© О. А. Березина, 2018

© Оформление. ООО «Бук», 2018

Признаки категории «безличность», в том числе объединяющие разнородные синтаксические структуры в единое поле, представляются недостаточно полно описывающими сущность данной категории в семантическом плане. Данный факт ведет к неопределенности границ самой категории, к неоднозначности критериев включения определенных сентенциональных структур в рассматриваемое поле. Таким образом, цель данной работы состоит в том, чтобы определить инвариантную семантику категориального поля «безличность», на ее основе предложить иное толкование основного общего содержательного компонента данного поля, выявить признаки и аспекты проявления данного семантического признака на материале негомогенного класса сентенциональных структур, а также установить границы категории «безличность» на материале английского языка. Методология проведения работы основывается на положениях теории биологии познания, развиваемых в лингвистическом аспекте, концепциях теории системы «организм-среда», разрабатываемых в русле психологии восприятия, а также положениях когнитивных направлений в исследовании лингвистического материала. В результате выявлен семантический инвариант категории «безличность», которым является признак СОБЫТИЙНОСТЬ, актуализирующийся в различных аспектах в ряде сентенциональных структур. Именно данный признак постулируется как фундаментальное свойство, на основе которого говорящий конструирует сентенциональную структуру определенным образом. На основе проведенного исследования предлагается иное толкование термина «безличность», который может рассматриваться как «событийность». Область применения результатов определяется общей исследовательской парадигмой и связана со сферой междисциплинарных исследований в области когнитивной лингвистики, биокогнитивной лингвистики и общей теоретической грамматики.

Вопрос об инвариантной семантике и статусе т. н. безличных структур является одним из наиболее дискутируемых в лингвистике. В связи с отмечаемой многими лингвистами «аномальностью» безличной структуры в языках различного строя, предпринимались многочисленные попытки свести безличную структуру к некоторой «базовой», или исходной, модели (как правило, прямо-переходной, субъектно-объектной или субъектно-предикатной), которая рассматривалась бы как структурно изоморфная отражаемой пропозиции основа, которая претерпевает некоторое число трансформаций на довербальном уровне и актуализируется как «безличная» в проекции синтаксической структуры. Однако в русле когнитивного подхода «безличность» могла бы получить объяснение без привлечения дополнительных трансформационных ступеней в процессе порождения высказывания, оказываясь, таким образом, «нормальным» типом структуры, адекватным образом отражающим ментальные репрезентации конструируемой в лингвистическом плане структуры.

Безличность несомненно является категорией, репрезентированной разнообразным репертуаром языковых форм актуализации данного значения. Категориальный принцип организации языковых актуализационных средств в поле безличности отмечался в исследованиях Т. Б. Алисовой [Алисова 1969], М. В. Захаровой [Захарова 2004], П. А. Леканта [Лекант 1994], Т. Д. Максимовой [Максимова 1984], И. В. Недялкова [Недялков 2005], В. А. Петрова [Петров 2007] и др. Также в ряде исследований безличность рассматривается как субкатегория более широкого категориального поля «личность / безличность», в частности в исследованиях В. Г. Гака [Гак 1991], Г. А. Золотовой [Золотова 1998], В. Ю. Копрова [Копров 2002], С. А. Недобуха [Недобух 2000], Ю. С. Степанова [Степанов 1990], А. А. Худякова [Худяков 2005] и др. В теории функциональной грамматики «безличные» семантические признаки рассматриваются в рамках функционально-семантического поля «персональность» (см. [Бондарко 1991 (b)]). Более того, как показало исследование материала, ни один из конституентов «безличной» структуры сам по себе не актуализирует значение «безличность», данный признак (сколь бы условным или спорным этот термин ни был) выявляется только на уровне синтаксической структуры, равно как на уровне синтаксической структуры происходит актуализация лексической семантики и референция, поскольку: «Референция не является свойством лексических единиц в изоляции, но присуща им только в рамках синтаксической конструкции» [Кравченко 1992, с. 95]. «Начиная акт коммуникации, языковая личность формирует замысел на основании своего прагматикона (системы целей и установок) и актуализирует (приводит в фокус активного внимания) соответствующие элементы тезауруса (своей концептуальной системы или концептуальной картины мира, отражающей то, что есть в реальности, и чего нет). Затем, а скорее всего параллельно, говорящий актуализирует необходимые для их передачи языковые средства, входящие в его лексикон (сумму потенциальных знаний о словарном составе и грамматике конкретного языка, или языковую картину мира» [Архипов 2006, с. 161–162]. Таким образом, все элементы, вовлекаемые в процесс порождения сентенциональной структуры, представляются значимыми, в следствие чего объектом анализа в настоящем исследовании станут: лексическая семантика единиц, комплектующих рассматриваемые структуры, конфигурации самих структур, пресуппозиции, лингвистический контекст, и, по возможности, экстралингвистический контекст также. В первую очередь необходимо выяснить семантический инвариант «безличности», поскольку существующий для описания данной категории термин не представляется адекватным при описании исследуемого материала.

Философия и позже лингвистика неоднократно обращались к проблеме взаимоотношения языковых единиц с категориями бытия и мышления (философские концепции см. [Витгенштейн 1994; Малькольм 1987; Остин 1987; Петров 1987; Moore 1960], лингвистические концепции см. [Кацнельсон 1972, 1984; Кобрина 1989; Кубрякова и др. 1996; Трунова 1989; Garner 1974; Taylor 1989] и др.). Данный вопрос также затрагивался в исследованиях по психологии восприятия ([Выготский 1956; Лурия 1998; Найссер 1981; Пиаже 1969; Узнадзе 1966; Borst 1970; Gibson 1950; Stainsby 1970] и др.). Во всех этих исследованиях указывается на теснейшую связь между языком и почти всеми когнитивными способностями человека, в частности, с процессами категоризации и концептуализации. Таким образом, «<…> учение о категориях, определение их сущности, выявление принципов формирования их структуры, содержания, основного перечня, относится к числу ключевых проблем любой гуманитарной науки» [Гурочкина 2014, с. 102].

Понятие «категории» в философии определяется как «<…> общие фундаментальные понятия, отражающие наиболее существенные, закономерные связи и отношения реальной действительности и познания. Будучи формами и организующими принципами процесса мышления, категории воспроизводят свойства и отношения бытия и познания во всеобщей и наиболее концентрированной форме» [ФЭС 1983, с. 254]. Интерес к категоризации как к универсальной модели структурирования мира и отношений в нем возник еще в глубокой древности. Анализ этой деятельности приводится Ю. С. Степановым. В частности, он отмечает, что аристотелевская таксономия включала десять «высших родов» или категорий понятий: сущность (субстанция), количество, качество, отношение, место, положение, время, обладание, действие, претерпевание [Степанов 1998, с. 197–209]. Аристотель называл свои категории философскими, но, по сути, они представляют классификацию предикатов древнегреческого языка [Степанов 1998, там же], что во многом повлияло на последующую инвентаризацию частей речи, членов предложения, грамматических и, шире, языковых категорий. Максимальная степень обобщения и абстрагирования в теории категоризации достигалась при различении частеречных классов (о грамматических категориях и грамматическом значении см. [Иванова и др. 1981; Шендельс 1959; Bowers 1986]).