он отступил на шаг, улыбаясь ей в лицо. — Прости меня, любовь моя. Я никогда не подозревал, что счастье может заставить забыть человека обо всем, кроме любимой женщины.

— Так и должно быть, Дэниэл. — Она прикоснулась к его щеке, чувствуя кончиками пальцев ямочку. — Ведь этого я ждала всю свою жизнь.

Он поцеловал ее в лоб.

— Я никогда не подозревал, какой замечательной может быть жизнь.

Софи глубоко вздохнула.

— А Лаура — неужели она не заслужила настоящего счастья?

— Конечно, заслужила, — ответил он, и между его черных бровей пролегла глубокая морщина. — Ты думаешь, что она может найти счастье с Коннором?

Софи кивнула.

— Мы даже не знаем, как этот человек собирается зарабатывать на жизнь. — Дэниэл подошел к окнам, вступив в полосу лунного света. — Он — археолог. Что он знает о торговом судоходстве?

Софи улыбнулась, подумав, что скажет Дэниэл, если узнает, что человек, за будущее которого он беспокоится, — викинг.

— Я бы не стала недооценивать Коннора во всем, что он попытается совершить. Он — весьма выдающаяся личность.

— Возможно, он хочет жениться на Лауре и увезти ее в Англию.

— Я уверена, что он собирается остаться в Бостоне.

Дэниэл засунул руки в карманы халата и, задумавшись, долго смотрел в окно.

— Твой отец хотел, чтобы Лаура вышла замуж за человека из высшего общества. И я обещал ему, что так и будет.

— Ты человек долга. Но мне кажется, перед Лаурой ты в большем долгу, чем перед моим отцом.

— Я обязан твоему отцу жизнью. Если бы он не взял меня к себе, я бы умер с голоду.

— А чем ты обязан Лауре?

— Я должен дать ей шанс ходить в этом городе с высоко поднятой головой. Я должен дать ей шанс доказать, что она ничуть не хуже любой женщины голубых кровей в Бостоне.

— Итак, то, что хочет сама Лаура, для тебя ничего не значит.

— Черт побери, Софи! — Он повернулся к ней с лицом, искаженным от боли. — Ты ничего не понимаешь!

— Я-то понимаю. — Она хотела броситься к нему, заключить его в свои объятия. Но между ними разверзлась пропасть, темное ущелье, которое ей уже никогда не удастся перейти. — Я понимаю, что приличия тебя волнуют гораздо больше, чем счастье дочери.

— Это неправда.

— Неправда? — Софи пыталась подавить слезы, наворачивающиеся на глаза. — Как ты даже можешь думать, чтобы Лаура вышла замуж за Филиппа Гарднера? Ты видел его вчера; ты слышал, что он думает об ирландцах. Этот человек плохо воспитан.

— Да, он плохо воспитан. Но он не хуже большинства молодых людей Бостона.

— Так пусть бостонское общество катится к чертям.

— Софи, тебе легко так говорить. Ты была рождена в этом обществе. На тебя никто никогда не смотрел так как будто ты выползла из болота.

— Да, это верно. — Она почувствовала, как из ее глаз катятся слезы, но не могла ничего поделать. — Но зато люди смотрели на меня так, как будто мне чего-то не хватает, чтобы заслужить мужскую симпатию и выйти замуж.

— Софи, — прошептал он, приближаясь к ней. — Пожалуйста, попытайся понять.

— Я понимаю. — Она подняла руку, остановив его, когда он попытался обнять ее. — Я понимаю, что ты не такой человек, каким я тебя считала.

— Софи, не надо! — Он сжал руки в кулаки. — Пожалуйста, не надо.

— Я думаю, нам обоим лучше забыть то, что произошло между нами. — Она смотрела на него сквозь слезы, видя, как ее боль отражается в его темных глазах, и сражаясь с непреодолимым желанием броситься в его объятия. — Я останусь здесь до тех пор, пока буду нужна Лауре. Затем вернусь в Нью-Йорк.

Коннор помедлил на пороге кухни, вдыхая запахи свежеиспеченного хлеба и кофе. Даже пища в этом столетии куда аппетитнее.

Фиона смотрела в ледник, качая головой.

— Могла бы поклясться, что вчера здесь был кувшин с молоком, — бормотала она себе под нос.

— Доброе утро, Фиона.

Фиона нахмурилась при звуке его голоса и повернулась к нему лицом с широко раскрытыми глазами и разинутым ртом, как будто оказалась наедине с демоном.

— Это вы!

Коннор продолжал улыбаться, хотя его охватили подозрения. Может быть, Меган не умеет хранить тайны?

— Кажется, вы удивлены, увидев меня?

— Удивлена? — Фиона схватилась за янтарный талисман, который носила на серебряной цепочке вокруг шеи. — А с какой стати мне удивляться? Вы всегда любите рано завтракать, сэр.

Он подошел к столу, пряча свою тревогу. Когда он проходил мимо Фионы, экономка прижалась к плите, как будто его прикосновение могло обжечь ее. Сомнения оставили его — Фиона все знала. Он видел это в ее глазах и в том, как она сжимала талисман, как будто тот мог оградить ее от неизвестной ей опасности. Но оставался вопрос: что теперь делать?

— А где Меган? — спросил Коннор, усаживаясь за стол.

— Она еще не встала. — Фиона закрыла дверцу ледника, не сводя с Коннора взгляда. Солнечный свет лился в окна, отражаясь огнем в золотистом янтаре, который она держала перед собой, как щит. — Она поздно легла вчера, все смотрела на звезды.

— Могу себе представить, что она испытывает теперь, когда может видеть. — Коннор подумал о Меган, вспомнив удивленный взгляд ее больших голубых глаз, когда она посмотрела на него и поняла, что может видеть. Он принял верное решение, какую бы цену ему ни пришлось за него заплатить. — И вы, должно быть, разделяете эту радость с ней. Когда вы смотрите, как она открывает для себя мир, вы тоже видите мир ее невинными глазами. Надеюсь, что вы получаете радость от каждого мгновения.