– На будущий год, – продолжил Александр, сделав глоток, – Российско-американская компания продаст гражданину Мексики швейцарского происхождения, некоему Иоганну Зуттеру, Форт-Росс в Калифорнии со всеми прилегающими к нему землями. Продажа, кстати, будет убыточная для нас – по условиям сделки, Форт-Росс продадут за 42 857 рублей и 14 копеек серебром. Эти деньги должны быть выплачены в четыре этапа: первые две выплаты хлебом, а последние две – деньгами. Но Российско-американская компания реально получит только 5 373 рубля. А потеряет она при этом… Знаете, сколько она потеряет? – спросил Шумилин у царя.

– Где-то 37 484 рубля, – быстро подсчитал в уме Николай, – но ведь это настоящий грабеж!

– Полностью согласен с вами, – сказал Шумилин, – это самый настоящий грабеж, только и это не самое страшное. Дело в том, что через семь лет после продажи в окрестностях Сан-Франциско, неподалеку от Форт-Росса, будет найдено золото. Причем в больших количествах. Начнется настоящая «золотая лихорадка». Десятки тысяч людей забросят все свои дела и помчатся промывать грунт, рыть шахты, надеясь разбогатеть. В порту Сан-Франциско будут стоять у причалов брошенные командами корабли, экипажи которых сбежали на берег.

Всего же за время золотодобычи в Калифорнии будет добыто драгоценного металла на сумму более пятидесяти миллионов долларов! Вы можете представить – как велика эта цифра?

Николай удрученно посмотрел на своего собеседника.

– Александр Павлович, – сказал он, – поверьте мне, я всего этого не знал. Мне и так уже прожужжали все уши, рассказывая о том, что наши владения в Америке приносят лишь убытки, и чем быстрее мы от них избавимся, тем будет лучше.

– Эх, Николай Павлович, – ответил Шумилин, – хорошо, если советчики говорили все это исключительно по своей глупости. А если по злому умыслу? Если бы вы знали только, какие богатства мы потеряли, отказавшись от этих самых «убыточных» заморских владений. Кстати, не из ведомства ли господина Нессельроде были эти советчики?

И еще – вы, наверное, помните, как несколько лет назад Фердинанд Петрович Врангель, будучи в Мехико, вел переговоры с правительством Мексики о том, чтобы заключить между нашими странами торговый договор. Мексиканцы предложили признать законным нахождение российских подданных на территории Калифорнии и даже не возражали против того, чтобы расширить границы территории, которой владела Российско-американская компания. Ну, а если еще приплатить им… Словом, была реальная возможность получить во владение огромный кусок плодородной земли, удобной для земледелия и скотоводства. К тому же с золотом, лежащим в ее недрах. Для того чтобы сделка состоялась, требовалось лишь одно – установить дипломатические отношения с Мексиканской республикой. Но вы на это не согласились…

Николай даже покраснел от возмущения.

– Помилуйте, Александр Павлович, да как же такое возможно – признать власть мятежников, которые отделились от Испанского королевства, выступив с оружием в руках против своего монарха.

– Николай Павлович, пожалуйста, успокойтесь, – Шумилин говорил с царем тоном человека, вразумляющего непослушное и капризное дитя, – а зачем нам надо было быть большими испанцами, чем сами испанцы? Если Испания смирилась с потерей своей заморской провинции – кстати, Мексика отделилась от Испании еще за пятнадцать лет до того, и испанский король давно уже махнул на нее рукой, – то почему мы должны не признавать ее?

– Ну, знаете, Александр Павлович, – угрюмо сказал Николай, – этак вы можете до самых опасных мыслей дойти…

– Помилуй Бог, Николай Павлович, – парировал Шумилин, – у меня наоборот – все мысли направлены на укрепление державы и монархии. Только делать это все можно по-разному…

Немного успокоившись, Николай подождал, когда хозяин нальет ему еще кофе, и уже нормальным тоном спросил:

– Александр Павлович, вы только не обижайтесь. В России я монарх, чья власть от Бога. И мой долг – когда настанет смертный час, передать державу, Всевышним мне доверенную, моему наследнику в полной целости и сохранности, в порядке и в благоденствии…

– Я понимаю вас, Николай Павлович, – тихо ответил Шумилин, – но, к сожалению, в нашей истории все случилось как раз наоборот. Вы скончались в момент, когда враг вторгся в пределы России, войска наши терпели поражение, а недоброжелатели торжествовали…

– Когда же это произошло? – угрюмо спросил Николай.

– Император Всероссийский Николай Первый скончался в нашей истории второго марта одна тысяча восемьсот пятьдесят пятого года от пневмонии на своей походной кровати в Малом кабинете Зимнего дворца, – спокойно, безо всяких эмоций, словно читая статью в энциклопедии, ответил Шумилин.

– Через четырнадцать с лишним лет… – тихо сказал Николай. Потом перекрестился и внимательно посмотрел на Александра. – А что значат ваши слова о вражеском вторжении и торжестве недоброжелателей?

– К тому времени уже больше года шла война, получившая позднее название Восточной, или Крымской. Объединенные силы Англии, Франции, Турции и Сардинского королевства осадили Севастополь и нанесли несколько поражений русским войскам, которые пытались прийти ему на выручку.

А недоброжелатели наши – это в первую очередь Австрия, которая незадолго от этого была спасена вами, Николай Павлович, от развала. За это сия держава отплатит России и вам лично черной неблагодарностью, вступив сначала в союз с Англией и Францией, а потом предъявит нам ультиматум и потребует уступить Австрии часть Бессарабии. В случае непринятия ультиматума император Франц-Иосиф, которого вы называли своим сыном, грозил России войною.

– Вот как, – растерянно произнес Николай, – значит, все в Европе были против нас…

– Да, практически все, – ответил Шумилин, – лишь прусский король Фридрих-Вильгельм IV держался до последнего, но и он, под давлением Англии, Франции и Австрии, был вынужден – правда, всего лишь на словах – присоединиться к антироссийской коалиции. Так же поступил и шведский король, который формально вступил в антироссийский союз с Британией и Францией, но дальше слов и обещаний дело не пошло.

– Ну, а Севастополь выдержал осаду? – с надеждой в голосе спросил Николай.

– Нет, Николай Павлович, – ответил Шумилин, – врагу, после нескольких кровопролитных штурмов, удалось овладеть его южной частью. Наши войска отошли на северную сторону.

– Но почему? – с горечью воскликнул Николай. – Почему все так случилось? Неужели русские солдаты были недостаточно храбры, а русские офицеры и генералы не преисполнены решимости сражаться за Отечество до последней капли крови? Что же случилось с Россией и ее армией?

– Войска наши сражались храбро, а многие из военачальников честно сложили головы, защищая Севастополь, – ответил Александр. – Например, у моего друга, Виктора Ивановича Сергеева, предок был рядовым Селенгинского пехотного полка. Он отличился во время обороны Севастополя, сумел вывести в офицеры своих детей, и его род вот уже на протяжении полутора веков честно служит Родине, защищая ее от врага.

– Похвально, похвально, – сказал Николай, – но вы так ничего мне и не сказали про то, что послужило причиной захвата врагом части Севастополя? И почему моя армия, которой я уделял столько внимания и тратил на нее столько денег, оказалась неспособной отразить вражеское вторжение?

– На это, Николай Павлович, есть много причин, – сказал Шумилин. – Кстати, вы будете не против, если я предложу вам выпить еще кофе?

– С большим удовольствием, Александр Павлович, – ответил царь, – а вы пока будете его готовить, подумайте над моим вопросом. Я понимаю, что ответить на него будет непросто, но я вас не тороплю.

Когда Александр вошел в комнату с кофейником в руках, Николай, поднявшись с мягкого дивана, внимательно разглядывал картины в рамках, висевшие на стенах комнаты.

– Александр Павлович, – спросил он, – а что за люди изображены на этих картинах? Например, вот этот военный, – и Николай показал на репродукцию портрета художника Серова, изображавшего императора Александра III, стоявшего подбоченясь, с рапортом в руке.