- Садись, здесь свободно, - сказала Герда, пересев на одно место дальше.

Блондинка взглянула на Герду, улыбнулась, тем самым поблагодарив.

- Мы же учимся вместе, - заметила Дарина. – Мы еще не знакомы, прости. Я Дарина.

- Я знаю, - улыбнулась Герда.

- Ты была на посвящении в студенты? Это было, когда мы в клуб пошли.

- Не, у меня была работа в тот момент. Да и по клубам не больно-то хочется тусоваться. – Герда помнила первое посвящение в студенты. Обычная дискотека, каких много. С таким же успехом можно пойти на танцы в пятницу, ничего не изменится. Только алкоголь появится. А с алкоголем всегда веселее. Но первокурсникам, детям, которые только стали совершеннолетними, это не грозит. Календарному соответствуют, а на лицо глянешь – пубертатный период еще не закончился. – Я свое посвящение уже отгуляла четыре года назад, в медфаке.

Женя и Леня устроились ближе к сцене, где стояли две девушки, они повторяли текст и периодически смотрели на студентов. Так получилось, и оно хорошо, что, Женя сидел между Леней и старостой группы – Пелагеей, девушкой, которая ему приглянулась первого сентября и теперь не покидала его сознание.

Ладони покрылись потом, когда Женя, перекрикивая шумиху зала, заговорил:

- Ты свободна сегодня после посвящения? – На одну секунду Женя подумал, что он ревет на нее. Лицо залила горячая кровь.

- О, - Пелагея не сразу заметила Женю. – Женя, я не заметила тебя. Не болтали со времени клуба.

Не очень приятное воспоминание…

Женя пошел в клуб потому, что туда пошла староста. Отдал деньги, которые дали на обед, на поход в клуб, а толк?

Парень не хотел заплутать в клубе, было скверно идти через потные спины и животы на танцпол. Хотелось усесться на какое-нибудь место, где все просматривалось. Наткнулся на одногруппника – Марка – полноватого мальчика с сонными глазами и, слава Семерым, в очках. Теперь в коллективе два очкарика.

Марк сказал, что вся компания «Леч Д» сидит там, где-то в уголке, периодически выходит потанцевать или взять чего попить. Женя послушал одногруппника, спросил:

- А сам-то куда?

- Не могу больше сидеть, пойду возьму выпить чего. Не даром же паспорт прихватил с собой!

Сидели дружной компанией, смеялись, расспрашивали друг друга о том, кем были в «прошлой» жизни.

Пелагея сидела в окружении девочек, но словом не выдавала себя. Она была тихой. Застенчивой. На губах розовая помада, волосы собраны наполовину. Через белоснежную рубашку с черными вставками виднелся черный лифчик.

Женя подсел к ней. Она не заметила этого – была поглощена байками Петра о том, как он однажды напился на вписке своего друга. Не понимал Женя, как таких Природа-мать не выкидывает из круговорота жизни пинком под зад. Если не она, то кто сможет? Не общество – оно само по себе. Есть дебил, ну и хер с ним.

- А я стихи сочиняю! – заявил Женя, да так, что Петр умолк и вопросительно посмотрел на одногруппника.

- Стихи? – удивилась Пелагея.

Внутри кольнуло. Слишком резкое заявление, спонтанное.

- Э, да… Только маленькие – четверостишья. Иногда, бывает, пишу большие, но это редкость.

- А давай-ка ебани, что там у тебя, - попросил Петр, наклонившись к Жене, не вставая с дивана.

- Ну…

Вот, что рассказать?! Нет, как не опустить себя перед всеми, кто на тебя смотрит? Одногруппники застыли и ждут, а чего они ждут, Пушкина? Может, Есенина сразу, чего стыдиться-то?!

Сглотнул безвкусной слюны и начал:

Мне страшно прыгать с парашютом,

Сказал инструктору Алексей.

Все хорошо, Алексей, не бойся,

Сегодня прыгнешь без него.

Ощущали ли в тот момент одногруппники перед «поэтом» испанский стыд, Женя так и не узнает. Не узнает также, что думал Алексей, который уставился на него каменным лицом. В глазах нет злости, но и радости тоже.

- Чем еще нас рассмешишь? – спросил Петр, чувствуя, как поднимается настроение и находка в виде шута.

Я Леню знал, я Лене верил,

Но как-то будучи в гостях,

Украл я ложечку у Лени,

А дома разглядел – своя.

Леня разразился хохотом. Этим заразным смехом, который слышали все, одногруппник заразил еще нескольких студентов. Женя не знал, что подумать, может, ну эти стихи, просто замолчит и будет сидеть тихо.

- Ну ты пес, конечно, - хлопая по плечу Женю, признался Леня. – Давай еще, мне нравится.

- Просим, - поддержал Петр, он театрально хлопал в ладоши, - просим нашего поэта просветить нас духовно и культурно!

Ну здравствуй, море, шепчет Дарина,

Любуясь блеском синих волн.

Ну здравствуй, Дарина, шепчет море,

Любуясь Дарьей в ответ.

- Э, давай, лучше, трэш какой-нибудь, - сказал Петр. – У тебя он хорошо получается.

Женя чувствует, как краснеет. Обжигающая волна идет по щекам ко лбу и спадает со словами старосты:

- А про меня можешь сочинить? Прям здесь, сейчас.

Облегчение.

Вы не находите, Пелагея,

Что голубь очень грустный птиц?

Смотрите, как воркует скорбно,

Как какает печально он.

Черт, что я только что рассказал?!

Пелагея только улыбнулась, не сказав и слова. Женя не знал, что и думать. Ей понравилось? Она не считает меня идиотом?

- Ну, это, конечно, не Есенин, но для начала сойдет, - сказал Петр.

Женя не показал удивления. А он был удивлен реакции Петра. Думал, как бы он не стал стебаться. Пронесло.

- Жарко тут как-то, - сказала Пелагея. – Попить бы чего-нибудь холодненького.

- В баре, может, есть что, - сказал Женя.

- А ты идешь туда?

- Ну, да.

- Прихватишь мне что-нибудь?

- Да, разумеется.

Помчался со всех ног. Взял колы в стекле. Вернулся, а к старосте уже прильнул Петр. Сидят, Петр снова травит своими идиотскими байками в то время, когда Пелагея пила безалкогольное, пронесенное с собой…

- Ты не хотела бы пойти со мной в кино сегодня? – спросил Женя, показывая билеты.

- Хм, а почему сегодня? - Пелагея смотрела на билеты.

- Сегодня четверг – премьерный день – день, когда спойлеров еще нет в интернете. Ну, что скажешь?

- Скажу… пошли!

Пелагея улыбнулась Жене. Так улыбнулась, что парень и позабыл, что за окнами холодная осень.

Леня усмехался в голове, глядя на своего друга. Краем уха он подслушал предложение Жени насчет кино. Льву казалось, что после того «выступления» со стихами, Женя пропадет с радаров старосты. Ошибся, вернулся Женек.

Декан говорил речь. Закончил, на его место вышли две девушки симпатичные на вид. После них на сцену выскочил президент студенческого комитета.

Песни и пляски – дело хорошее, но хотелось поскорее надеть халат, снять его и пойти домой.

Я сижу на последнем ряду, читаю. Да, делать мне больше нечего! Что с этого? Мне не интересно представление. Вот пляшешь, пляшешь, и что? Может, настроение кому-то и подняли, но я давно понял, что это такое – выступления перед чем-то очень важным. Как, например, перед вручением аттестатов. Как же там тянули резину! Сейчас-то это зачем. Говорили, это не школа, здесь не так. Тогда почему, черт, я ощущаю скользкое чувство, которое чувствовал в последние месяцы в школе?! Где там глицин, а нет, «Афобазол». Где он там у меня?

Достал из рюкзака три таблетки, закинулся. Да, именно закинулся – опрокинул голову и закинул в рот таблетки. Это все бред – эти успокоительные ЛС. Сотни рублей тратить на маленькие витамины. Самовнушение и то лучше действует, качественнее.

- Не подавись, - сказал Алексей.

Вздрогнул. Я знал, что он сидит рядом, но не ожидал услышать его. Сидит себе спокойно, смотрит представление, и тут на тебе - «не подавись». Обычно он не говорит. Может, если по делу там, например, какие пары завтра, что там учить. Я тоже молчал, но и по делу не обращался. Хотел сам разобраться, если нужно, сам знать, какие пары, сам хотел знать, что требуется учить.