— Хорошего поведения? А когда оно было плохим? Что мы сделали драконам? Разве можно за вину одного наказывать весь народ?

— Их детей убили люди, — нахмурился дед. — Драконам этого достаточно. Смирись, Милана, это малая цена за мир. Сама знаешь, чего нам стоила эта блокада.

Да, матушка знала. Мы все знали, что после того, как человек украл и в итоге убил драконьих нерождённых детёнышей, а драконы в отместку сожгли ярмарку, наше княжество оказалось в полной изоляции. Уж так оно было расположено, что только по неширокому проливу между землями драконов, можно попасть к нам. И драконы этот пролив перекрыли. И этим отрезали нас от всех остальных человеческих княжеств.

Так уж вышло, что маленькое Пригорное княжество — словно на острове расположилось. С двух сторон, полукругом — огромный залив, на других берегах которого лишь драконы живут. С двух других — неприступные горы, за которыми — почти лишённая жизни земля, большую часть года покрытая снегом и льдами. Это рассказали те несколько смельчаков, что смогли через горы перебраться и назад вернуться. Несколько — из десятков, в путь отправившихся, остальные погибли в дороге.

Да никто за те горы и не рвался, даже если бы и можно было их легко преодолеть. Жителям княжества и на этом клочке земли неплохо жилось. Когда-то, несколько сотен лет назад, его открыли торговцы, и были эти земли полностью покрыты лесом. Драконы, чьё королевство широко простиралось с других сторон залива, пренебрегали этими «бесполезными», по их мнению, землями, а вот люди зацепились. И остались.

Постепенно расчистили немного земли под посевы, обустроились. Кроме пушного зверя, живущего в лесах, чьи шкурки высоко ценились на «большой земле», обнаружили в горах камни самоцветные. Одна беда — не было в недрах этой новой земли руды, чтоб железо добывать, инструменты да прочие вещи нужные из него делать. Но выручала торговля.

За меха и самоцветы можно было многое купить, дорого они стоили. Процветало княжество. Семнадцать деревень, да город, хоть не большой, а всё же стольный — это совсем немало. Хорошо жили в них люди. Много работали, зато и сыты-одеты всегда были, нищих-голодных не было.

Но устроенная драконами блокада изменила всё. Они просто не пропускали торговые корабли, ни туда, ни обратно, контролируя пролив. В первый год сожгли несколько кораблей с товаром — команду, спасавшуюся на шлюпках, не тронули, — и больше уже никто не решался рискнуть и попытаться преодолеть пролив. То есть несколько смельчаков всё же попытались, но стоило вдали замаячить жёлтым крылатым ящерицам — быстро поворачивали назад.

Торговля с «большой землёй» встала. Та часть населения, что пушным промыслом да добычей самоцветов кормилась, осталась без работы — торговцы уже не скупали у них шкуры да каменья. Без привозных припасов стало не хватать еды. Пришлось людям новый способ прокормиться искать — раскорчёвывали больше полей под зерно, овощи и сено, разводили домашний скот, стали изготавливать больше тканей, взамен привозных — тут-то освободившиеся руки и пригодились.

За несколько лет вроде бы всё наладилось — люди пристроены, угроза голода отступила, княжество стало само себя полностью едой обеспечивать. И тут пришла новая беда, о которой прежде не задумывались. Железные инструменты стали приходить в негодность, стариться, ржаветь, ломаться, а взять новые было просто негде.

Кое-где уже пришлось перейти на деревянные плуги и бороны, это сделало пахоту ещё более тяжёлой, но всё ещё возможной. А что случится, когда нечем станет делать даже эти, деревянные орудия? Когда не будет больше топоров, ножей, гвоздей? Чем рубить дрова, чтобы готовить пищу и обогревать жилища долгими зимами? Да и сами жилища без пил и топоров не построишь. Много чего, что казалось простым и обыденным, без железа станет просто невозможным.

И, поняв, что если так будет продолжаться и дальше, людям просто не выжить, князь отправился на поклон к драконам. Не к жёлтым, те с людьми дела иметь не желали. После того, как им выдали злосчастного торговца, укравшего и невольно уничтожившего драконьи яйца, жёлтые отказались от планов уничтожить всё людское княжество, но блокада всё равно сделала бы это, рано или поздно.

Князь отправил делегацию к красным драконам, что жили на другой стороне пролива. Были ещё и другие драконы — чёрные, белые, коричневые, может, ещё какие, я не знала, — но их земли лежали вдали от вод залива, а красные были здесь, неподалёку. И выступили посредниками между людьми и жёлтыми драконами.

Три года длились переговоры, и вот результат. Блокаду снимут, и жизнь людей снова станет прежней, как когда-то давно, когда меня ещё даже не было. А я отправлюсь к драконам. Заложницей. Как ещё два десятка детей, которыми люди откупились.

Наверное, это был мудрый выбор. Отдать малую часть, чтобы сохранить всё. И потом, не на казнь же нас отдавали. Всего лишь в заложники. Но понимание того, что стоит ещё какому-то безумцу что-то натворить, и нас просто убьют, радости не прибавляло.

Всё это крутилось у меня в голове, пока я сидела, глядя в пол, ожидая, когда матушка соберёт мои вещи. Любаву муж унёс в их светёлку, Яромирку забрала нянька, Богдана дед тоже куда-то отослал, я не вслушивалась. Просто сидела, чувствуя на себе жалостливые взгляды, и ждала, когда нужно будет уезжать.

Много разных чувств смешалось во мне. Страх. Обида. Растерянность. Печаль. Но постепенно голову начало поднимать любопытство.

Осознала, что ничего о тех, к кому меня отправляют, не знаю. Какие они — драконы? Как живут, где? Неужели в пещерах, как народ шепчется? Что едят? А меня чем кормить будут? А вдруг сырым мясом? А вместо одежды шкуру какую-нибудь дадут. Как же я жить-то буду?

А так и буду. Никто меня не спрашивает, чего я хочу, согласна ли я, не страшно ли мне. Отдадут, и всё. Ладно, надеюсь, всё будет не так и плохо, как я себе надумала. Нужно верить в хорошее, иначе разревусь, а слёзы показывать не хочется, особенно перед ратниками.

Они-то, наверное, не удивятся, думают ведь, что я ребёнок ещё. Да и что они должны подумать, глядя на меня и видя перед собой девочку, которой и правда, больше двенадцати лет никто не даст, хотя мне давно уж девятнадцатый идёт. Почему я так плохо расту — так никто и не понял. Первые-то годы вроде нормально всё было, мы с сестрой и ходить одновременно начали, и говорить, и читать, а зубы у меня вообще раньше, чем у неё вылезли.

Только с каждым годом становилась заметна разница между нами. Сестрица Любава обгоняла меня в росте и весе, а я вроде бы тоже росла, но как-то медленно. Мне уже почти девятнадцать, а груди до сих пор почти нет, так, прыщи какие-то. И дни женские не пришли ни разу.

Матушка меня по всем знахаркам княжества водила — никто ничего понять не смог. Вроде никакой хвори особой не нашли, я, конечно, болела, но не больше, чем сестра, детские болячки ни одну из нас стороной не обошли, но ничего другого у меня так и не нашлось. Я была нормальным, здоровым ребёнком, просто… словно бы младше на несколько лет.

В итоге все решили, что сглаз на мне. Порча наведённая. Кто и когда её наложил, никто не знал, одна знахарка сказала, что такое можно даже на мать навести, а на ребёнке скажется. Хорошо, мол, что только на одном, Любава нормальная оказалась. А поскольку никто так и не узнал, кто наша мать и откуда — никто не искал девочек-двойняшек, возрастом около года, что потерялись на ярмарке в день нападения драконов, — то ничего о своей родной семье мне было неизвестно. Может, у меня такое в роду, может, какая-нибудь бабка или тётка тоже медленно росла, да не узнать этого уже никогда.

И вот теперь то, что так расстраивало матушку, переживавшую за меня, в итоге спасло её сына. Что ж, её можно понять. А мне нужно быть благодарной, что восемнадцать лет нас с сестрой кормили-одевали, растили-воспитывали. И вернуть семье этот долг.

— Пора, — сказал бородатый, и, подняв голову, я увидела матушку с узелком. Сунув мне его, она обняла меня, поцеловала в макушку, шепнула: