Литмир - Электронная Библиотека

Я: Ты, хоть, уточни, что имеется ввиду, что любима не мастурбация, а пример с мастурбацией. Потому что на ней действительно все очень наглядно. Если буквально соблюдать полный запрет на мастурбацию, как это предписывает православная мораль, такое воздержание мешает социальной жизни. Например, сложно работать в женском коллективе. Вместо того, чтобы выполнять какую-то работу, все силы будут уходить на борьбу с блудным грехом, ограждение себя от различных помыслов, впечатлений, контроль питания и т.д. и т.п.

Очень сложно будет завязывать отношения с девушкой. Ведь даже самый целомудренный вариант, когда первый секс происходит после свадьбы, по негласной житейской морали, подразумевает, что люди до свадьбы целуются, обжимаются, а потом, приходя домой, фантазируют о сексе друг с другом и мастурбируют. Такое «целомудрие» дается, в общем, легко. Если же мастурбировать нельзя, то проще свести общение с противоположным полом к минимуму и уединенно жить в целибате. А исходя из представления о бесконечном аде, целибат вообще разумнее. Потому что семейное счастье – вещь сомнительная и преходящая, а вот из ада, в который вполне вероятно попасть за рукоблудие, избавления не будет.

Буквальное следование христианскому идеалу половой этики возможно, только если тебя женят лет в 14. Если же ты честно не мастурбировал лет до 20, то жениться, скорее всего, уже не сможешь. И даже не потому, что со здоровьем будет что-то не так. А потому, что у тебя сформируется монашеское сознание, чутко отслеживающее любое эротическое движение психики и пресекающее его на корню.

Сказанное о мастурбации можно отнести и к другим грехам – нарушение поста, гнев, сквернословие, пьянство, курение, общение с сомнительными людьми, чтение сомнительных книг. Например, если ад буквален и бесконечен, то какого-нибудь Ницше (да что Ницше! – Ромео и Джульетту, и добрую половину античной классики!) лучше не читать. Ницше говорит, что Бог умер, Ромео и Джульетта заразительно блудят, а античные классики и вовсе поголовно мужеложники и содомиты. Если ад буквален, то на 90% работ лучше не работать, потому что будешь соприкасаться с человеческой подлостью, участвовать в погоне за наживой, поневоле заражаться всем этим. Если ад буквален, логичнее уйти в монастырь и не заниматься ничем, кроме отражения греховных помыслов.

С: Ну так и уходи в монастырь! Кто сказал, что обязательно жениться, заниматься бизнесом, творчески реализовываться, получать светское образование?

Я: Дело даже не в приоритетности одного образа жизни над другим, а в том, что мое сознание просто не приемлет представление о буквальном аде. Утверждение, что ада нет – это моя природа, как дыхание. Начать думать, что ад есть, так же невозможно, как перестать дышать.

С: Если ада нет, то все дозволено?

Я: Но не все приятно и полезно. Относительный-то ад все же есть. Есть болезни, есть смерть, беды, нищета, нереализованность и все неприятные вещи, как в этой жизни, так и на том свете. И тут уже нужно выбирать, на какой риск ты готов пойти.

Например, у тебя очень важный разговор с очень важным человеком, не важно – личный, или бизнес, – разговор в ресторане, под коньячок, и очевидно, что если ты не будешь выпивать, то разговор не получится. И тут уже выбираешь, что тебе важнее – трезвость или разговор. Выбирая разговор, ты точно знаешь, что навредишь здоровью, выбирая трезвость – вредишь разговору.

То же и с грехами. Плотская любовь до брака – грех, но, если буквального ада нет – можно рискнуть. Возможно, и из отношений ничего не выйдет, а потом еще и в ад попадешь. Но из него все же будет избавление. А может, начнете встречаться, потом женитесь, обвенчаетесь, покаетесь в грехах и то, что началось с блуда, закончится совместным вхождением в рай рука об руку.

К тому же, думаю, и ад бывает разной степени тяжести. Ад за рукоблудие не должен быть равен аду за убийство. Если же ад вечный, то он весь одинаково неприемлем. Ведь, если вдуматься, не важно, вечно гореть в огне, или вечно бродить под дождем по каким-то унылым полям, зная, что кто-то наслаждается в раю. В какой-то момент сама зависть, что кто-то в раю, с Богом, а ты навечно исключен, станет жечь как огонь. То есть, я считаю, что все ады конечные, но одни дольше и тяжелее, другие легче и быстрее исчерпываются. Если же человек был ни плох и ни хорош, то, скорее всего, и на том свете ему будет так же ни плохо и ни хорошо, пока он не достигнет святости. И даже один и тот же грех может быть разной степени тяжести. Например, если женщина спит с оккупантами, чтобы они не убивали ее детей, кто ее за это осудит?

С: Это все – про вечную жизнь, про ад и рай, про Бога – твои фантазии. А по факту ты не знаешь, как оно на самом деле. Может, ты умрешь, и все просто выключится? А слова «я знаю это, потому что это записано в глубине моего сердца», «знаю просто потому, что знаю», мягко говоря, не убедительны.

Я: Почему? Если я вижу перед собой компьютер, я же не доказываю, что он есть. Я его просто вижу. Отсутствие буквального ада, отсутствие возможности прерывания вечного потока любви и радости я тоже вижу. Только каким-то другим зрением.

С: Все равно какой-то четкости нет…

Я: Давай, завтра попробуем еще раз все еще более четко изложить? Сегодня, вроде как, устал уже.

С: Две страницы написал и уже устал? Не рановато? Воды полить еще можешь, но философский потенциал на сегодня исчерпан? Сделай перерыв и еще попиши. Да и не устал ты еще… Писать по две страницы в день – это роскошь, которую ты не можешь себе позволить. Это ты сейчас устал. А представь, работать начнешь? Вообще времени не будет! Или ты собрался полгода не работать, жить за мамин счет и не спеша писать по 2 страницы в день, а в остальное время ходить, мечтать, размышлять, вынашивать и набираться творческий впечатлений? Нет уж! К концу следующей недели надо хотя бы вчерне все закончить… Пока на работу не устроился, надо как можно больше написать. Давай сегодня наколбасим 10 страниц! Да, ты устал думать, да, ты не готов – вот и посмотрим, что будет говориться. Зато будет спонтанное письмо.

Я: Не знаю… не идет. Чего воду-то лить совсем-то уж? Мы взялись писать, потому что есть потребность высказаться. А если потребности нет, зачем из себя вытаскивать?

С: Потому что тебе нужно научиться писать много и быстро. Особенно, если ты собираешься продвигать такой сомнительный жанр как диалог со мной. Если уж писать говно-книгу, то пусть, что это говно, станет ясно уже через месяц, а не года через полтора.

Я: Может еще 2 страницы? Почему десять?

С: Потому что сегодня выходной. Ты весь день дома. Быть весь день дома, зная, что завтра уже придется делать другие дела, и написать всего две страницы – это безответственно.

Я: То есть, типа, такой режим, что по выходным я пишу 10 страниц, а в рабочие дни – две три?

С: Как-то так.

Я: Может писать меньший объем более качественного текста?

С: Я не знаю… А ты считаешь, что нет художественной ценности у наших с тобой этих рассуждений? Механика творческого процесса показана, вроде… Это не ценно? К тому же есть надежда, что если просто себя отпустить и заставить говорить, не думая, текст, текст и текст, то в итоге ты, как за леску, вытащишь за цепочку из слов Рыбу Смысла откуда-то из глубины себя… При этом сказанное будет не от ума, потому что ум устал и отключился, и ты честно не знаешь, что скажешь в следующий момент…

9
{"b":"635747","o":1}