— Вспомнил?!

Малодушно вскрикнув, Савва попытался суматошно отползти, но, увидев нападавшего, лишь плаксиво протянул:

— Да не вспомнил я! Не вспомнил! Прекрати меня пугать!

— Зато я, кажется, припоминаю, что уже указывал тебе, Лёт, не шугать подмастерья при мне. Твоими стараниями мы все вскорости начнем вздрагивать от каждого шороха, — проворчал вскочивший на ноги Пол-лица, до того безмятежно сидевший у тлеющего костерка.

— Ну, я же не виноват, что он постоянно рядом с тобой отирается, — развел плавниками летунец. — Думаешь мне шибко приятно хорониться, собирая на чешую всю грязь и паутину? Для дела же надрываюсь. Может хоть страх прояснит его пустую башку, и мы дознаемся, наконец, где обещанные таблички.

— Даже один спокойный денек помог бы мне куда больше, — обиженно пробормотал Савва.

— В доме смертников ты сполна насладишься бестревожностью. Если двинемся в путь немедля, то еще до полудня прибудем к городу, — заливая угли водой из бурдюка, заверил Пол-лица.

— Сдался тебе этот дом смертников. Есть прибежища и побезопаснее, — скривился подмастерье, стряхивая с плеч листву.

— Глава здешнего ордена мой давнишний знакомец. Мы можем положиться на его заступничество от любых неурядиц. Кроме того, ежели ты вдруг не разродишься сведениями о табличках, то и от расплаты не отбояришься, — объяснил Пол-лица, недобро глянув на Савву.

— За те десять дней, что мы без продыху плыли и брели, я при желании уже бы удрал. Однако доселе плетусь за тобой преданным осликом, — взбираясь по пологому склону овражка вслед за смертником, веско отметил подмастерье.

— И зачем-то ведешь точный счет каждого восхода. Будто норовишь не

упустить крайнего срока, когда приспеет пора вспоминать о прошлом, —

выходя на тропинку, сухо произнес Пол-лица.

Летунец на сей раз не захотел встревать в беседу и, воспользовавшись увлеченностью спорщиков, нырнул в гущу донника, очевидно не разуверившись в своем методе исцеления забывчивости посредством страха.

Аккурат к полудню, подбадриваемые неожиданными нападениями Лёта, смертники вышли к городу, протянувшемуся вдоль широкой реки. Спровадив неуемного летунца, они не направились вместе с шумливым людским потоком к видным вдали воротам, а свернули на спокойную дорогу, уходившую к воде. Избавленные от надобности неустанно предугадывать новые эскапады Лёта, смертники бодрым шагом одолели добрую половину спуска, как вдруг их окликнул удивленный бас:

— Ба! Пол-лица, ты ли это?!

Голос принадлежал седовласому бородачу, сидевшему на дощатом настиле под старой ивой. Рядом с ним в похожих расслабленных позах возлежали босые мужики, на огрубевших ступнях которых различались начертанные углем цифры.

— Живчик! До сих пор целехонек! Не зря к тебе это прозвище прицепилось, — приветливо отозвался Пол-лица, разбавив сосредоточенную мину теплой улыбкой.

— А я вижу, что тащится какой-то сутулый типчик с бурдюком за спиной и старается не глазеть по сторонам. Словно хочет, чтобы его ни одна собачонка не почуяла. Ну, кумекаю, точно Пол-лица, — ответно осклабился Живчик и, спрыгнув с настила, похромал к смертникам.

— Доброй рубахой ты так и не разжился, а вот свежий шрам заработал, — соболезнующе взирая на розовый рубец, пересекавший загорелую грудь бородача, проговорил Пол-лица. — Кто же тебя так приголубил? Неужто польстился на щедрый куш за посмертие?

— Я твои заветы помню и с посмертиями не связываюсь. Все больше мелочевку на себя переманивать берусь. Однако ж даже заурядное проклятие умудрилось меня потрепать. И смертник вроде наторелый был, да на поверку оказался нерасторопной колодой. То ли дело с тобой трудиться. Случаем живец бывалый не нужон? — подмигнув косящим к носу глазом, справился бородач.

— Да я только прибыл. Хотел старика проведать, прежде чем за работу приниматься. Но ежели что подвернется, то первым долгом под иву заскочу. Кстати, цены-то у вас зубастые стали. Норовят цапнуть за мошну похлеще иного проклятия, — обнадежил Пол-лица, присмотревшись к исчерченным ступням мужиков.

— Дак ты и не знаешь! Старик-то полгода тому как преставился. С тех пор смертники всякий сброд нанимать взялись. Но в мудреном деле без путевого живца им все равно не обойтись. Вот мы и вздули плату. Пущай теперича за одно проклятие в двойне воздают, — пожалился бородач, раздосадованно сплюнув на дорогу.

— И кто же новым главой ордена заделался? — помрачнев, нервозно

уточнил Пол-лица.

— Белорук. Чтоб его чванливое рыло посмертие расцеловало. Никогда он нашего брата живца не жаловал, — сквозь зубы прошипел бородач. — А это что за хрен подле тебя топчется?

Пол-лица кисло глянул на сконфуженного Савву и, помявшись, вымолвил:

— Начинающий смертник.

— Подмастерье?! У тебя?! Он что золотом срёт? Ты же отродясь себе учеников не брал, — изумленно воскликнул Живчик.

— Что-то вроде. Только вот покамест у него запор. Жду, когда облегчится, — туманно пояснил Пол-лица. — Ну ладно, Живчик, надеюсь, не в последний раз гутарили. Пойду-ка я к Белоруку. Узнаю, чем он меня осчастливит. Просто выбранит или еще и плетьми угостит.

Вопреки собственным словам, распрощавшись с бородачом, Пол-лица не продолжил идти по извилистой дороге, а повернул обратно. Затравленно озираясь, он сильнее надвинул капюшон плаща на лицо и, едва не споткнувшись о прикрытый полынью камень, что-то гневно буркнул про некстати умершего старика.

— Это что же, они все добровольные живцы? — стараясь не пялиться на мужиков под ивой, пораженно пролепетал Савва.

— Как еще юродивым и убогим кусок хлеба добыть? А с живцов спрос не велик. Знай себе тихонько подманивай проклятие, да мечтай уберечься, — не останавливаясь, быстро ответил Пол-лица.

— Зачем мы назад-то чешем? — с трудом поспевая за срывавшимся на бег смертником, недовольно осведомился подмастерье.

— А сам ты не догадываешься? Белорук нам помогать ни за что не станет. Скорее уж изгонит меня из ордена за неуплату ежегодного взноса. Он из знати в смертники попал. Проиграл племяннику в усобице за власть и, чтобы не разделить судьбу своих убиенных сторонников, понужденно дал срезать личину, — сбивчиво растолковал Пол-лица.

— Высокородное происхождение не обязывает быть мерзавцем, — оскорбленно бросил Савва. — Может он выкажет понимание?

— Зато оно позволяет, избегнув возни с проклятиями на низших чинах, примазаться подмастерьем к главе ордена. Такие фазаны привыкли рядовыми смертниками понукать, а не разбираться в их тяготах. Старый глава был редким исключением и к тому же давно меня знал, — горько усмехнувшись, поспорил Пол-лица.

Достойное возражение, без сомнения обелившее бы всю знать разом, уже вызревало в пытливом уме подмастерья, но, к несчастью, разлетелось вдребезги о спину внезапно замершего смертника. Потирая ушибленный нос, Савва злобно зыркнул на Пол-лица и язвительно прогундосил:

— Неужели ты раздумал драпать?! Только не говори, что нам опять

придется спускаться по этой каменистой тропе к живцам.

— Нет! Теперь мы полезем в кусты, — хватая за руку подмастерья и

утягивая его в придорожные заросли рябины, сдавленно рявкнул Пол-лица.

По примеру смертника плюхнувшись на живот в густоте непроглядной зелени, Савва выпалил:

— Да что ты вытворяешь?! К чему эти прятки?

— Тихо! Слыхал свист? Нам лучше не встречаться с его хозяином, — зашикал Пол-лица, с беспокойством всматриваясь в ветки, тревожимые дувшим из-за реки суховеем.

— Тут муравьи. Гады пробираются под портки. Кажись, я залег на муравейнике, — простонал подмастерье, бешено задрыгав ногами.

— Ничего. Потерпишь. Их укусы куда приятней дюжины плетей, — удерживая за шиворот копошившегося Савву, прошептал Пол-лица.

Вдруг напротив затаившихся смертников со стороны дороги донесся заливистый свист, сменившийся злорадным криком:

— Пол-лица, хорош ховаться. Я заметил тебя с холма. Может мне справиться у живцов, с кем они болтали?

Обломив ветку, раздражающе мотавшуюся перед физиономией, Пол-лица коротко выругался и, устало поднявшись, вышел из зарослей.