— Как он выглядит? — спросил Беннетт.
— Высокий брюнет. Сара считает его весьма красивым. — Остин улыбнулся Беннетту поверх бокала. — Не считая рогов, торчащих у него из головы.
Беннетт нахмурился.
— Очень забавно, Синклер!
— Нет. — Остин отхлебнул бренди, и янтарное тепло ослабило тревогу, сжимавшую его грудь. — Он выглядел настоящим джентльменом, наслаждающимся обществом красивой женщины.
— Он что-то замышляет, — Фрейзер развернулся и направился к окну. — Ни один человек не станет преодолевать тысячу лет, чтобы насладиться обществом красивой женщины.
Остин помешивал бренди в бокале, глядя, как поблескивают огоньки в янтарной жидкости, и вспоминая взгляд, которым Коннор смотрел на Лауру Салливен. Остину был знаком этот взгляд. Коннор был влюблен.
— Мне кажется вполне возможным, что он прибыл сюда только для того, чтобы завоевать руку Лауры Салливен.
— Это просто смехотворно! — Фрейзер хлопнул ладонью по шторе. — Он наверняка знает, что источник силы закрыт для нас. Вероятно, он собирается захватить Авилон.
Остин глубоко вздохнул, вдыхая аромат бренди.
— Тогда почему он здесь, а не в Авилоне?
— Не знаю. — Фрейзер повернулся лицом к нему. — Но я знаю, что этот человек опасен. Мы должны обращаться с ним с крайней осторожностью.
— Согласен. — Генри чиркнул спичкой, и по воздуху разнесет запах серы. — Этот человек слишком могуществен, чтобы относиться к нему не всерьез. Мы должны быть готовы защитить себя в любой ситуации.
— Вы правы. Не исключено, что он способен пользоваться магической силой. — Фрейзер стукнул кулаком по открытой ладони. — Но его можно остановить пулей.
Остин сжал бокал в руке.
— Не думаю, что нам понадобится прибегать к насилию.
— Синклер, мне казалось, что главный здесь — Генри.
— А я уверен, что Генри найдет лучший выход, как уничтожить этого молодого человека, если у нас не будет выбора.
Фрейзер смотрел на Остина, и в его глазах светились страх и ненависть.
Генри прочистил горло.
— Мы должны досконально изучить этого человека.
— Конечно. — Фрейзер улыбнулся Генри. — Я бы не мог предложить ничего другого.
Остин отхлебнул бренди, думая, насколько сильно Беннетт может повлиять на эмиссара. Он принял решение не допустить, чтобы этого влияния хватило для убийства молодого человека только за то, что он влюбился в женщину из другого мира и времени.
Ей нужно только немного поупражняться, вот и все, уверяла себя Софи. Она отказывалась верить, что в колдовстве ее всегда будут преследовать неудачи.
Она устремила взгляд на фарфоровый кувшин, стоявший перед ней на кухонном столе. Лунный свет лился в окна, отражаясь в стеклах буфета. Электричество она не включала, ей казалось, что лунный свет больше подходит для занятий магией.
Она подняла руку и указала пальцем на кувшин.
— Лей, — велела она, желая, чтобы он наклонился к чашке, стоявшей перед ним. Кувшин покачнулся.
— Лей из носика. — Софи глубоко вздохнула, ее сердце глухо стучало. — Наполни чашку.
Кувшин наклонился, и в чашку полилось молоко.
Софи хлопнула в ладоши.
— Получилось!
— Софи?!
Софи резко обернулась, закрывая кувшин и чашку от человека, стоявшего на пороге кухни.
— Дэниэл! Что вы здесь делаете?
— Не могу заснуть, — он стоял в полосе лунного света, который протянулся по полу от окна. Его темные волосы были растрепаны, синий халат не застегнут, как будто он накинул его и тут же вышел из комнаты. — И решил выпить теплого молока.
— Теплого молока? — переспросила Софи. За ее спиной молоко все так же лилось из кувшина, хотя чашка была полна до краев. — Я как раз хотела сварить горячий шоколад. Может быть, вы подождете в библиотеке, а я вам принесу?
— Что это за шум?
— Какой шум?
Молоко лилось по столу и капало на дубовый паркет. Софи протянула руку, схватившись за ручку заколдованного кувшина и пытаясь поставить его прямо. Но он оставался заколдованным и молоко продолжало литься в чашку.
Дэниэл нахмурился.
— Что с вами, Софи?
Софи дернула за ручку кувшина:
— Ничего.
Дэниэл покачал головой.
— Нужно включить свет, — и он повернулся к выключателю около двери.
Софи обернулась к кувшину.
— Стой! — прошептала она, вцепившись обеими руками в заколдованную ручку. Над головой вспыхнул свет.
— Простите, не расслышал вас, — сказал Дэниэл, направляясь к ней.
— Я приказываю тебе остановиться! — прошептала Софи. Заклятье разрушилось, и Софи, не успев отпустить руки, вместе с кувшином покачнулась и повалилась на Дэниэла.
Дэниэл поймал ее, не дав ей упасть, и отступил, оказавшись прямо в луже молока.
— Что за… — Он поскользнулся и упал. Воздух с шумом вырвался из его груди.
— О Господи! — Она повернулась в объятиях Дэниела, ударив его по плечу все еще зажатым в руке кувшином. — Простите!
Он слабо улыбнулся.
— Ничего.
— Вы ушиблись? — Она подняла руку, чтобы прикоснуться к его щеке, и кувшин врезался ему в подбородок. — О Боже! Еще раз прошу прощения.
— Мне почему-то кажется, что я буду чувствовать себя лучше, если вы отставите этот кувшин в сторону, — сказал он, забирая кувшин из ее дрожащей руки.
— Да, конечно.
Он поставил кувшин на пол рядом с собой и опустил голову на паркет.
— Вы целы?
— Ушибся. — Он улыбнулся, и на его правой щеке появилась ямочка. — Но в полном порядке.
Ее сердце глухо и медленно стучало в груди, когда она взглянула на его красивое лицо. Она неожиданно поняла, что прикасается к нему всем телом, чувствовала его тепло, проникающее сквозь разделяющую их одежду. Софи поднималась и опускалась в ритме его дыхания, ее грудь касалась твердых мышц его груди, их ноги переплелись.
Он был так близко от нее, что она могла видеть каждую морщинку на его лице. Так близко, что чувствовала его мягкое дыхание на своей щеке. Так близко, что могла чуть-чуть наклонить голову и поцеловать его так, как всегда мечтала. Так близко, что невозможно было устоять.
Она прикоснулась к ямке на его щеке, ощупывая ее кончиком пальца и чувствуя, как его щетина колет ей кожу.
— Софи, — прошептал он. Его улыбка поблекла, и ямочка на щеке исчезла.
Она увидела, как в его красивых темных глазах растет понимание, и подумала, что за одно неосторожное мгновение раскрыла слишком многое.
— Простите, — пробормотала она, попытавшись отстраниться.
Он обхватил ее руками, удерживая рядом, когда она попыталась сбежать от него и от правды, которую было уже невозможно скрыть.
— Пожалуйста! — Она смотрела на его плечо, не в силах встретиться с ним взглядом. — Пустите меня.
— Знаете ли вы, сколько времени я ждал, чтобы снова обнять вас?
Она посмотрела прямо ему в глаза, они излучали тепло, которое Софи видела только во снах.
— Сколько?
— С той ночи, когда мы танцевали на вашем дне рождения. — Его ладони скользили вверх по ее спине, и тепло его рук проникало сквозь розовый кашемир ее халата и белую фланель ночной рубашки. — Помните?
Она кивнула, лишившись голоса.
— Мне казалось, что вы — самое прекрасное существо, какое я видел в жизни. Вся в белых кружевах и шелке. — Он поднял ее косу, прижавшись губами к тугим темным прядям. — Вы по-прежнему благоухаете розами.
— Вы и это помните?
— Боже, как я могу забыть запах ваших духов! В ту ночь, когда я держал вас в своих объятиях и ваша юбка касалась моих ног, мне с трудом удавалось держаться от вас на подобающем расстоянии. Я хотел прижаться губами к вашей шее, узнать вкус вашей кожи, пахнущей розами.
Софи вздохнула, но воздух не проходил в ее сдавленное горло.
— Правда?
— Правда. — Он дернул за белую сатиновую ленту, и тяжелые темные волосы упали ей на плечи. — Но я не тогда полюбил вас.
— Не тогда? — это было все, что она смогла вымолвить, когда его руки погрузились в ее волосы.
— Я полюбил вас задолго до того вечера. — Он дал ее волосам рассыпаться над собой темным шелковым пологом, укрывшим их от внешнего мира. — Не помню, когда именно. Но я так любил вас, что у меня болело сердце, когда я смотрел на вас.