— Наш отец никогда не говорил о значении, лишь о пределах власти. Опасно оставлять такое понятие без объяснений. Возможно, он желал, чтобы я сам понял его смысл. Может быть, значение не заботило его, поскольку освобождало его от нас, его сыновей. Допустим, он не догадывался, что это будет значить для его Империи.

Хорус поднял длань, и перед троном возник столб гололитического света. В шероховатой проекции изображения возникли фигуры мужчин и женщин, они корчились, вопили и гибли, их мольбы и крики вторили друг другу, пока грохот выстрелов болтера не пронзил тишину.

— Теперь он знает.

В ответ на собственные мысли Хорус кивнул. Во влажной черноте глаз отражался дрожащий свет гололита.

— Огонь зажжен, все сущее брошено на волю ветра. Все мы вовлечены — он и я, братья мои и наши легионы. Будущее всего человечества замкнуто в этом кольце крови. Всех нас подхватил этот ураган. Империю ждет падение и взлет по мановению моей руки. Или же ждет ее крах, крах, крах…

Он медленно встал, пощелкивали и шипели его доспехи. Он вновь махнул рукой, и вокруг него возникло еще больше холодно-светящихся конусов с размытыми изображениями лиц. Одни кричали, изрыгая слова вперемешку с кровью и дымом, другие гундосили что-то голосами неживыми и монотонными. Хорус склонил голову и прислушался.

— Всё только кровь, кровь и вопли перемен. Сейчас анархия правит миром. Мы распадаемся, эта война ускользает сквозь наши пальцы, чтобы закружить до беспамятства, — проговорил он, и над какофонией возвысился звук его голоса.

Хорус обернулся, глядя, как вокруг флуоресцируют голограммы и тронный зал пляшет в призрачном свете тысяч посланий.

— Исстван должен был сгореть молча, чтобы война была выиграна раньше, чем началась. Предполагалось, что крылья Ангела будут сломлены у моих ног. Но осечки следуют одна за другой. Непрерывно, снова и снова…

Он замер, взгляд был прикован к изображению сморщенного астропата.

— Калт сгорел, и все же наш брат жив. Робаут. Мудрый Робаут. Со всеми своими поскрипывающими перьями, планами и чаяниями. Слишком разумный, очень сильный. Чересчур совершенный, — Хорус глубоко вздохнул и повернулся к пустому трону. — Хотелось бы мне, чтобы он был с нами.

По мановению его похожих на клинки пальцев сонм образов исчез, и снова воцарилась тишина и вернулись тени. Хорус покачал головой, по-прежнему не спуская глаз с трона.

— Можно сказать, что я слишком прислушивался к Альфарию и Лоргару, что лукавые боевые действия с намеренными хитростями заранее обречены на провал. Возможно, так и есть. Гидра не может все предугадать, и теперь эта слепота кинжалом вонзается ей в собственную спину. Коракс бы такой ошибки не допустил.

Он невесело хмыкнул.

— Странно, сколь многие мои чаяния обращаются против меня самого. И идут за мной одни порченые да увечные. Я — повелитель сломленных монстров.

Медленно-медленно двинулся он вокруг огромного гололитического стола, и гулкая тишина поглотила звуки его шагов.

— Не могу я руководить ни ими, ни их сыновьями, и они это знают. Мортарион, Пертурабо и все остальные… чувствуют это. Всем известно, что больше нельзя управлять этой войной, можно лишь выживать под ударом. Но ведь они никогда по-настоящему не понимали меня и с каждой секундой разумеют все меньше. Сомневаются. Думают, будто я сбился с пути. Я вижу в их сердцах низость, гордыню, их подгоняют семена порчи, питая бурю. И с такими должен я заново отстраивать будущее!

Хорус вновь остановился у подножия трона и протянул руку. Пальцы сомкнулись на рукояти Разрушителя Миров, и он легко поднял булаву вверх. В тусклом свете были видны каждая вмятина, каждая выбоина, каждый рубец на отполированном металле.

— Тысяча битв. Десять тысяч. Десятью десять на десять — и все ради того, чтобы наступила новая эра. Отвергнуто все то, что было несомненного в прошлом, все убеждения пошли прахом. Повсюду война, которая тянется во времени, и неведомо, когда настигнет последний удар. Не беда, ибо все напасти мне только на руку. Гроза начинается только для того, чтобы поразила молния.

Он снова взглянул на трон и горестно покачал головой. Разомкнул сжатые пальцы и положил Разрушителя Миров подле себя. Взгляд его изменился, словно Хорус обладал способность видеть не только то, что лежит перед его глазами.

— Никто другой не дерзнет на это. Даже ты. Возможно, именно поэтому отец избрал меня. Может быть, это для него было единственным мигом честности, — тут его взгляд сфокусировался и ожесточился, черные глаза стали подобны двум зеркальным озерам на лице сурового короля.

Закрепленный на подлокотнике трона череп Ферруса Мануса взирал на Хоруса пустыми глазницами, которые когда-то были живыми глазами. Макушка идеальной головы умерщвленного примарха была усеяна паутинкой трещин, которые сходились у страшного пролома кости на виске. Казалось, что, даже превратившись в блестящую кость, череп излучает силу и бросает вызов.

— Не имеет значения, каким именно образом сгорает Галактика, важен сам факт. Магистр войны — вот что это значит, брат мой. Сила совершать то, что должно.

Атомные небеса пылали яростными электромагнитными вспышками, поднимавшимися от разрушенных тесла-катушек энергохранилищ. Умирающие машины Кавор Сарты вопили в ужасе. Воздух был полон статического шума невообразимо сложных механизмов, терзаемых пытками, — объявший всю планету истошный визг ноосферного распада.

Обширные рудные бассейны расплавились, а громадные перерабатывающие комбинаты рухнули, уничтоженные вулканическими сердцами, которые прежде питали их энергией. Ядерные взрывы в мгновение ока обратили сборочные цеха и мануфактории размером с континент в металлолом, а в строительных ангарах, где раньше во имя благой цели непрестанно гремели молоты, теперь гуляло эхо куда более темных дел.

Лояльные кузницы, некогда помогавшие строить Империум Человека, ныне пали рабами чудовищных, бесчеловечных хозяев, что желали разрушить его до основания. В огромных галереях знаний, с невероятным трудом вырванных из тьмы Долгой Ночи, теперь гуляло эхо солдатских криков, случайных ружейных залпов и громовой поступи существ из червивой плоти и железа.

Орден Ядовитых Шипов Несущих Слово принес войну на Кавор Сарту — войну, которую мир-феод Адептус Механикус проиграл еще до того, как прозвучали первые выстрелы. Незримый враг, что ударил без предупреждения и учинил кровавую бойню, изолировал Кавор Сарту от имперских крепостей Герольдар и Трамас. Ударив из теней огромного астероидного пояса вокруг Тсагуальсы, этот безымянный враг изувечил Кавор Сарту еще до того, как Несущие Слово и их миллиардные армии смертных снизошли на планету сквозь бушевавшие в небесах ядерные бури.

Нет страха сильнее, чем страх неизвестного. Паника, охватившая Кавор Сарту, подкосила защитников планеты сильнее любой орбитальной бомбардировки. Мир-кузница пал за шесть дней, а его безграничные ресурсы были обращены во служение чужеродной алхимии ради новой жуткой цели. Запретные хранилища были распечатаны, погребенные творения науки из века Железа и Золота извлечены из пыльных гробниц, дабы создавать кошмарные боевые машины, напитанные колдовством варпа.

Кавор Сарта кричала, перерождаясь в новом омерзительном облике.

Ей суждено кричать, пока ее огромные хранилища не выгорят дотла, а пламенное сердце не станет холодным и безжизненным.

Имперский мир умирал, но его смерть не осталась незамеченной.

Существо передвигалось покачивающейся механической походкой, неестественной и грациозной. Нечетное количество ног оскорбляло чувства Никоны Шарроукина. Укрывшись в тени рухнувшей башни плавильни, он сохранял абсолютную неподвижность, а особые маскировочные системы удерживали излучение его доспеха и выхлопы компактного прыжкового ранца ниже предела обнаружения.

Он был невидим настолько, насколько это было вообще возможно для одного из сынов Коракса.