— Обычно меня находят, в конечном счете.

Магистр войны иронически взглянул на него.

— Да, в конечном счете, — затем Луперкаль посерьезнел. — Галактика меняется. В ней возникает многое, чего я не понимаю, и многое, что мне не нравится. Воинам нужно держаться рядом. Надеюсь, что ты откликнешься на мой зов, когда придет час.

Примархи посмотрели друг другу в глаза. Представив, как они сражаются вместе, я слегка вздрогнула от подобной картины. Пред их союзом пошатнулись бы основы Галактики.

— Ты знаешь, что откликнусь, брат, — произнес Хан. — Так всегда было между нами. Ты зовешь — я прихожу.

В голосе Джагатая звучала искренность, он верил в то, что говорил. Также я разобрала обожание и теплоту. Все эти чувства были родственны между собой.

Я затаила дыхание — мне почему-то представилось, что происходит нечто значительное, нечто необратимое.

«Ты зовешь — я прихожу».

Затем братья вместе вышли из залы, шагая в ногу, захваченные разговором. Есугэй последовал за ними.

Воцарилось спокойствие. У меня в ушах отдавался стук сердца, кажущийся громким, как тиканье часов. Еще долго я не могла сдвинуться с места, медленно освобождаясь от липкого ужаса. Когда мне наконец удалось разжать пальцы на подлокотниках, меня по-прежнему била дрожь. В голове мелькали мысли и образы, теснившиеся в бешеной круговерти ошеломительных впечатлений.

Я не сразу осознала, что меня бросили в недрах боевого корабля легиона, откуда мне самой вряд ли удалось бы отыскать обратный путь. Скорее всего, мое звание в таком месте мало что значило.

Но это было еще не самое худшее. Я увидела, пусть мельком, как в действительности управляется Великий крестовый поход, и моя крохотная роль в нем оказалась даже более незначительной, чем думалось мне. Мы, люди, были ничем для этих закованных в доспехи богов.

Когда я поняла это, сама идея споров с примархом о военной стратегии показалась мне уже не тщеславной, а безумной.

Но все же я увидела их. Сделала то, ради чего бесчисленные кадровые солдаты с радостью отдали бы жизнь. Это чего-то да стоило, несмотря на итоговую неудачу.

Я неуверенно поднялась с кресла и собралась с силами перед тем, как выйти в коридор. Меня не радовала перспектива встречи с охранниками у дверей.

Оказалось, что я зря беспокоилась. Есугэй вернулся, бесшумно проскользнув в покои, и одарил меня заговорщицкой улыбкой.

— Ну, — сказал он, — неожиданно вышло.

— Да уж, — еще слабым голосом отозвалась я.

— Примарх и магистр войны, — добавил Таргутай. — Вы хорошо держались.

Я рассмеялась, в основном из-за схлынувшего напряжения.

— Правда? Я чуть сознания не лишилась.

— Бывает, — ответил Белый Шрам. — Как ощущения?

— Выставила себя дурой, — я закатила глаза. — Зря потратила время — ваше время. Простите.

Есугэй пожал плечами.

— Не извиняйтесь. Хан ничего не делает зря.

Он осторожно посмотрел на меня.

— Вскоре мы отбываем на Чондакс, — продолжил Таргутай. — Надо поохотиться на орков. Хан знает, что нам предстоит, и он прислушался к вам. Он просил передать, что если вы пожелаете, то можете присоединиться к нам. Нашему курултаю нужен опытный советник, такой, что не боится говорить правду, которую не желают слышать.

Легионер снова улыбнулся.

— Мы знаем наши слабости. Все меняется, и мы должны измениться. Что думаете?

На мгновение я не поверила своим ушам. Решила, что Есугэй шутит, но тут же подумала, что он не из шутников.

— А вы летите на Чондакс? — спросила я.

— Не знаю. Может, скоро узнаю. Так вот, присоединиться к нам непросто. У нас есть обычаи, диковинные для посторонних. Возможно, вам будет лучше в вашем Департаменто. Если так, мы поймем.

Пока Таргутай говорил, я приняла решение.

Во мне вспыхнуло будоражащее чувство прыжка в неизведанное, нечто столь же нехарактерное для меня, как и временная забывчивость в разговоре с Ханом. Учитывая события последней пары часов, несложно было поверить, что судьба дает мне возможность что-то сделать со своей жизнью, уйти от роли безымянной шестеренки в бесконечном механизме.

— Вы правы, говоря, что я не понимаю вас, — сказала я. — Мне почти ничего о вас неизвестно.

Я старалась ровно произносить слова, чтобы показаться более уверенной, чем на самом деле. Мне хотелось смеяться, наполовину от восторга, наполовину от страха.

— Но я могу научиться, — добавила я.

Прошло еще два дня, прежде чем мы добрались до центра. Все это время мы с Торгуном сражались вместе, сочетая наши разнообразные умения, и пытались не перечить друг другу. Порой я рвался в наступление, и терранин не возражал; иногда он желал зачистить участок перед выдвижением, и я соглашался.

Но не все было так просто. Мои бойцы неохотно взаимодействовали с терранами. Мы почти не общались: я встретился только с одним из заместителей Торгуна, угрюмым воином по имени Хаким, и обменялся с ним лишь парой слов. Но, несмотря ни на что, мы учились друг у друга. Я осознал, что в тактике его братства есть достойные приемы. Надеялся, что он так же думает о нашей доктрине.

К моменту прорыва в сердце Дробилки мы уже понесли большие потери, чем за все предыдущие годы кампании. В истерзанном Братстве Бури осталось едва ли две трети бойцов, но я не сожалел об этом. Никто из нас не сожалел. Мы всегда знали, что зеленокожие будут яростно драться за свой последний оплот, а погибшие пали смертью истинных воинов.

Правда, имей мы больше времени, я помянул бы Бату, который всегда был близок мне. Я помянул бы и веселую душу Хасы — он мог достичь величия, если бы выжил там.

Сангджай извлек бессмертные составляющие их тел, чтобы частичка воинов вечно жила в подвигах тех, кто придет следом. Как и всегда, мы забрали броню и оружие павших, но вернули их смертные тела земле и небу Чондакса. Даже в ущельях, где ветра не были так сильны, мертвецы начали исчезать у нас на глазах. Я понял, что мир скоро сметет наши следы с плато, где мы так жестоко бились, где пролили столько крови. Оно вновь станет белым, как кость, пустым и гулким.

Я видел монументы, возведенные Империумом на Улланоре, и восхищался ими. Они простоят тысячелетия, но на Чондаксе не останется ничего, что напоминало бы о нас. Мы, словно призраки, недолго порхали над его пустошами и убивали врагов, а затем планета очистилась от нашего присутствия.

Но битвы там были вполне настоящими. Безжалостные непрерывные свирепые битвы — вот что было настоящим. Мы устали, добираясь до центра Дробилки, ведь орки измотали нас своим неослабным сопротивлением. Потеки крови окрасили мою броню в грязно-коричневый цвет. Нагрудник покрывали сколы и трещины, на шлеме виднелись отметины от клинков. Постоянно ныли мышцы, хотя природное телосложение и генетические улучшения и делали их пригодными для нескончаемых боев. Я не спал несколько суток.

И все же, когда мы взобрались на крайнюю гряду, остановились вдоль края длинного утеса и окинули взором цель наших трудов, то воспрянули духом.

Мы увидели последнюю гору, ветшающую крепость врага, и улыбнулись.

Впереди была широкая круглая впадина, как будто вырытая среди неровных скал какой-то гигантской ложкой. Мы стояли на ее южном краю и смотрели на север, в центр. Едва различимые кручи на дальней стороне терялись за пеленой пыли. Склоны углубления были гладкими и пустыми, широкие участки обнаженной породы поблескивали в свете солнц. Земля уходила вниз пологой дугой, дно находилось на глубине почти двухсот метров.

В центре чаши возвышалась цитадель — островерхая скала, потрескавшаяся и зазубренная от времени. Она вздымалась из голого камня, словно охотничье копье, пробившее тушу зверя. Поднимаясь более чем на две сотни метров, пик расщеплялся на несколько вытянутых зубцов, которые переливались на свету, будто расколотая кость.

Зеленокожие долго трудились над крепостью. Возвели стены вокруг нее, установили сторожевые вышки, соединили тонкие каменные башенки винтовыми лестницами. Бока их оплота щетинились орудиями, из его основания тянулись столбы черного дыма и копоти. Дальше вглубь рычали громадные машины — двигатели, генераторы, кузнечные механизмы. Я предположил, что орки перенесли их с одного из своих космических скитальцев колоссальных размеров. Возможно, он давно уже рухнул на Чондакс и постепенно был превращен в базу для последнего бастиона чужаков.