Гай встретил ее озабоченный.

– Из Москвы звонили. Из института, где работал Эдгар Евгеньевич… Конечно, такой ученый!.. Да еще не представляете, сколько дел, – сказал он, показывая на кипу бумаг на своем столе. – Кручусь за себя, за главного лесничего…

– Он в отпуске?

– Просто нету… То пьяница попадется, то склочник. То пришлют такого, который в делах ни бельмеса. За три года четыре человека сменилось. Больше месяца не держатся. – Он провел рукой по лицу, словно старался стереть заботы. – Ну да ладно, что я все о своем. – Федор Лукич открыл сейф и вынул из него бумажный сверток. – Это, наверное, вам?

Следователь развернула его.

В свертке был паспорт Авдонина (заграничный), командировочное удостоверение, деньги. Ольга Арчиловна посмотрела на директора заповедника, ожидая объяснений.

– Эдгар Евгеньевич просил взять ему в районе авиабилет. До Москвы… Командировку отметить… Да, прибыл человек, а убывает… – Гай замолчал.

«Ну вот, с документами выяснено», – думала про себя Дагурова, оформляя протокол об изъятии паспорта, командировочного удостоверения и денег (двести рублей – четыре купюры по пятьдесят).

– Как устроились? – поинтересовался Гай.

– Спасибо. Очень уютный домик… Познакомилась с вашей дочерью…

– Да? – настороженно посмотрел на нее Гай.

– Случайно. В лесу.

– Прощается… Она у меня любит природу.

– Значит, по вашим стопам пойдет?

– Нет, по материнской линии.

– Куда, если не секрет?

– Будет пытаться в Институт кинематографии. На актерский.

– Говорят, туда трудно, – сказала Дагурова.

– Знаю. Но она выбрала сама. – Он развел руками.

– Может, это так, возрастное? Мальчишки мечтают в космос, девчонки – в актрисы…

– У Марины серьезно. Она давно готовится… Помните интервью Бондарчука в «Литературке»? Он прежде всего поступающим задает вопрос: «Можете не быть актером?» В том смысле, можешь не быть – лучше выбрать другую профессию. Ведь артистом надо родиться и другого поприща себе не представлять… Марина, мне кажется, из этой породы. И потом – может быть, гены. Мать у нее была актрисой… – Гай вздохнул и долгим взглядом посмотрел в окно. Потом добавил: – Впрочем, я не обольщаюсь…

– Надо надеяться.

– Надеяться… – повторил Федор Лукич. Лицо его помрачнело. – Если бы смотрели только на талант… Как будто вы не знаете… Связи, знакомство, – произнес он с горечью. – Говорим одно, а на деле… – Гай махнул рукой и добавил: – А Марина совсем еще дитя… Наивная…

Дагурова поинтересовалась подробностями аварии с мотоциклом. Гай не очень охотно рассказал, как пять лет назад Нил повез его дочь кататься на озеро. Дело было в весенние каникулы. Кончилось все очень печально: Марина получила сложный перелом бедра. Первую операцию делали в области. Врачи боялись, что девочка останется калекой на всю жизнь. Федор Лукич не мог с этим смириться. Не считаясь ни с какими расходами, отправился с дочерью в Курган, к знаменитому хирургу Илизарову, который в свое время лечил Брумеля, олимпийского чемпиона по прыжкам в высоту. Марина долго лежала у него в клинике. Затем – курорты, Черное море.

– Сколько вынесла девочка, представить себе трудно, – сказал Гай. – До сих пор каждый день специальная гимнастика… Знаете, у нее и сейчас одна нога короче другой. Правда, теперь и сравнить нельзя с прошлым…

– А я ничего не заметила, – призналась следователь, – ходит как королева.

– Характер, – с гордостью произнес Федор Лукич. – Вот что значит одержимость стать киноактрисой.

Вернулись к утреннему разговору с Гаем. Ольга Арчиловна оформила его протоколом. Задала еще несколько вопросов. В том числе – когда появился вчера в Турунгайше Авдонин?

– Эдгар Евгеньевич приехал около двенадцати дня, – ответил Гай. – Сразу в академгородок… Там как раз Аделина была. В начале первого заглянул ко мне в контору, оставил для отметки командировочное удостоверение и, как я уже говорил, просил достать билет. Лето, лучше заранее…

– Когда он думал лететь обратно?

– В четверг.

– Какие у него тут были дела?

– Какие? Научные. Наблюдение за соболями… Что они едят, как влияют погодные условия… Да мало ли! В частности, он должен был отстрелить одного зверька… Состояние меха зимой и летом, видимо, тоже очень интересно для науки.

Федор Лукич достал из сейфа сложенный вдвое плотный листок бумаги с жирной красной полосой наискосок на титуле.

Это было разрешение, выданное в Главном управлении охотничьего хозяйства и заповедников при Совете министров РСФСР. Оно удостоверяло, что Авдонин имел право на отстрел одного соболя в научных целях на территории заповедника Кедровый в срок с 27 июля по 1 августа. Добытую шкурку Эдгар Евгеньевич должен был сдать на кафедру своего института.

Дагурова, ознакомившись с разрешением, вернула его Гаю.

– Хорошо… Значит, Авдонин зашел к вам в начале первого. Дальше.

– Мы пошли ко мне домой, перекусили.

– Марина была дома?

– Да, – сказал Федор Лукич, внимательно посмотрев на следователя… – Обедали втроем.

– Как долго?

– Минут сорок, не больше… У меня были дела в конторе.

– Вы ушли из вашего дома вдвоем?

– Конечно. То есть прихватили еще Султана. Это моя собака. Лайка. Эдгар Евгеньевич, когда приезжал, охотился с ней, конечно с разрешением… Не заходя в контору, Авдонин отправился в академгородок. Переодеться, значит, и заняться своими делами.

– То есть охотой?

– Да, отстрелом.

– С Мариной он как? О чем-нибудь говорил?

– Уверяю вас, – отчеканивая каждое слово, произнес Федор Лукич, – с ней он успел перекинуться лишь двумя-тремя словами. Но обещал зайти вечером, рассказать московские новости.

– Понятно… Ничего настораживающего вы не заметили?

– Да нет. Встреча как встреча… Правда, Эдгар Евгеньевич передал Марине подарок…

– Что именно?

– Джинсы. Белые… Девочка обрадовалась… Я счел неуместным говорить что-нибудь при ней, хотя один на один сказал Авдонину, что он проявляет излишнюю щедрость.

– Он пришел к вам вечером, как обещал?

Гай тяжело вздохнул.

– Последний раз я видел его около шести часов. Он привел Султана…

– Куда?

– Ко мне домой.

– А с Мариной он встречался?

– Нет, она ушла… Потом выяснилось: бродила по тайге с Осетровым… Думал ли я, что через каких-нибудь три часа увижу Эдгара Евгеньевича там, в распадке, мертвым… – Гай долгим взглядом посмотрел в окно.

– Осетров появлялся в воскресенье, то есть вчера, в Турунгайше?

– Да, он зашел ко мне, принес карточки наблюдений.

– В котором часу это было?

– Точно не помню. По-моему, вскоре после того, как Авдонин забрал Султана… Что-то около двух.

«Нил тоже называл это время», – отметила про себя Дагурова.

– Они могли встретиться?

– Вот уж чего не знаю, того не знаю, – пожал плечами Гай.

– Вы не сообщали Осетрову, что приехал Авдонин?

– А зачем? – удивился директор заповедника.

– Мог он узнать об этом от других?

– А почему бы и нет? Секрета из этого никто не делал…

– Может, Марина сказала?

– Это уж надо узнавать у нее…

Последнее, что интересовало на этот раз следователя, – сколько Федор Лукич слышал выстрелов.

– Вообще их не слышал, – сказал Гай. – На редкость был захватывающий матч. А что творилось на трибунах! Стадион ревел!..

Из-за гибели Авдонина где-то крутилась невидимая машина, кто-то кому-то звонил, интересовался, настаивал, может быть, требовал. Дагуровой передали, что звонил начальник следственного отдела областной прокуратуры Бударин и просил срочно связаться с ним по телефону.

Ольга Арчиловна так и сделала.

– Какие успехи? – поинтересовался Вячеслав Борисович.

– Кое-что есть, – не очень определенно ответила Дагурова.

Будь он рядом, она охотно поделилась бы с ним тем, что удалось установить. И еще больше хотела бы посоветоваться: противоречий хватало. Но по телефону много не скажешь. И еще одна особенность есть у разговоров на расстоянии – не так произнесенная фраза, не так выраженная мысль может быть понята совершенно непредвиденным образом. А спешить и давать повод для неправильного истолкования своих действий следователь не желала.