Рин проверяет карман — не выпал ли рекламный купон «Смартбокса». В нем заманчивое предложение на Рождество, и Рин хочет поговорить. Сегодня, а то через три дня будет поздно — акция закончится. «Смартбокс» предлагает на два дня обучение скоростному скольжению с инструктором. Поездка на четверых. Он хотел бы поехать на Новый Год в горы. С Клэр. Но боится остаться с ней один на один. Она ему все больше нравится, но он не знает ни что сказать, ни как. Инициатива наказуема. И у него нет никакого опыта. Он даже ни разу не целовался. С Тобиасом не считается. Это Тингар. Рин резонно думает, что в компании все будет проще. Четвертым можно взять Колина…

Рин второй день фантазирует про помощь с переобуванием и переодеванием, про случайные касания и ночи перед камином, когда все сидят тесным кружком, передают друг другу какую-нибудь хрень, упираются друг в друга коленями, локтями и кончиками пальцев ног. Он уже видел, как предлагает красавице Клэр присоединиться к ним — спортивным ребятам, гибким и улыбающимся — и провести уикенд почти что в Куршевеле с гарантией хорошего настроения и адреналина. Но тут Рин вдруг думает, что Тобиасу будет не интересно, что его долговязая сутулая фигура и страсть к словам плохо вяжутся с Клэр и клубными вечеринками предрождественских горнолыжных станций. Но остается еще Колин. Про Иннокентиев Рин даже думать не хочет. Все испортят.

Рин, запыхавшись, открывает дверь, и в глаза бьет нездешним светом, теплом и закатом. Переступив за порог и быстро пройдя несколько шагов вперед, Рин оказывается посреди крохотной площади, обсаженной кленами. Площадь потерялась между высоченных домов, как одинокая обетованная земля в Великом Каньоне. Даже пахнет летом и террракотой. Мелькает мысль, что похоже на Нью-Йорк. Но всю неделю на столе лежал для изучения альбом с видами Сиднея. Так что мысль про Америку неправильная. Скорее всего ребята воспроизвели фото из буклета, то, что особенно понравилось. Он всегда попадает в систему, как бабочка в паутину. И залипает. Все в нем подбирается, он становится натянут, как лук. Почти счастлив в этот момент. Все уходит на второй план. Мать, Клэр, доктор Прюданс. Даже Сэм. И с каждым разом ощущение радости и предвкушения все сильнее. Вот и сейчас Рин в восторге от того, как все красиво и правильно. Бэка чертовски силен. Они с Юрцом плетут заклинаниями почти настоящий мир.

Когда Рин увидел в первый раз тренировку модулей реальности — он обомлел. «Карман системы это еще наш мир, но уже и не наш».

Рин развязывает шарф, озирается, рассматривает. Колина нет. Выпроводили. Тоби не видно, зато Иннокентии прямо перед глазами. На него даже не оглядываются. Вот и хорошо. Опоздал — сам виноват. Юрася в стойке нападения, рука выброшена вперед, спина почти вплотную к Бэке. Голос Тоби раздается у Рина из-за спины — тот стоит у дверного косяка, мнет сигарету:

— Изящнее. Не превращай солнечный свет в цепочку повизгиваний. Вслушивайся в нюансы, в вибрации. «Веро-ломство, вы-вер-нуть, в-вер-ять». Нюансы, Юра, нюансы. Они определяют точность попадания. Почувствуйте разницу между «сладострастный» и «сластолюбивый». Ну! Ассоциации, Юра! Ассоциации убивают быстрее.

— Это все пиздеж Сэмюэля. Не еби нам мозг.

— Бэка, ты совсем не умеешь терпеть. Держи боль под контролем. Считай. Ты должен знать, сколько длится боль, и готовить тело заранее. Ривайен больше не учит этому? Серьезно? Зря. Еще раз. Атакуй, я покажу. Все хорошо, Рин?

Рин успевает качнуть головой, Юра начинает атаку.

— Смех канарейки и хохот ловца сплетаю в петлю, усиливаю собой узлы в жилах строчек, бросаю петлю назад через плечо в зеркало воспоминаний. — Рин зачарованно смотрит на ладонь Юры. Из нее, разматываясь и хлеща во все стороны, слово языки подземных тварей, выползают полые кнуты заклинаний. Вытягиваются, на мгновение замирают, словно осматриваясь, и начинают протаранивать себе дорогу сквозь сопротивление к Тобиасу. — Прямое попадание.

Юра опять слишком самоуверен. Слишком медлителен. Там, куда языки добираются никого уже нет. Их встречает пустота, они еще бессильно и яростно пытаются ее рассечь, нанести урон, но обессиленно растворяются в ней, она их поглощает.

— Тоби! Прекрати перемещаться! Кончай свои фокусы.

— Красиво Юра. Это действительно красиво. Но почему я должен стоять и ждать? Я могу перетекать из одного места в другое, прятаться за временем. И ты можешь. Это не требует много энергии. Это требует взаимодействия, чувства партнера. Но можно и в авторежиме. Ты понял, как? Молодец. Покажи.

Тоби резко поднимает руку, и Рину кажется, что пространство встревожено его движением:

— То, что было индуистским колдуном Апи, стало великими Ариями, то, что было Афиной, стало Ментором, началом — концом. У лука (biós) имя — жизнь (bíos), а дело — смерть. Трансформация. — Заклинание течет медленно, зависает тяжелой каплей, играет оттенками красного. — Не стой на месте, Юра. Отрабатывай взаимодействие с Целителем. Перемещайся. Почувствуй Беку, почувствуй его Тингар, откройся ему, впусти. Обмен даст тебе скорости для перемещения. Плохо. Ты надеешься только на себя, Юра. Твоего Наследия недостаточно, чтобы атаковать, поддерживать Заклинания и перемещаться в Системе. Ты не контролируешь пространство. Бека — контролирует. И запомните. Слово — это больше чем оружие.

Тобиас говорит спокойным и твердым тоном, требующим предельного внимания. Стоит, опершись спиной о дверной косяк, смотрит чуть поверх голов. Вроде нет в его позе, его словах, его интонациях ничего особенного. Но Рин так и застывает с открытым ртом. Особенного нет — есть секрет. Намек на нечто сильное, неукротимое, стойкое, непобедимое. Что-то драгоценное и редкое, как вино из одуванчиков. Что-то такое, чем хочется владеть.

— Почему мне нельзя этому учиться? — Рин подает голос, хотя его никто ни о чем не просит, и сейчас он мешает своими капризами.

Тобиас поворачивает голову, внимательно смотрит, как погружается. Не надо! Все чары рассеиваются. Рин стоит у дивана в комнате, и все как всегда.

— Бека, я думаю сегодня хорошо поработали. Может сбегаете в Каррфур? Юра уже двадцатку из кошеля присвоил. Вот и ладненько. И на рождественский базар забегите, ну и что, что на центральной площади. У людей уже елки стоят, а у нас даже ветки с фонариком нет. Да бери, Юра, карточку.

Тобиас говорит и продолжает смотреть. Рину становится неловко. Он хочет отвести глаза, но они как прилипли, и голова раскалывается. Руку Рин уже почти не чувствует. Вот и хорошо. Бека вытягивает второго Иннокентия из дома, дверь хлопает, и Тоби медленно подходит. Помогает Рину снять куртку, смотрит на раздувшуюся руку. Устраивает на диване, аккуратно кладет руку на подлокотник. Рин морщится от соприкосновения с твердой поверхностью.

— Мне кажется, Рин, что это не твое. Все это. Это тренировки для защитников Наследия. Тебе-то это ни к чему. Ты другой. Что с рукой, Рин? Что с головой? На тебе лица нет.

— Да не возись ты так со мной. Это же ерунда. Так, обжегся, — Рин дает ощупать руку, касание еле заметные, почти поглаживания, даже приятно. С такой рукой он и правда защитник никакой, себя-то уберечь от неприятностей не может. — А зачем защищать?

— Зачем защищать? Слышал притчу о дельфине? Он спас мальчика, подружился с ним, потом с деревней, показывал ловцам, где жемчуг, рыбакам, где рыба.

Тоби встает на колени, накрывает пальцы Рина своими. Чувствительность начинает возвращаться. Тепло. Но опять жжет и пульсирует.

— Пошел о нем слух, в деревню стали приезжать журналисты, туристы. Известность, деньги. Все были довольны и счастливы. Потом денег и туристов и внимания стало слишком много, начались ссоры, обиды, убийства… Все как всегда.

Тобиас начинает поглаживать лоб и затылок. Сначала лишь едва касаясь пальцами.

— Все решили, что виноват дельфин. Хотели поймать. Не сумели. И убили. Так работает общество. Так будет и с носителями наследия. Поэтому надо уметь его защищать. И самое главное — держать на виду. Никто не будет искать тени на солнце. Мы не прячемся. Школы Наследия — это школы для одаренных детей, подготовка боевых пар имеет официальное разрешение, отбор лучшей происходит на виду у всех. Если нет тайны — то нет и любителей ее искать.