– Чёрт.

Селеста опустила глаза в пол, Эрик же, напротив, метнул в меня взглядом молнию, а Вильям расхохотался. Я прерывисто выдохнул, застегивая брюки.

В этот момент к нашей компании подошел официант с подносом, заставленным бокалами с шампанским. Через несколько минут начиналась официальная программа праздника: выступления гостей, подарки, розыгрыш призов. Мы разобрали напитки, улыбаясь друг другу.

– Что бы вы обо мне ни думали, знайте: вы все стали моей семьёй! И я рад, что нашему совместному бизнесу уже год! Он развивается семимильными шагами, принося первые плоды. А самое главное – немногие люди на планете могут похвастаться такими друзьями! Эрик, Вильям, знайте: с вами я готов хоть в самое пекло.

Не успел договорить – в кармане неожиданно завибрировал мобильник. Машинально достал его, но увидев имя абонента на подсвеченном дисплее, вздрогнул и засунул его обратно. В ту же секунду внутренности сковало нехорошее предчувствие. Я знал, что всё не может быть так хорошо. Определенно не может.

– Мне нужно ответить. – подмигнул друзьям, удаляясь на террасу.

Через несколько секунд я узнал новость, которая разделила мою жизнь на «до» и «после».

Я выдыхал сизые кольца дыма, расслабленно прикрыв глаза. Ночь почти прошла, а я и не думал ложиться. Прямо как граф Дракула. Ха-ха! Кокс сделал своё дело, и меня до сих пор разрывало от бодрости и энергии.

Всё-таки в Париже самый лучший кокс. И шлюхи. Хоть я и ненавидел этот «город любви», не мог не признать – у здешних женщин какая-то особая сексуальная аура.

Еще раз глубоко затянулся, обратив внимание на предупреждение на пачке. «Мы все рано или поздно сдохнем…» – прошептал, распахнув глаза, но тут же вновь зажмурился, ослепленный лучом прожектора.

Элитный закрытый клуб «Эдем» представлял собой рай для мужиков с деньгами. Когда-то мы с друзьями отдыхали здесь каждые выходные и с закрытыми глазами могли определить имя стриптизерши по размеру сисек, но, увы, с недавних пор всё изменилось.

Любимая шлюха Эрика поймала мой взгляд и грустно улыбнулась, на что я неопределенно пожал плечами. В ближайшее время его сюда и на аркане не затащишь, а что там будет дальше, не знает никто.

Я тяжело вздохнул, различив скрежет собственных зубов. Очередной приступ меланхолии застал врасплох. Нужно было заставить себя подняться и поехать в дом родителей, мы и так не виделись слишком долго, и мама расстроится, если я не приеду ночевать.

Но сегодня была именно такая ночь.

Ночь, когда вампирам требуются литры свежей крови, оборотни обретают свою звериную сущность, а зомби и вурдалаки вылезают из гробов. Ночь, когда я много пил, нюхал и сходил с ума. Триггер, от которого тряслись поджилки, а кровь леденела в жилах, словно я только что вновь пережил весь кошмар наяву.

В этом году будет ровно двадцать лет, как это случилось, но если потребуется, я бы с детальной точностью смог описать тот момент. Каждую минуту и каждую секунду того ужаса, который навсегда проник в мою чистую детскую душу и с ретивостью незваных гостей поселился в ней.

Сжал кулаки и сделал глубокий вдох. Обычно в такие минуты помогали отвлечься Эрик и Вильям – мои друзья со школы, наследники богатейших французских династий, которые не побрезговали связаться с бывшим детдомовцем заикой.

Мои приемные родители никогда не скрывали историю моего появления в их семье. Сначала многих шокировало, что парижские меценаты Амаль и Джозеф Готье взяли в семью немого мальчишку беспризорника. Но со временем эту историю перестали обсуждать, и жизнь, в общем-то, вошла в нормальное русло.

Моим вновь обретенным отцу с матерью удалось сделать очень многое для восстановления убитой в хлам детской психики и здоровья – лучшие психологи и психотерапевты, логопеды и мануальные специалисты, дыхательная гимнастика и развивающие занятия, и, наконец, простое человеческое тепло, которое впервые мне удалось ощутить на собственной шкуре.

Но, увы, только детдомовские понимают – душевные раны никогда не затянутся до конца.

Мой бывший психотерапевт любил повторять «Ключ ко всем нашим проблемам и комплексам кроется в прошлом». От себя я бы добавил – «Порой оно безжалостно».

Только эти уроки нам просто необходимы. Кто-то ломается, а кто-то расправляет крылья. В детских домах нельзя быть слабым. Закон джунглей: или ты, или тебя. Когда после неудачного усыновления я снова вернулся в детский дом, то – в прямом смысле – озверел. Вместо членораздельной речи мычал или рычал, забившись в угол и бросаясь с кулаками на всех, кто ко мне подходил.

Было только два человека, которым удалось установить со мной контакт. Первый – директор детского дома сеньора Мадлен – единственный человек, навещавший меня на протяжении двух месяцев в больнице. Второй – новенькая девочка с вечно торчащими во все стороны кудрявыми белокурыми волосами и заразительным смехом, при звуке которого внутри у меня всё дрожало.

Мия… Моя маленькая бойкая подружка. Она единственная из всей группы не побоялась подойти ко мне во время приступа неконтролируемой ярости. Наша история, как и самая драматичная в этом мире история грехопадения, началась с яблока. Большого красного наливного яблока, которое она протянула мне, широко улыбнувшись щербатой улыбкой, а затем беззаботно прочирикала.

– Я Мия! Угощайся… – маленькая худая ручка протягивает мне огромный фрукт, который кажется вдвое больше её хилой ладошки.

В помещении не слышно ни звука. Все замерли около противоположной стены. Я только что оттолкнул неопрятного толстого мальчишку, который до сих пор неестественно дрыгается на полу, пытаясь выдавить из себя слёзы. Я слышал, как они обсуждали меня. Называли бракованным уродцем.

«Его больше никто не усыновит. Он не подошел. Бракованный»

«С ним что-то не так, раз его вернули назад. Он не понравился. Уродец. Фу. Давайте тоже не будет с ним общаться?!» – шептались в столовке за пару минут до инцидента.

Через несколько дней мне исполнится шесть лет. Я думал, что впервые отмечу свой день рождения в семье, но этому не суждено было случиться. Наверное, я, правда, какой-то не такой. Мне страшно. Я пытаюсь говорить, но не выходит. Только невнятные булькающие звуки. Все ребята смеются. Мне страшно, что теперь уже никто не захочет взять меня в семью.

Лежа на больничной койке, поклялся, что больше ни один человек не причинит мне физическую боль. Душевную – пожалуйста! Сколько угодно! В моей душе и так темно и смрадно, как в преисподней. Чувствую, с каждым днём всё сильнее превращаюсь в звероподобное существо.

Тупой толстяк Виктор громко рассмеялся у меня над ухом и назвал уродцем. Я тут же звезданул ему по животу. Он отлетел и повалился на пол, словно куль с мукой. Тихо завыл, тыкая в меня своим трясущимся жирным пальцем. Все дети испуганно отбежали к стене, а я выкатил глаза и зарычал, подумав про себя: «Вы все будете меня бояться и уважать. Каждый из вас, маленькие ничтожные неудачники! Я лучше сдохну, чем позволю ещё кому-то меня оскорбить. С этой минуты всегда буду бить первым! Научусь защищать себя и близких людей, если когда-то они появятся в моей жизни».

– Я припрятала это яблоко с обеда. Для тебя, Демиан! – смущенная улыбка растягивает рот, открывая моему взору её неестественно крупные передние зубы, разделенные милой щербинкой.

Внимательнее вглядываюсь в образ отважной девчонки: её вьющиеся светлые волосы обрамляют круглое лицо с аккуратным вздернутым носом. Поднимаю взгляд немного выше и вздрагиваю – зеленые глаза с небольшими карими вкраплениями, окруженные серебристо-серой радужкой смотрят совсем не по-детски. Словно она ребенок с взглядом столетнего философа. Ни одна улыбка не спрячет боль, которая уже успела мелькнуть в её широко распахнутом недетском взгляде.