– И еще… Ане не нужно знать об этом разговоре. Вообще знать не нужно, что я приходил. Я не собирался тебе рассказывать всё – это Анькина тайна, а не моя, но думаю, что так будет лучше.

Андрей согласно кивнул. Настроение, еще недавно находившееся на уровне выше среднего, скатилось в глубокий минус, на место желания завалиться на диван пришло другое – купить по дороге домой бутылку коньяка и нажраться. Если бы это только помогло… Наверное, если бы брат Ани решил съездить ему в челюсть сейчас, он даже сопротивляться бы не стал. Может, хоть на душе бы полегчало, хотя бы немного.

Павел уже хотел было развернуться и уйти, но, помедлив, протянул Андрею ладонь. Тот тут же крепко пожал ее. А сам подумал, что знай он все, так скорее сломал бы ему руку, чем пожал. И был бы прав. Миллион раз прав.

Скворцов ушел в сторону метро, а Андрей остался стоять возле машины. Нужно было хоть немного успокоиться, выровнять мысли. Только сделать этого не получалось – чем больше времени проходило, тем сильнее осмысление произошедшего давило на его сознание и сердце. Предательская память, как на зло, подкидывала недавние воспоминания, в которых обязательно присутствовала Аня, и это просто добивало. Эти ее красивые карие глаза, ее нежная кожа, запах ее волос… Странно, но он помнил, как она пахнет. А ведь должен был уже забыть.

– Ты что тут торчишь? – услышал Андрей голос друга, а следом ему на плечо опустилась ладонь.

– Уже уезжаю, – отрезал он и, не желая продолжать разговор, распахнул автомобиль.

– Ты, смотрю, не в духе? – настроение Женьки, судя по всему, напротив, было в плюсе. – Что у тебя случилось-то?

– Жень, отвали. – Андрей захлопнул дверь автомобиля и завел двигатель. Видеть никого сейчас не хотелось, а Костюкова в особенности.

– Ань, постой, – окликнул Андрей девушку, когда та возвращалась на свое рабочее место после обеденного перерыва.

В коридоре, на удивление, было безлюдно, поэтому помешать им никто не мог. Поговорить с Аней Андрей хотел с самого утра и уже несколько раз за сегодня видел ее, но возможности для разговора не представлялось – то она была занята, то он сам. Да и что уж там, с чего начать, Андрей понятия не имел. Весь минувший вечер он думал над сложившейся ситуацией, но ни до чего толкового так и не додумался. Купил бутылку коньяка, но выпил только пару глотков, поужинал в одиночестве и, руководствуясь народной мудростью «утро вечера мудренее», отправился спать.

Аня замедлила шаг. Как вести себя, она не знала. Пройти мимо, сделав вид, что ничего не видит и не слышит, было как-то глупо, но и останавливаться она не хотела. Единственное, чего ей хотелось после разговора с Нечаевым в его кабинете, так это чтобы все оставили ее в покое, и не только Андрей, а вообще все. Хотя бы на месяц-другой, а в идеале, так навсегда. Смотреть на Андрея она не могла, потому что стоило ей только его увидеть, как внутри все сжималось, в горле образовывался комок, леденели пальцы. Было больно. Вчера, проходя по больничному скверу, она видела сидящую на лавочке молодую пару. Опустила голову и, стараясь не смотреть, быстро зашагала прочь, потому что от созерцания чужого счастья становилось еще больнее.

Так и не решившись остановиться, Аня попыталась пройти мимо. Попытка провалилась – Нечаев был не из тех людей, которые отступают от своего. Видя, что она собирается проигнорировать его, он просто преградил ей дорогу.

– Дай пройти. – Она сделала шаг в сторону, чтобы обойти его, но Андрей, оперевшись рукой о стену, с легкостью отрезал ей все пути для бегства.

– Говорю ж, постой. – Аня стояла совсем рядом, и Андрей чувствовал едва заметный аромат ее туалетной воды. Близость сбивала с мыслей, и он немного отстранился.

– Что еще? – подняв голову, на выдохе спросила Скворцова. – Ты ведь сам сказал, что уже получил от меня все, что тебе было нужно. Чего ты еще от меня хочешь, Андрей?

– Попросить у тебя прощения, – после секундной паузы, проговорил он. – Прости.

Аня, как и несколько дней назад, была бледной, Андрею даже показалось, что она осунулась. И взгляд усталый… Отвернулась, вздохнула. Покачала головой.

– Ты опять какие-то игры затеял? – тихо, с горечью спросила она. – И что теперь предметом спора стало? Будешь выяснять с кем, когда и где я спала? Или что? – голос ее был вроде бы ровный, по крайней мере, она старалась придать тону твердость, но от Андрея не ускользнули печальные нотки.

– Прекрати, – выражение его лица стало еще более серьезным. – Мне действительно жаль, что все так…

– Все правильно, Андрей. Все правильно. Это я просто забылась, замечталась, – с надрывом ответила она, перебив его. – Только, пожалуйста, не надо больше ничего. Я сказала тебе, что не потревожу тебя, можешь не беспокоиться. Только прошу, не издевайся надо мной! Я человек, понимаешь? У меня чувства есть, у меня сердце есть, в конце-то концов. – Теперь уже дрожь в голосе скрыть было невозможно, да Аня и не пыталась сделать это. Разговор явно не клеился.

– Ничего правильного нет! – не выдержав, Андрей положил ладони на Анины плечи. – Почему ты так говоришь? Я не должен был так с тобой…

– Да потому! – снова перебила его Аня. – Оставь меня в покое! Оставьте меня все в покое! – воскликнула она, бросив на Нечаева отчаянный взгляд.

– Ань, – он чуть сильнее сжал ее плечи, – я все знаю.

Он не хотел ей этого говорить. Действительно не хотел. Но сейчас остро пришло понимание того, что, если он не будет откровенен, ничего дельного не выйдет. Паша, брат Ани, был прав – ей не стоило знать об их разговоре, но и скрывать от нее правду, прикрываясь внезапным раскаяньем, было неправильно. Его извинения, больше походящие на очередную игру, ее крики…

– Что ты можешь знать? – едко усмехнулась Скворцова.

– Я знаю, что случилось, когда тебе было двенадцать, – негромко, спокойно проговорил он и тут же почувствовал, как напряглась девушка в его руках.

– З-знаешь? – запнувшись, переспросила Аня. – Ч-что ты знаешь? Откуда?

– Твой брат… Паша, мне рассказал, – Андрей убрал руки с ее плеч. – Мы вчера разговаривали.

– Нет. – Она помотала головой и, сделав несколько мелких шагов, уперлась спиной в стену. – Он не мог… он бы не сказал… – с ужасом глядя на Андрея, пролепетала Аня. Все, что угодно, только не это! И не мог Паша, не мог… Только не этому мужчине, только не ему! Он не должен ничего знать! Никто не должен, а тем более он! Только не он!

Дыхание сбилось, во рту пересохло, воздух стал будто бы тяжелым и вязким, даже вдох сделать было трудно. И в памяти снова калейдоскоп из отрывков воспоминаний. Порой ей казалось, что она забыла, стерла, перечеркнула, что это ее больше не тревожит, только это был самообман. И ночью, во сне, она до сих пор порой видела белёсо-голубые, почти бесцветные глаза, в выражении которых не было ничего, кроме злобы, пренебрежения и похоти. Именно похоти, а не желания. Она чувствовала, как ее трогают чужие руки, чувствовала прикосновения грубых, безжалостных пальцев и противное, с примесью перегара, дыхание у своего лица. Ей было страшно, ей было мерзко. Она сама себе была омерзительна. А потом она просыпалась и, глядя в непроницаемую ночную мглу, не могла заставить себя вновь сомкнуть веки. Она боялась, что во сне снова придет он – убийца ее детства, палач ее души.

– Ань… Ань, успокойся, – видя ее реакцию, Андрей приблизился к ней. – Все хорошо, – он дотронулся до Аниной руки.

Аня лишь плотнее вжалась в стену. Бежать отсюда! Бежать от него, от его голоса, от его взгляда! Потому что невыносимо осознавать, что он все знает. Он не должен был узнать! Никогда!

Но Аня не могла сдвинуться с места. Она чувствовала спиной холод стены, чувствовала касание Андрея к своей руке, но тело не слушалось. Оглушенная, оцепеневшая, она была не в состоянии пошевелиться и только когда ощутила, как ее ладошка тонет в ладони Андрея, немного пришла в себя.

– Не трогай меня, – Она отдернула руку. – Не трогай меня! Не прикасайся ко мне! – закричала Аня в истерике. – Если ты думаешь, что что-то знаешь, то ты ошибаешься! – Глаза вмиг наполнились влагой, и уже через мгновение на бледных щеках остались две влажные дорожки. – Ты ничего, ничего не знаешь! Ты получил, что хотел, теперь оставь меня в покое!