— Ты узнал от него что-нибудь полезное? — спросил Амон.

Ариман на секунду заколебался, прежде чем ответить:

— Теперь я понимаю, как распространяется порча.

— Но ты не знаешь, как обратить ее вспять?

— Нет, пока нет.

Амон пожал плечами:

— Нужно сообщить об этом Алому Королю.

— Ты же знаешь, что мы не можем, — зло бросил Ариман.

— Почему? Однажды он остановил это, сможет и вновь.

— Он просто отсрочил нашу дегенерацию. В своем высокомерии он счел, что овладел порожденными Великим океаном силами.

Амон издевательски рассмеялся:

— И ты думаешь, что остановить это сможем мы. И кто теперь высокомерен?

— Ты пробыл вдали от легиона слишком долго, Амон, — прорычал Ариман. — Скитания завели тебя в самые дальние уголки мира, но что ты узнал? Ничего.

Амон приблизился к нему вплотную.

— Значит, я узнал не больше твоего, Азек.

Собек быстро встал между Амоном и Ариманом.

— Примарх может нам помочь.

Ариман покачал головой и пролистал Книгу Магнуса до страницы с незаконченной формулой и эзотерическими вычислениями.

— Мы уже шли этим путем прежде, братья. Когда Рубрика будет готова, мы поднесем ее нашему отцу. Если он узнает о Великой Работе, пока она не завершена и не опробована, то остановит ее.

Хатхор Маат прикоснулся к пожелтевшим страницам Книги Магнуса, будто она была священной реликвией.

— Зря ты предполагаешь, будто его это вообще волнует. Когда в последний раз кто-либо из вас видел Магнуса или чувствовал его присутствие в этом мире?

Их молчание только раззадорило словоохотливость Хатора Маата, что никогда не было особо сложной задачей, и его лицо приняло более вальяжное выражение.

— Магнус размышляет в Обсидиановой башне. Кто знает, какие мысли тревожат его разум? Определенно не судьба оставшихся сынов.

— Ты очень много думаешь, Хатхор Маат, — сказал Амон. Когда-то он был советником примарха и всегда становился на защиту повелителя, когда споры становились слишком накаленными.

— Думаешь? И что ты предлагаешь нам делать? Покорно ждать, что нам преподнесут волны варпа? Будь они прокляты вместе с тобой, — Хатхор Маат приблизился к искаженному трупу Астенну, чьи прежнее благородство и величие были теперь уничтожены и осквернены. — Я не уподоблюсь ему, и если мне придется пойти против воли примарха, то так тому и быть.

К щекам Амона прилил румянец, и его аура сместилась на высшие Исчисления боя. Однако Собек усилил свои способности Корвида, чтоб спроецировать в разум обоих воинов их будущее: сломанные кости, сожженная плоть и конечная гибель.

— Довольно.

Амон и Хатхор Маат поморщились при виде своей смерти. Адепты уняли свои силы, и рассеивающиеся энергии полыхнули из психовосприимчивого шпиля вспышкой эфирного огня.

Ариман шагнул на середину комнаты.

— Мы идем по предначертанному пути с единой целью, и забыть эту цель — величайшая глупость.

— А раз за разом повторять одно и то же, ожидая других результатов, — образцовое безумие.

— Тогда что ты предлагаешь?

— Ты знаешь.

Ариман вздохнул:

— Отлично. Я поговорю с Алым Королем.

Обсидиановая башня не зря получила свое название — изогнутый шип из черного камня возвышался над остальным пейзажем. Такую невероятную конструкцию она обрела в считаные мгновения по мимолетной прихоти, которую Алый Король воплотил в реальность. Башня состояла из неровного стекловидного вещества, подобного шероховатой вулканической скале, пронизанной прожилками света. В ее поверхности не было ни единого окна или двери, кроме тех, что силой мысли создавал примарх.

Вершина башни сияла, частично излучая свет и частично поглощая его. Никто не мог смотреть на сияние, не ощущая на себе взгляда Алого Короля — всевидящего и всезнающего присутствия, не оставлявшего теней, в которых можно было бы утаить секреты.

Ариман старался не смотреть на сияние.

В мире, пронизанном энергией варпа, можно было в мгновение ока перемещаться из одного места в другое, но Ариман предпочитал путешествовать на «Громовом ястребе». Как и все в этом мире, корабль не избежал трансформирующих энергий нового дома. Его корпус стал одновременно более обтекаемым и хищным. Сила имени изменила машину по своему подобию.

Ариман медленно развернул корабль, кружа вокруг башни в поисках места, где можно было бы приземлиться. Яркие электрические бури бушевали в вышине, словно остаточные образы титанических сражений, а иззубренные пики на горизонте озарялись электрическими огнями, что выплевывали в небо сполохи молний.

За «Громовым ястребом» гнались разумные зефиры — осколки лихорадочного сознания, силы, стекавшиеся к человеку, словно ученики к верховному жрецу. Миллионы их вились над башней Магнуса, подобно кольцам планеты или акулам, почуявшим запах крови в воде.

Ариман заложил вираж, когда в верхней части шпиля возник проем, из которого высунулась стеклянная каменная платформа. Он переключил двигатели на обратную тягу и поднял искривленный нос корабля, мягким давлением мысли сажая машину. Ариман дал двигателям остыть, прежде чем спуститься по штурмовой рампе в башню.

Как обычно, он почувствовал в воздухе статику, ощутил потенциал, что существовал в каждом моменте. Даже дыхание здесь обладало силой, и, когда он направился вперед, его облепили невидимые зефиры.

Ариман, не обращая на них внимания, двинулся вглубь башни через эллиптическую арку с краями, которые извивались, будто танцующее пламя. Помещение внутри было большим, слишком огромным, чтобы существовать в окружности башни, и купалось в мягком сиянии библиариума.

Вьющиеся спиралью стеллажи и полки стонали под весом бессчетных форм знания: пергаменты, свитки, инфокристаллы, обтянутые кожей фолианты, псипесны и гаптические мемы — каждый таил в себе фрагмент бесценных знаний, спасенных с разоренного Просперо.

Для стороннего человека это собрание показалось бы объемным хранилищем данных, с которым не могло сравниться ничто, кроме великих подземелий Терры. Однако для Тысячи Сынов то были остатки, крохотные частицы мудрости, что за последние два столетия они собрали со всех уголков Галактики.

Ариману хотелось рыдать из-за того, что столько познаний было утрачено из-за одних только гнева и зависти.

— Оно того стоило, Русс? — пробормотал он.

Донесшийся сверху голос резонировал от вековой скорби. Это был голос, не знавший ни удивления, ни радости, и он казался еще грустнее оттого, что однажды постиг эту радость.

— Не называй его имя.

— Отец.

— Зачем ты потревожил меня?

Ариман не видел ни следа своего генетического повелителя. Голос исходил отовсюду и одновременно из ниоткуда, бесплотный дух, который мог шептать ему на ухо или кричать из глубин библиариума.

— Я хочу кое-что спросить.

— Для этого ты мог не лететь к Обсидиановой башне.

— Нет, но кое о чем лучше говорить лицом к лицу, как отец с сыном.

Миг молчания. Потом в зале вдруг стала ощутимой аура присутствия, подобно фундаментальному изменению в сокрытой физике мироздания. Библиариум исчез, и Ариман оказался на вершине башни Магнуса, вознесшись, словно бог над своими владениями. Мир скрывался вдали, и Ариман показался себе великаном, стоявшим на сфере, откуда виднелась вотчина воинов-колдунов, что спаслись из резни у пирамиды Фотепа.

Из многотысячного легиона выжила лишь эта горстка.

— Мы бы хотели жить, как раньше, — сказал Ариман. — Но история этого не допустит.

Треск молнии и внезапный прилив энергии, а затем примарх просто оказался рядом. Он посмотрел на Аримана.

— Однако группа решительных воинов, которых направляет нерушимая вера в свою цель, способна изменить ход истории.

Его звали Алый Король. Красный Циклоп. Магнус Одноглазый. Все эти эпитеты и множество других были возложены на него. Одни он получил в восхвалениях, но большинство — от страха.

Магнус, высившийся над Ариманом, выглядел так, как он его запомнил, собираясь на бой с Волчьим Королем в завывающей буре черного дождя. Кроваво-красный нагрудник, пронзенный двумя костяными рогами, на плечи наброшена янтарная кольчужная мантия. Килт из опаленной на солнце кожи, окаймленный золотом и с вырезанным из слоновой кости символом легиона — змеиным знаком.