Но вторых было куда больше. Нет, не пара миллионов, как опасался Андрюха, и даже не сотня тысяч по всему городу, хотя точно никто посчитать не мог. Просто несколько крупных скоплений людей на весь пятимиллионный город. Но эти люди, несмотря на то, что никто из них так и не дошёл до площади, начали скандировать имена одно за другим. Список был достаточно длинный, содержащий много известных фамилий, но было и много других. Толпа получила шанс безнаказанно убить всех, кого могла счесть достойными такой возможности.

— Александр Самойленко! Елена Иволгина! Козьма Юсупов!

Имена следовали одно за другим. Не надо было находиться в толпе, чтобы услышать их — сейчас эти имена услышали бы даже глухие, не победи медицина этот недуг. Практически у каждого в толпе были включены наручные терминалы, через них путём одобрения большинства определённые фамилии быстро взлетали вверх длинного списка, увеличивая шансы, что именно этого человека сейчас лишат жизни. Прямая демократия. Народ получил в свои руки высшую власть — право убить любого, кем он не доволен.

Конечно, в списке проскакивали и имена уже давно умерших людей вроде Адольфа Гитлера. Даже вымышленные персонажи были. Но чьей-то умелой рукой данные имена, влезавшие в топ-десять списка быстрее остальных, удалялись весьма оперативно.

Макс, Андрюха и Дима забрались на крышу кукольного театра, построенного в стиле древнеримских храмов с треугольной каменной крышей и множеством колонн, и оглядели толпу под ними. Театр примыкал к площади с северной стороны. Силовой барьер, как раз приставленный к театру и какому-то зданию напротив, пока ещё сдерживал людей, но те, похоже, бросили идею проникнуть на площадь. Зачем? «Спрут» наверняка услышит их и так.

— Может, перестрелять их всех? — предложил Андрюха. — Пистолет мне дали, так что я теперь запросто могу им всем показать, как больно кусается Закон!

— Нет смысла, их слишком много, — покачал головой Дима. — Видишь, с другой стороны площади туман светится? Это ещё одна толпа. И я готов поспорить на что угодно, что на всех остальных соседних улицах такие же группы людей.

— А в это время «Спрут» штурмует «Астол», — прошипел сквозь зубы Макс. — Ненавижу, когда так происходит. Нами играют как хотят!

— И что ты предлагаешь? Пойти к башням «Астола»?

— Да!

— А как же эти люди? Как же те, кого они сейчас называют?

Макс сурово посмотрел на Диму.

— Ты видишь среди них хоть одного члена «Спрута»? Того, кто действительно им прислан, чтобы собрать данные и передать Петрову, а не просто тупоголового парня или безмозглую девку, которые нацепили их символику?

Дима оглядел толпу. Каждый второй носил символ террористической группы. И далеко не факт, что кто-то из них окажется именно тем, кто отправляет данные.

— Нам здесь нечего делать. Будь у нас полные склады с электромагнитными бомбами вроде тех, которые на нас тогда испытал «Спрут», когда мы первый раз с ним столкнулись — тогда бы, может, чего и вышло. Но бомб у нас нет. И военные опоздают, хотя я не думаю, что они их взяли с собой.

— Мы можем попытаться их уговорить, — предложил Дима. — Нельзя же просто взять и уйти отсюда! Тем более, что втроём мы не пробьёмся к Петрову.

— Я так понял, папаша говорит про общую передислокацию, — встрял Андрюха. — Собрать всех толстых баранов-полицейских (без обид, Диман!) вместе и начать бить морды ублюдкам из «Спрута» прежде, чем те успели закрепиться в башнях. Выиграть время, чтобы эти тормоза из армии успели к финишу и срубили всю славу себе, как всегда.

— Клоун прав, — подтвердил Макс.

Но Диме это было тяжело принять. Он понимал, что они правы, правы везде и кругом, но легче от этого не становилось. Ему предстояло сделать выбор — сознательно обречь на гибель всех этих людей, чьи фамилии ему врезаются сейчас в уши, но не дать «Спруту» совершить ещё большее зло. Или же остаться здесь и попытаться сделать хоть что-нибудь, ведь если он опустит сейчас на это руки, его потом замучает совесть — кто знает, может, именно он бы что и придумал? Но Петров был сумасшедшим маньяком, и он вполне может решиться убить ещё одну кучу людей, когда к нему в дверь постучатся силовики. Он наверняка знает, что он уже в ловушке, но есть надежда на то, что чтобы убить большое количество человек, ему требуется также много времени на подготовку. И за счёт этого можно было попробовать выиграть.

— Чёрт! Девятый бит! — выругался Дима.

А потом ещё раз, но уже куда более грязно.

Всё это время Макс и Андрюха молча смотрели на его стенания, больше не принуждая сделать выбор и не склоняя ни в какую сторону.

Это было тяжёлое решение. С одной стороны множество жизней, которые точно будут оборваны за несколько секунд, если только он не попробует вмешаться. Но с другой стороны куда более длинный список. Извечный вопрос меньшего зла.

— Может, попытаемся их уговорить? — взмолился Дима. — Хотя бы две минуты.

— За две минуты я даже не заставлю их обратить на меня внимания, — Андрюха покачал головой. — Слишком громко они скандируют, даже я с моим талантом к болтовне не пересилю их.

— Полиция не ведёт переговоров с террористами, — напомнил одно из основных правил из должностной инструкции майор. — Ни с террористами, ни с их пособниками.

— ВСЁ!!! — завопила толпа. — Они все мертвы!!!

Дима вздрогнул. Всё произошло слишком быстро, и теперь уже ничего нельзя было изменить. Раз — и все мертвы.

— Пойдём отсюда, — Макс грубо схватил его за плечо и повёл прочь.

— Эти уроды даже спроецировали на стену дома местный список жертв! — ужаснулся Андрюха. — Как можно быть такими?

— Мы их потом всех найдём, — пообещал ему Макс. — Пропустим весь город через полиграфы, никто не отвертится!

Дима старался не оборачиваться и не смотреть на стену у себя за спиной. Он также сконцентрировался на том, чтобы выбросить те несколько фамилий, которые ему довелось сейчас услышать, из головы.

— Э… — растерялся позади него замерший на месте Андрюха. — Диман! Ты знаешь некую…

У Димы пробежали мурашки по спине. Да так резво, что он не вытерпел и дёрнулся, словно его только что ужалил шершень, резко обернулся и вперился взглядом в список.

Анастасию Игоревну Кравчук он увидел сразу же. И, ощутив, как сильно сжалась по-прежнему держащая его плечо ладонь Макса, он тоже увидел её. Их общей хорошей знакомой больше не было.

Дима вспомнил, что Анастасия иногда кашляла, что Макс как-то упоминал, что она больна раком, и подумал, что теперь ей не придётся отдавать всё, что у неё было для того, чтобы собрать деньги на лечение. Рак горла ей больше не страшен.

А потом его взгляд опустился на следующую запись.

— Потапенко… — прошептал он, ощущая, как у него бешено заколотилось сердце. — Ольга Владимировна…

Это была его мама.

Сколько надо взвалить горя на плечи хорошего человека, чтобы сломать его? Не обязательно насовсем, но достаточно для того, чтобы на один-единственный день он стал другим? Это прозвучит жестоко, но хотелось бы, чтобы много, ведь хорошие люди не должны ломаться. Жестокость же состоит в том, что этот человек будет вынужден при этом раз за разом взваливать на свои плечи новые порции боли утраты, горечи поражения и осознания того, что назад уже ничего не вернуть. Но, к сожалению, в реальности, чтобы сломать хребет хорошему человеку, сделав его, пусть ненадолго, негодяем, требуется совсем немного.

Одна смерть близкого человека. Всего несколько секунд.

— Я убью его!!! — кричал Дима. — Разорву голыми руками!!!

А сколько при этом требуется, чтобы обратить плохого человека в хорошего? Ответа никто не знает, даже сами злодеи. И невольно возникает предположение, что процесс превращения добра во зло необратим. Стоит один раз вступить на кривую дорожку и сделать неверный шаг — всё. Обратно мало кто возвращается, причём настолько мало, что о таких исправившихся людях ходят истории, больше похожие на выдуманные.