— Привет Рин. Пришло время отдавать долги. У нас все должно быть поровну.

— Но я не хочу делить Тоби.

— Тогда давай поделим на двоих твое сердце.

Рин открывает глаза и тупо смотрит в потолок. Будильник на тумбочке показывает четыре часа утра. Рин проверяет — сердце на месте, но колотится в припадке ужаса. Кажется, он не кричал во сне. Тобиас лежит рядом. Он не шевелится и почти не дышит. Каждый мускул его тела напряжен, но глаза закрыты и на лице полное спокойствие. Это Тобиас, привычный Тобиас. Не монстр и не зомби. Но Рин не может больше оставаться рядом — ни в одной кровати, ни в одной комнате, которая после кошмара кажется тесной и душной. Он шарит рукой, старается не звенеть ремнем, кое-как сует ноги в штанины, а руки в рукава, натягивает рубашку и брюки, подхватывает кроссовки и босиком выскальзывает в коридор.

Он обувается, для удобства упираясь спиной в охру стены, лезет в карман проверить монетку для кофемашины. Вместо монетки нащупывает флэшку. Ту самую, что забрал у брата в комнате перед отъездом. Забывает про кофе, вышагивает по коридору так, словно у него появилась цель. Ноги сами его несут. Он отдается странному чувству и позволяет своему телу двигаться наугад, случайно выбирая направления. От лестницы поворачивает направо, доходит до конца и останавливается перед обшитой железом дверью. Толкает ее не раздумывая. Это класс информатики. Или студия. Или комната наблюдения. Рин не разбирается. Мониторы горят, кресла пусты, кондиционеры работают на полную мощность. Людей нет, пусто. Рин запускает руки в карманы и решительно направляется к монитору у окна. Чтобы не было на флэш-карте, он хочет это увидеть, потому что Сэм не хотел именно этого.

На первой записи — подростковая гейская порнушка в душе. Древняя. Вид сверху, похоже, с камеры наблюдения. Пар, вода хлещет из брошенной лейки, нечеткие силуэты на полу. И кроме шума от бьющей с стену воды, ничего не слышно. Рин такое не смотрит и уже хочет закрыть, когда узнает во вжавшемся в стену мальчишке с отросшими белыми волосами, Тоби. Камера направлена именно на него, отчетливо виды торчащие в разные стороны коленки, между которых на корточках пристроился другой teen. Рина захлестывает то ли возбуждением, то ли омерзением. Но он уже не может отвести глаз от раскрасневшегося лица, широко распахнутых потемневших глаз, таких дурных, словно Тоби накачали чем-то тяжелым, от дрожащих плеч, от грациозного излома рук, от капель пота и пара, что оттеняют проступившие сухие мышцы. Тоби — весь борьба света и тени. Его руки — крылья, раскрытые от стенки до стенки. Он что-то говорит. Одно и тоже. Снова и снова. Голоса не слышно почти совсем, он теряется в шуме льющейся воды. Второй парень в кадре спиной. Одет, хотя светлая рубашка вымокла, прилипла к телу и стала одного с ним цвета загорелой кожи. Рельефная спина не может не нравится. Парень явно поработал над трапециевидными мышцами, они показушные и даже на плоской картинке любительского качества кажутся объемными, подчеркивают каждый позвонок, обрисовывают плечи и стягивают поясницу. На видео видно как ритмично сокращаются мускулы с правой стороны, заставляя руку работать где-то там, куда камера не может заглянуть, внизу, почти у самого кафельной кладки пола.

Лицо владельца спины на миллион долларов рассмотреть нет никакой возможности. Однако все в нем кажется Рину смутно знакомым, словно из детства. Такое ощущение, что он смотрит на самого себя, на свою смуглую кожу, на свои темные вьющиеся волосы. От этого неловко еще больше, и Рина обуревает стыд за самого себя, словно это он застигнут камерой на месте преступления. Но еще больше его обуревает желание подражать и неосознанно, словно смотря в зеркало, он начинает повторять движения темноволосого подростка на записи. Ладони, как тряпичные, ложатся на собственное лицо, спускаются ниже, водят по груди, бегут к молнии ширинки, не спеша расстегивают, находят полувозбужденный член, осторожно отводят нежную кожу вниз, скользят еще, теперь вглубь, останавливаются в нерешительности, разделяются. Одна ладонь возвращается на член, другая замирает около ануса. Рин почти садится на нее, осторожно шевелит пальцами, надавливает на кольцо мышц. Этого он хотел?

Он смотрит во все глаза, тщательно повторяя все, что может угадать, словно прилежный ученик. Словно пытается найти в этом объяснение, отчего все так, отчего ему снятся дурные сны, муторно на сердце и страшно за будущее. Понимание не приходит, но возбуждение заражает, и ласки на записи закручиваются в сбивчивом танце с ласками себя. Замкнутый круг. Когда до пика удовольствия остается один миг, до ушей Рина из динамика доносится фраза, произнесенная на записи громко и отчетливо:

— У нас с тобой все должно быть поровну.

И он узнает голос и манеру говорить. Это Сэм. Рина в секунду затопляет спермой и яростью пополам с совершенно неконтролируемой ревностью. В этот момент Сэм, точно почувствовав через время и расстояние чужой взгляд, оборачивается и медленно подносит ко рту грязные пальцы, словно дразня непрошенного соглядатая. Причмокивает, также медленно показывает на камеру вторую руку, почти полностью засовывает кисть Тобиасу в рот, заставив разжать плотно стиснутые зубы. Потом, забыв про камеру, вынув пальцы изо рта, он выключает воду, наклоняется к губам Тоби, громко чавкает, всасывая чужую слюну и бог знает что еще. Рин не может сдержать рвотный позыв, он еле успевает сорвать с себя рубашку и зажать рот, чтобы не блевануть на клавиатуру.

Запись уже давно закончилась, а Рин все трет чистым краем безнадежно испорченного Ralph Lauren живот и старается слюной прополоскать рот. В голове проносится фраза Тоби: «Не отдавай. Несмотря ни на что». Не смотря… но он уже посмотрел. Тогда, это казалось просто фразой. Не отдавай. Но Рину хочется не просто отдать, а выкинуть и забыть. Почему все так? Рин не может себя пересилить. Ему жалко и противно. Жалко себя и противно от увиденного. Но есть еще две записи и надо досмотреть.

Рин подводит курсор ко второму файлу. Видео открывается моментально.

Камера движется.

Белый кафель, писсуары, раковины, Сэмюэль в смокинге в пол-оборота к камере и обнаженный торс Тоби — оба видны в полный рост — окно. Пауза. Окно… Рин успевает рассмотреть черно-зеленую полоску бабочки, торжественное и сосредоточенное выражение лица брата, брошенную на пол рубашку. Замечает, что волосы у Тоби отросли уже до плеч, но у него по-прежнему тощая беззащитная шея и торчащие ключицы.

Камера движется. Раковины, писсуары, белый кафель. Пауза. Писсуары… На безволосой груди Тоби двумя темными точками выделяются соски. Рин обращает на них внимание раньше, чем на лезвие ножа в руке у Сэма. Шире чем мизерикордия, изящнее, опаснее*. Нож слегка прорезает кожу у соска, ведет красную черту ниже, но куда, можно только догадываться. Сэмюэль стоит так, что закрывает Тоби от камеры бедром, тот четко виден только выше пояса. Даже в зеркало. Зато Сэмюэль виден в зеркало хорошо.

Камера снова показывает окно под потолком и белую кафельную стену. Секунды длятся, потом в кадре появляется брат. Он все еще рисует на Тоби ножом, нажимает сильнее, с давлением, это давление Рин чувствует у себя внутри. Тобиас не изменяется в лице, только его глаза становятся прозрачными. Камера уходит. Возвращается.

На записи четко видно возбуждение брата. Дорогое сукно стоит колом, и брючина слегка подрагивает. И еще глаза. Сэм смотри не в камеру, но камера смотрит на Сэма в зеркале. Его глаза горят и обшаривают Тоби всего, впитывают в себя. Сэмюэль наклоняется, почти припечатывает себя к Заклинателю, обоюдоострое лезвие стиснуто между их телами на уровне груди. В зеркале видно как Сэм не спеша тянет нож в сторону, он разрезает белую батистовую рубашку Сэма и белую, покрытую крупными мурашками кожу Тобиаса, как по белому начинает расползаться красный след.

Кафель, секунды, пауза, снова отражение в зеркале. Губы Сэма и Тоби соприкасаются, но это не поцелуй. Сэмюэль втягивает дыхание с губ, пот с ямочки над губой. Пятно на рубашке все увеличивается, и уже нельзя сказать, чья на Сэме кровь. Кадры чужой связи вываливаются в мозг Рина, как кишки из вспоротого живота. Ему нечем дышать, воздух протух. Рин хочет отвести глаза, хочет включить следующую запись, уже положил палец на клавишу… Но вместо этого смотрит дальше.