Проигравший ящер уже практически полностью пришёл в себя. Красные глаза вновь приобрели живые оттенки, правда более тусклые, чем ранее, они уже отчётливо видели и быстро реагировали на происходящее в убежище.

Два взрослых дракона теперь смотрели друг на друга, но похититель совсем не выглядел уверенным в себе. Напротив, по его покорному виду и склонённой голове, мне показалось, что провинившийся ящер был близок к раскаянию.

Судя по всему, они оба были сыновьями одного племени, пускай и отличались внешне. Это можно было понять из завязавшегося между ними разговора, на одной и той же тональности. Удивительно воспринималось то, что драконы общались очень сдержанно, особенное благородное спокойствие излучал Альстор. И это было странно, ибо ведь, насколько мне известно, поверженный, похитивший детей и обрёкший их на верную гибель, из-за слепого желания спасти супругу, попрал законы своего племени. И, помимо всего, был близок к нарушению и так довольно шаткого равновесия.

Кроме того, вряд ли Альстор не понял, что в жилах еле живого нага течёт королевская кровь, да и грифон с белоснежными крыльями совсем не прост.

Внезапно дракон, напавший на нас, с тоской уставился на перо, которое лежало около моего друга. Очевидно, отчаяние огромного ящера вернулось с утроенной силой.

— Моя супруга смертельно больна. Изо дня в день, каждое мгновение ей становится лишь хуже — сказал преступник, но не оправдываясь, а, наконец, озвучивая свою беду.

— И поэтому ты столь гнусно поступил? Ведь ты не попробовал просто попросить грифона, — произнёс Альстор, — и прибавил к первому непростительному деянию два других: вероломство и ярость. Вот уже много лет драконы не нападают на грифонов, оспаривая власть в небесах. Мы заключили договор, на основании которого пытаемся мирно сосуществовать друг с другом в этом мире… На что ты рассчитывал? Перо грифона нужно получить добровольно, а не путём шантажа и насилия.

Преступник уронил тяжёлую голову, яд ещё находился в его крови, мысли путались, и в сильном теле сохранялась слабость. Наверное, сейчас он искал ответ, как можно исправить положение, но вскоре надежда покинула его.

— Нет таких слов, чтобы описать моё раскаяние, Альстор. Как нет мне, по видимому, и прощения. Я приму любое наказание за своё безрассудство.

Я невольно замер: нрав у меня был гордый, своевольный и упрямый. Смог бы я вот так открыто перед своими врагами признать ошибку или поражение?

Альстор посмотрел сначала на Маарриша, который едва шевельнулся между моих лап, а потом на виновного дракона. Перо не исчезло, не начало парить в воздухе, не засветилось, честно говоря, я не знал, как оно должно действовать и проявлять целебные свойства. Ни разу не довелось наблюдать… Однако я был немало наслышан о таком способе исцеления. Пользуясь случаем, я ещё раз прошёлся языком по едва затянувшимся ранам нага. Маарриш тихо вздохнул и открыл глаза.

Маарриш

— Мы всё ещё в убежище? А дракон? Он не причинил тебе вреда? — я невольно ощутил тепло в груди: наг, только-только пришедший в себя, беспокоился о грифоне, а не о своих повреждениях. Не думал, что буду так дорожить Кегроном, так переживать за него.

Малыши, щёлкая и воркуя, устремились ко мне, трогательно карабкаясь по хвосту к самой груди, и я, конечно же, их обнял.

— Дети… просят его простить, — я не смог промолчать, услышав мольбу в тихих голосах дракончиков, Альстор качнул головой.

— Я знаю, наг, но простить должен прежде всего он! — ящер перевёл мудрый взгляд на грифона.

Мой друг насторожился и встал на лапы. Чего он явно не ожидал, так это стать ответственным за судьбу преступника. Жизнь последнее время щедро подбрасывала странные испытания. Сначала он неожиданно для самого себя полетел спасать выброшенное в море яйцо; потом защищал меня и маленьких драконов, а теперь должен был простить того, кто желал нам смерти.

Кегрон с недоумением воззрился на дракона, ища подвох, но Альстор был невозмутим и спокоен, словно не предлагал сейчас грифону нарушить принципы. Я гладил рогатые головки малышей и смотрел на напряжённого друга. Очевидно, Кегрон ощутил мою мысленную поддержку.

— Я… никогда раньше не принимал подобных решений, Альстор. С врагами и предателями разговор короткий, о прощении не было и речи. Выходит… сейчас я должен… что-то сказать?

— Выходит, так, — дракон мягко повёл крыльями, а Кегрон сделал несколько шагов к противнику.

— Мы с моим другом живы и… наши раны уже не представляют угрозы, ты поплатился за свои деяния ужасными муками и едва не погиб, вследствие этого, я… больше… не держу… на тебя зла, — каждое слово давалось благородному грифону с трудом.

Я взял перо и протянул Кегрону. Он сначала резко мотнул головой, но потом нахохлился, как сердитый орёл. Я тронул крыло друга, погладил.

— Отдай ему целительное перо. Даруй счастье, которое желанно…

Кегрон

Это неправильно… Неправильно! Неправильно! Неправильно! Он не только не заслуживает подобного сокровища, но и даже словесного прощения! И мне всё равно, как глубоко раскаяние преступника, это не отменяет его «заслуг». И от меня хотят подобного милосердия?!

У противника, судя по всему, бывшего, блестели глаза. Довольно долго мне пришлось молчать, ибо я готов был буквально взорваться изнутри. Но через какое-то время клокочущие в душе эмоции отошли на второй план…

Было стойкое чувство, что я совершаю роковую, непоправимую, фатальную ошибку… И в то же время, что я поступаю правильно. Этого ждёт от меня мой друг… Закрыв глаза, я молча передвинул перо к лежащему вору. И больше я ни на что не хотел смотреть: ни на него, ни на Альстора, вообще ни на кого из присутствующих. Бежать! На свободу, выше к облакам, прочь из этого каменного мешка! С меня на сегодня довольно!

— Вражда нагов и грифонов одна из самых древних на этой земле, — услышал я голос Альстора, явно обращающегося ко мне, — и всё же вас двоих она не коснулась…

— Потому что есть понятие дружбы, — всё так же с закрытыми глазами, ответил я. — Когда ты случайно находишь кого-то, смотришь, постепенно изучая его… Потом незнакомец становится тебе интересен, и ты начинаешь хотеть быть возле него… И чем дольше ты остаёшься рядом, тем больше понимаешь, что избранное тобой существо постепенно становится нужным, а потом и вовсе — незаменимым. На него можно сердиться, попадать из-за него в передряги, но уже невозможно будет убежать от него за край света. Ибо ОН теперь ощущает то же, что и ты, так же неистово в тебе нуждается и ценит каждый миг рядом с тобой. И межвидовая или какая-либо иная вражда никогда не считалась, и не будет считаться даже малейшей преградой настоящему понятию «дружба».

Альстор одобрительно кивнул головой, не опровергая ни слова и ни слова не добавив. Почему-то мне показалось, что во взгляде мудрого взрослого существа мелькнула тень сожаления и стыда, что в своё время грифоны и драконы не нашли подобного мирного разрешения давнишнего конфликта и понесли серьёзные потери с обоих сторон. Но думать долго о том, что нельзя изменить, мне не хотелось, я осмотрел Маарриша:

— Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо! — наг смотрел с теплотой, видимо так подействовала сказанная мной речь и благородный поступок. Маарриш отпустил дракончиков, и они побежали к старшим. — Нам пора выбираться отсюда, друг мой.

— Мы поможем вам вернуться домой, — добавил Альстор, — это самое малое, что преподнесём в благодарность за бесценный дар. — Дракон проявил проницательность: у меня бы не хватило сил перенести нага на свой утёс.

Теперь утвердительно кивнул я.

========== —8— ==========

Кегрон

Перелёт мне дался с великим трудом: взмахи были через силу, словно крылья мои обмакнули в смолу и песок, и дали всему этому застыть. Альстор, который нёс Нага, и провинившийся дракон с драгоценным молодняком почти сразу отдалились от меня на приличное расстояние. Не было сил даже на досаду: летел, как мог, а ведь вполне мог оборваться камнем вниз…