Дальше связь перестанет радовать, она будет калечить и делает уязвимым. Рин или будет жалеть, бояться, презирать, но цепляться за него, как за привычное — и это будет пытка для двоих. Или умчится прочь, как выпущенная из клетки птица, или заложник, которому развязали руки и глаза. Инстинкт выживания скажет ему бежать. И как можно дальше.

Выбор остается небольшой. Или долгая агония рядом, или быстрое расставание.

Можно выбрать долгий путь: ежедневное балансирование между жалостью и ненавистью. Он Тобиаса не смущает — боль всегда была гранью удовольствия. Физическая или душевная — он выдержит. В этом пути есть преимущество. Он может каждую минуту доказывать Рину, что прошлое осталось в прошлом. Он может стараться очистить связь, снова сделать ее изящной и легкой. Но есть очень большой риск. Чем дольше он будет навязывать Рину себя, тем вероятнее, что ненависть перерастет в усталость, безразличие… Рин может вычеркнуть Тобиаса из памяти, как уже вычеркнул школу и Наследие. Если так, то долгий путь — это неверный путь. Пусть лучше ненавидит, чем забудет.

Если уж что-то начал делать правильно, то надо идти до конца. Надо дать Рину возможность бежать, возможность жить в безопасности и далеко от таких как он и Сэм. Если в Рине осталась привязанность и любовь, она прорастет рано или поздно. Но чувству надо дать время себя осознать и окрепнуть. Самому пробиться через слои прошлого.

Тобиас нехотя выбирается из-под одеяла и садится прямо. Слишком прямо для обычного человека. Он сидит какое-то время неподвижно. Время натягивается струной между той стороной его жизни, которая с Рином, и другой стороной, которая без. Для Рина он теперь балласт, а не опора, токсические отходы, которые убивают все, к чему прикасаются. Надо уходить. Не надо, чтобы прошлое бродило в нем, как кислое вино. Он избавит Рина от необходимости принимать решение. Он слишком благодарен Рину за его любовь, за все это время, проведенное вместе. Уйти из его жизни сейчас и дать Рину свободу, перестать на него давить. Это будет меньшим злом. Рин заживет спокойно, Колин присмотрит за ним, если что. А Тобиас не будет каждую секунду ждать быстрых взглядов полных страха или отвращения.

Тобиас обхватывает левой рукой плечо и начинает раскачиваться, сначала медленно, потом все быстрей. Его взгляд останавливается в пустоте и больше не движется. Он видит не комнату, но пульсирующую черным нить. Сжимает ее в руке, дергает, вырывает с сердцем. Обезвреживает себя, как мину замедленного действия. Вот и все. «Прости меня, Рин».

В слабом предутреннем освещении комната неожиданно кажется неопрятной. Хочется отмыть или включить свет. Но Тобиас просто закрывает глаза. Он хотел бы чтобы была хоть одна слеза, чтобы не по сухому, не так раздирающе. Но плакать он разучился еще в кабинете Ривайена шесть лет назад.

Теперь можно уходить, и лучше не попрощавшись. Но куда? Опять выбор небольшой. Между двумя унижениями. Остаться с Ривайеном — это выше его сил, это как сдаться без боя, отказаться не только от Рина, но и от себя самого. Лишиться Системы и предназначения. В том, что он Заклинатель, была его единственная ценность. Остается только одно место, в котором он может существовать не напоминая Рину о себе и ждать. Система. И он знает человека, который будет его туда посылать постоянно. Тобиас ухмыляется этой мысли, оглядывает комнату, в которой рассветные тени расползаются по углам, прячутся за тумбочками, стульями и столиком. Находит глазами телефон, решительно тянется за ним. Старый номер Сэмюэля до сих пор на быстром наборе. Тобиас нажимает цифру один.

Трубку берут почти мгновенно. Тишина в ней похожа на мост в одну сторону.

— Я готов вернуться, Сэмюэль. Прямо сейчас.

— Сейчас мне не до тебя. Я приеду за тобой через неделю.

***

Когда Рин возвращается в комнату, уже давно за девять. Тобиас спит. Это кажется Рину подозрительным, но он гонит от себя эту мысль. Садится на стул и в внимательно смотрит на Заклинателя, а сам снова видит кадры записи. На минуту ему кажется, что перед ним совершенно чужой человек. В нем нет ничего особенного. Что могло привлекать в нем раньше? Только то, что он был другом Сэма. Сэм был почти богом, и почти богом стал Тобиас? А теперь наступило отрезвление, жестокое, как похмелье. Внутри у Рина связь покрывается налетом тления. Рин не хочет такой связи. Он брезгует, хочет быть подальше от нее. Как можно дальше. Чтобы никто не имел на него права собственности, не становился его парой, не касался его. Никто и никогда.

Но Тобиас поворачивается во сне, его губы надламывает какой-то пролетающий в подсознании образ, рука тянется к тому месту, где ночью лежала голова Рина, и нервные пальцы перебирают пустоту. Этого достаточно, чтобы Рин прогнал свои мрачные мысли. Построенный им и Тоби мир снова встает миражом, несмотря на разочарование, близкое к отчаянию. Миражом, готовым исчезнуть от любого дуновения, напоминания, слова.

========== XV. ==========

«Не существует такой вещи,

как путешествия во времени,

можно только жить с тем, что ты совершил,

и стараться в будущем делать лишь то,

с чем ты будешь жить счастливо».

Из тетради Ривайена Форсайта. «Сказание о Нитях Тингара».

15.01.2018, понедельник

Тобиас просыпается от буравящего взгляда Рина, как от нестерпимого солнечного света. В сон уже назад не сбежать. Глаза у Рина красные и больные - подтверждение бессонной ночи и всем самым худшим опасениям. На его лице отражается и бессонная ночь, и пережитые эмоции, и жалость, и злость, и разочарование, и надежда, и нежность. На нем столько всего есть, но нет главного: подкупающей и головокружительной невинности. Тобиас замечает горький изгиб уголка губ с левой стороны — его никогда там прежде не было — и впервые в своей жизни не может простить Сэмюэля за это.

У Рина теперь новое лицо. Тобиас же вспоминает старое — оно для него как потерянный рай. Он прячет драгоценную картинку в тайники своей памяти. На будущее. Чтобы доставать ее каждый раз, когда Сэм будет отдавать приказ. Доставать из глубины, смотреться в нее, как в зеркало, и не терять себя в поединке. В системе нет ничего невозможного, значит можно обойти и приказ. Даже приказ «убей». Это потребует некоторой изворотливости, но ведь у смерти столько лиц, а у системы столько возможностей. Если вдруг, если по чудесной случайности однажды Рин захочет принять Наследие, Тобиас попытается вернуться. Для этого он готов рискнуть и остаться таким, каким хочет его видеть Рин, а не каким хотят его иметь Сэмюэль, школа, традиция, Ривайен и обстоятельства.

Обстоятельства связали его с Рином. Но Тобиас уже не первый месяц чувствует, что все не так просто. Есть что-то еще. Более глубокое, скрытое. Он почему-то знает, что его линия жизни пересекается с Рином, переплетается в одной точке, завязывается в узел, но не в тот, который он завязал в сентябре перед ивентом. Этот надо развязывать — он неправильный.

Тобиас это понимает, но от понимания не легче. Понимание ничего не гарантирует. Он сделал все, что мог. Что дальше? Дальше — все зависит от Рина. Дальше он начнет свою главную битву — битву терпения. Но об этом он подумает позже, а сейчас:

— Рин? Почему ты без рубашки? Холодно ведь ты весь дрожишь. Оденься.

Тобиас сам удивляется тому, насколько тускло звучит голос. Но так даже лучше. Эмоции сейчас лишние. С ними только хуже. Рин вздрагивает, возвращается в комнату из своих мыслей, тянется к сумке, выуживает из нее свитер, послушно натягивает. Тобиас быстро встает и одевается сам. Вслед за этим в тесном пространстве комнаты повисает неловкость, и Рин первым пытается ее преодолеть.

— Я посмотрел записи на флэшке, про которую говорил Сэм — три видео. Ты их видел?

— Нет. Но, судя по тебе, на них что-то паршивое. Откуда ты ее взял?

Рин непроизвольно начинает тереть руку, словно он только что дотронулся до чего-то мерзкого:

— Откуда? Да из шкафа Сэма. Случайно взял, под руку подвернулась, когда мы в Рим уезжали. Я и забыл про нее, а ночью нашел. И…