— Хреново выглядишь, — заметил он, глянув на меня через зеркало заднего вида.

— Косметичек не ношу. Где Наумов?

— Возле пристани, вылезает из машины.

— Чёрт, хорошая новость бы не помешала сейчас.

— Есть такая: я не вижу на пристани охранников.

Я с облегчением выдохнул — хоть что-то. Ещё немного, и мы догоним Наумова и отберём у него Сашку. Алексей и все его пособники остались позади, и, может быть, мы даже переживём остаток этого дня. Через пару десятков метров выстрелы прекратились, даже Алексей, похоже, окончательно отстал от нас, мы благополучно добрались до пристани. Джон вылез сам и помог выбраться мне — у меня плохо сгибались ноги. Чувствовал я себя совсем отвратно, голова трещала так, что, казалось, сейчас точно развалится на куски или лопнет, как переспелый арбуз, кожа стала красная, как у рака, и пахла гарью, а кровь на мелких ранах запеклась до чёрной корки. Хорошо хоть мне не так холодно, похоже, воздух у воды был значительно теплее. Небо начинало медленно чернеть, поднялся слабый ветер с воды, которую покрыла мелкая рябь. Похоже, приближался ещё один дождь.

Наумов уже успел скрыться в единственном здании на пристани — наполовину отреставрированном строении с выбитыми здоровенными окнами с правой стороны высотой в два этажа. Внутри была небольшая площадка, на которую, должно быть, разгружали груз с прибывающих катеров. При желании, в здании можно было даже поместить довольно большую яхту, если, конечно, убрать мачту с парусами. Мы с Джоном кое-как доковыляли до этого здания и вошли внутрь. Наумов был возле двух небольших спортивных катеров и пытался вытолкнуть на катер упирающегося Сашку.

— Ни с места, ублюдок! — крикнул Джон, направляя пистолет на Наумова.

Мой брат увидел нас и, со всей силы наступив на ногу Наумову, вырвался из его рук и побежал к нам. Наумов попытался его схватить, но Джон тут же помахал пистолетом:

— Ещё раз выкинешь что-нибудь — пристрелю как собаку.

Наумов усмехнулся:

— Ну-ну. Знаешь, люди становятся жутко самоуверенными, когда держат в руке пистолет. Им в голову ударяет моча, и они тут же начинают считать себя теми, кто диктует условия.

Сашка добежал до нас и бросился ко мне. Руки у него были связаны за спиной, а рот залеплен широким скотчем.

— Я сниму скотч рывком, — предупредил я его. — Потерпи.

Я схватил угол скотча и резко дёрнул его в сторону, но парень держался молодцом и даже не вскрикнул. Я развязал ему руки и обнял его, а затем повернулся к Джону:

— Надо сматываться.

Джон кивнул, и мы медленно пошли навстречу Наумову.

— Может, его лучше здесь застрелить? — громко, чтобы он расслышал, спросил у меня Джон.

— Нет, — я покачал головой. — Он нужен живым, чтобы с меня сняли обвинения.

Наумов по-прежнему улыбался. Похоже, он по-прежнему считал себя хозяином положения, и мне это жутко не нравилось. Я уже собрался было залезть ему в разум и узнать, какую пакость он нам приготовил, но я не успел. Сверху, прямо с неба через широкую дыру в потолке упал высокий человек в чёрном, пахнущем гарью плаще. Под его ногами в изобилии искрили молнии, создав что-то вроде светящегося голубым электрического диска, который помог Алексею не только затормозить при падении, но и ещё и спланировать в сторону таким образом, что он приземлился чётко рядом с Наумовым.

Я тут же скис. Весь план окончательно полетел в тартарары.

Кто же, чёрт его побери, Алексей такой? Неужели ему проклятая наркота открывает такие возможности, что он может чуть ли не летать? И кто рядом с ним тогда я, пусть даже и с целыми двумя способностями, которые даже в совокупности не могут сравниться с его?

Бежать больше было некуда.

Но я внезапно увидел, что Алексею его чудеса даются ой как тяжело — он осунулся, скривился от боли, тяжело дышал и потел настолько обильно, что мог сравниться с Анхельским водопадом. Я синхронно скривился, эмпатически ощутив, что ему хреново ничуть не менее чем мне, пусть он и не изранен.

Рука Джона дрогнула, он тоже не ожидал, что ситуация так резко поменяется. Он теперь знал и видел, на что способен Алексей, и, судя по тому, как задрожала его рука, он боялся очень сильно.

— Давай RD! — требовательно воскликнул Алексей, обращаясь к Наумову. — Я их по стенке размажу.

Наумов нахмурился.

— Ты сколько уже принял за сегодня? — сказал он. — Тебе хватит, иначе…

— У него грёбаный пистолет, старый ты дурак! — прикрикнул на него Алексей. — Гони, иначе он нас обоих пристрелит.

— Да ты спятил!

— Доставай давай, не то я сам тебя убью!

Теперь я ясно увидел, что наркота остаётся наркотой, даже если она, казалось бы, приносит только пользу. Человек подсаживается на неё психологически, увлекаемый открывающимися возможностями, и постепенно начинает сходить с ума, требуя всё больше и больше, чтобы взлетать в своих собственных глазах всё выше и выше. И если исходить из слов Наумова, то Алексей уже крепко на ней сидел, и концентрация вещества в его крови была очень высока. Похоже, что это и даёт ему такие головокружительные способности, но он, будучи самоуверенным человеком, оказался уязвлён, что он так и не смог справиться с нами и выдохся раньше, чем рассчитывал.

— Что мне делать? — шёпотом спросил у меня Джон. — Стрелять?

Я пытался сообразить, найти выход. Я уже стрелял в Алексея, но у него оказалась поразительная устойчивость к пулям. Может, это природная устойчивость, нереальный болевой порог или что подобное, а может это из-за наркотика или его способности к электричеству — оно на него явно действует не так, как на всех других. У Джона в пистолете много патронов нет, большую часть он уже точно расстрелял, и поэтому я не хотел лишаться нашего последнего козыря, того единственного преимущества, которое всё ещё было на нашей стороне. Но с другой стороны, если сейчас не сделать хоть что-то, то второго шанса уже точно не будет.

Тем временем Наумов медленно залез к себе в карман и достал оттуда горсть ампул. Алексей не выдержал и бросился к его руке, слишком резко, отчего Наумов вздрогнул и выронил ампулы. Может быть, нарочно. Часть из них Алексей поймал, часть отправилась в воду, а одна ампула покатилась по грязному бетонному полу к нам и остановилась возле моего ботинка. Я наклонился и поднял её, стал вертеть в руках и рассматривать.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — донёсся до меня тихий голос моего брата. — Наркотик — это плохо, не пей его.

— Даже если я так могу попытаться спасти нас всех? — спросил я его. — На меня он действует не так, как на тебя.

— Всё равно. Лучше умереть честно, как герой.

Его слова поразили меня. Мой младший брат, двенадцатилетний пацан, всё ещё смотрящий некоторые детские мультики, рассуждал о героизме и честности. Более того, он осознавал, что мы из-за этого можем сейчас умереть, а RD может резко повысить наши шансы на успех. Я завидую ему.

Но Алексею было плевать на честность, на героизм, и на себя. Он поймал одну ампулу, отодрал зубами алюминиевую пломбу, выдрав её вместе с куском стекла, отчего молочного цвета жидкость внутри ампулы приобрела красноватый оттенок, и залпом выпил всё её содержимое. Я даже заметил, как он проглотил несколько осколков стекла. Он мелко задрожал, его согнуло пополам, и я увидел, как резко побледнела его кожа, и его артерии отчётливо проступили наружу, прямо на глазах на несколько секунд окрасившись в синий цвет. Наркота действовала быстро, даже если её пили, а не вводили в кровь. Затем Алексей резко выпрямился и, задрав голову вверх, издал жуткий рык, почти звериный. Из его рта снова начали вырываться сиреневые искры, а белки глаз на секунду окрасились в синий цвет. Я скривился, вспомнив те ощущения, которые я совсем недавно испытал, но если мне от них стало хреново, то ему они были в радость, он даже рассмеялся, басовито, раскатисто.

Джон не вытерпел и выстрелил. Пуля прошила одежду Алексея и вошла тому в живот, Алексей вскрикнул от боли и свалился на пол. Под ним начала быстро образовываться лужа крови. Джон нахмурился, ожидая подвоха, но его не последовало.