— Не похоже. Странники и телеги взаправду крюк делают. Должна же быть для этого какая-то веская причина.

— У страха глаза велики. Кто-то пустил сплетню о проклятии, а мнительные болваны и рады верить, — убежденно изрек Лёт.

— Шут его знает, что тут такое творится, но, по-моему, от купца нам достанется увесистый шиш. Только зря день пропал. Тьфу, — раздосадованно сплюнул на мост Пол-лица.

Внезапно смертники почувствовали под ногами слабую дрожь, а по мосту молниеносно разлилось бирюзовое свечение. Ослепленный ярким сиянием, Пол-лица сдвинул окуляр с глаза и, проморгавшись, узрел, как перила лениво вздымаются ввысь, подобно гигантским рукам.

На миг замерев в воздухе, они начали падать прямо на остолбеневших смертников, сыпля пыльной крошкой. Совладав с ошеломлением, Пол-лица едва успел увернуться от одного перила и оттолкнуть подмастерья от второго.

Махнув мимо жертв, каменные руки опять взмыли к небу, а сам мост стал выгибаться, словно кот на завалинке. Не удержавшись на ногах, смертники дружно шлепнулись на животы и покатились к краю, как пущенные с уклона бревна.

Первым, истошно вопя, плюхнулся в воду Савва. Пол-лица словчился уцепиться за щель в кладке, но заметив возвращавшиеся на место перила, добровольно разжал руки. Вынырнув на поверхность, он, не оборачиваясь, погреб к берегу, а вышмыгнувший из бурдюка летунец кинулся спасать барахтавшегося подмастерья.

Когда смертник выбрался на скользкие окатыши, мост уже успокоился. Перила как ни в чем не бывало встали по краям, быки прекратили брыкаться и над рекой вновь воцарился бестревожный шепот воды.

— Вот гадина этот купец! Не мог остеречь, — процедил Пол-лица, как только к берегу подплыл оседлавший летунца Савва.

— Ты слишком мрачно смотришь на мир. Который день я прошу тебя сменить вонючее болото в бурдюке. А тут как раз удобный случай, — иронично заявил Лёт, бросив выбившегося из сил подмастерья рядом со смертником.

— Надеюсь, когда я погоню купца на мост, он будет таращиться на мир также жизнерадостно, как и ты, — вскочив на ноги, проскрежетал Пол-лица.

Запихнув запротестовавшего летунца в бурдюк и вздернув за шиворот Савву, смертник, хлюпая сапогами, направился обратно на холм. Подстегиваемый злобой, Пол-лица ходко одолел подъем, представ перед ухмылявшимся купцом мокрым, но не сломленным.

— Отдаю тебе должное. Твой предшественник сразу драпанул на тот берег. А ты нашел в себе мужество погрести в мою сторону, — с трудом сдерживая хохот, саркастически похвалил усач.

— Мне до того берега плыть было дальше. Да и к тому же хотелось сказать вам в лицо пару ласковых слов, — язвительно парировал Пол-лица, скинув на траву потяжелевший плащ.

— Понимаю. В тебе клокочет негодование из-за… подмоченной

репутации. Однако я предупреждал тебя о проклятии у моста. А остальное, уж

не обессудь, не моя забота, — не впечатлившись свирепым видом смертника, весело оправдался купец.

— Предупреждали о заурядном проклятии. А там оказалось слепое! Одно из самых опасных. Для него убить растяпистого горемыку ничего не стоит, — огрызнулся Пол-лица, утомленно присаживаясь на уцелевший лежень мельницы.

— То-то мост неделю тому назад две мои телеги перемолол в труху заедино с лошадьми и возницами. Откуда эта гнусь тут взялась? — припомнил усач, недобро покосившись на реку.

— От правильников, вестимо. Они, гады, сочиняют неточные индульгенции, радея лишь о спасении заблудших глупцов, да толщине собственной мошны. А распознать истинную породу проклятия не удосуживаются. Дело окончено, злато получено, можно начхать на последствия. Только вот из-за такой небрежной работы проклятия не исчезают, а просто утрачивают способность даже скудно изъясняться или обретать телесный облик. Мечась по свету без цели, они нередко поселяются в безжизненных постройках и вымещают злобу на беспечных путниках. С подобной тварью очень сложно совладать, — эмоционально растолковал Пол-лица.

— Осади. К чему так пространно распинаться об этой пакости? Будет довольно, если ты с ней расправишься. А слепое там проклятие или подслеповатое — мне без разницы, — раздраженно поморщился купец, замахав руками на смертника.

— К тому, что награда за такое проклятие гораздо больше, чем накарябано в вашей писульке, — выливая воду из сапога, веско произнес Пол-лица.

— У меня три телеги на мосту сгинуло. Несколько возниц, ополоумев от страха, сбежали, а оставшимся пришлось удвоить плату. Я едва наскребу на то, что обещано в писульке, — пожалился купец, вывернув для убедительности пустой карман расшитого серебряной нитью камзола.

— Раз удалось вдвойне умилостивить возниц, то и для меня, глядишь, что-нибудь в закромах разыщется, — твердо изрек Пол-лица. — Иначе можете сами из моста проклятие выкуривать. Я подсоблю вам с берега дармовым советом.

— Да пойми же, пока обозы до Первого города доберутся по окольной дороге, лишний месяц улетит псу под хвост. Я и так уже поиздержался, а тут ты еще меня по миру пустить хочешь, — в театральном исступлении воздел руки к небесам усач.

— Погоди-ка. Обозы в Первый город идут? А меня ты туда тайком провезти сумеешь? — прекратив отжимать штанину, со старательным безразличием уточнил Пол-лица. — Я тогда и про надбавку могу запамятовать.

— Смертника?! В столицу братства правильников? Да ты никак

сбрендил. Это ж какой риск! Ежели меня на таком плутовстве поймают, то заодно с тобой на очистительный костер возведут, — схватившись за сердце, запричитал купец. — Забывай вообще про всю плату и тогда я подумаю.

— В твоих словах есть доля истины. Дело и впрямь непростое, — нахмурившись, проникся страданием собеседника Пол-лица. — Так уж и быть… скощу половину от обещанного.

— Лады. Но в пути ты кормишься на свои кровные. Я слышал, что на правом берегу в этом году заморозком озимые побило. Хлеб теперича дорогущий, — жертвенно вздохнув, посетовал усач.

— Треть! И дармовые харчи с тебя, — шлепнул мокрую котомку на камень Пол-лица.

— Четверть и буду потчевать яствами с господского стола, — горячо заверил купец.

— Ничего. У меня крепкое брюхо, привычное к жиденькой похлебке. Треть, — гордо выпятив пузо, отказался Пол-лица.

— И я везу тебя до ворот города, — вдохновенно сочинил очередное условие купец. — А за ворота — четверть.

— Чешем отсюда, — махнул угрюмому подмастерью Пол-лица. — Ему скупердяйство боком выйдет. Обозы еще с пару месяцев в кружную покатают, прежде чем другой смертник за работу не возьмется. Точнее если возьмется.

— Треть, так треть, — шмыгнув носом, обиженно пробурчал усач. — Когда с проклятием разбираться будешь?

— Зависит от того, есть ли у вас на примете толковые каменщики. Чтобы уничтожить проклятие, его сперва нужно выманить. Быстрее всего будет разрушить мост. Проклятие потеряет убежище и устремится на поиски нового. Тут-то я его… — Пол-лица звонко прихлопнул ладонями воображаемую муху.

— А ежели без порчи моста попробовать? Может ему еще телегу скормить? Батрачит на меня один сварливый возница, да все никак на волков не нарвется, — с надеждой спросил купец.

— Вы кумекаете в верном направлении. Такое проклятие по сути чистая стихия ненависти и злобы. Оно утратило уже все человеческие замашки, но кое-что еще помнит. Если привести на мост горемыку, которого проклятие жаждало покарать или правильника напортачившего с индульгенцией, то я сумею обойтись малой кровью, — мысленно посочувствовав работникам купца, пояснил Пол-лица.

— Возница, стало быть, не подойдет? А с упряжкой лошадей? — разочарованно уточнил усач.

— Проклятию, конечно, ваша щедрость придется по вкусу, но толку от этого никакого не будет. Даже кровь из личины редко помогает. Сгодится только связанный с проклятием человек, — развел руками Пол-лица.

— Тогда выберем уловку с вовлечением горемыки, — обреченно молвил купец.

— Повезло, что вы его знаете. Обычно проходится долго выпытывать у

всей округи хоть какие-то достоверные слухи. И кто же он? — обрадованно