У самой Сашки ни разу и не получилось создать продолжительные отношения, полгода – абсолютный предел. Любой психолог сказал бы, что причина тому – странные отношения в ее собственной семье. Мать Сашки, Лидия Павловна, главный бухгалтер на предприятии оборонного значения, была замужем в четвертый раз. Дородная женщина с полными губами и широко распахнутыми голубыми глазами – такие нравятся мужчинам. Ее последний муж работал таксистом и не ладил с Сашкой. В общей сложности у Лидии Павловны насчитывалось пятеро детей от разных мужей, Сашка была дочерью от папы под номером два, с которым периодически, нечасто, общалась. Папа номер два был геологом, со всеми вытекающими последствиями: то есть пропадал неизвестно где и не в меру любил выпить, частенько за Сашкин счет.

Иногда Сашка задумывалась, а любила ли Лидия Павловна хоть кого-то: мужей, сыновей, дочерей? Она всегда казалась равнодушной и отстраненной, поглощенной собой, работой, бытом, женщиной-роботом, с аккуратным шиньоном на голове. Сашка так и не ощутила материнской любви и заботы, отношения с отчимом складывались сложно, а потому пришел день, и Сашка ушла из дома, тогда ей было всего четырнадцать. С тех пор она старалась по возможности свести к минимуму общение с братьями, сестрами, а заодно и с родителями. В своей семье она чувствовала себя чужой, задыхалась, теряла волю к жизни, ей казалось, что она рыба, попавшая в сети, из которых никак не выбраться. Спасителем оказался лопоухий студент, живущий в том же дворе, в него она влюбилась и в его комнату перебралась к величайшему неудовольствию родителей паренька, считавших Сашку распущенной девицей. Через три года Сашке показалось, что она переросла своего не особенно стремившегося к внутреннему и карьерному развитию друга, и она ушла от него к начинающему бизнесмену. Тот свозил Сашку на курорт, поводил по ресторанам и довольно быстро избавился от нее, сообщив, что не может полюбить девушку. Она сменила еще парочку кавалеров, потом осталась в одиночестве, и в это время ей подвернулись спасительные якоря – Юля и Мила, те, с которыми можно было снимать квартиру, не опасаясь ни скуки, ни предательства. После этого в жизнь Сашки приходили и уходили мужчины, но никто не задерживался надолго, многие обманывали ее ожидания, а разочарования и постоянные неудачи утомляли, забирая тот наивный идеализм, что был присущ Сашке-девушке.

Возможно, если бы Таирчик не бросил ее, она могла бы выйти за него замуж: Сашка не помнила себя более влюбленной, чем в дни, когда они были вместе, в те дни она снова поверила в романтику, украшала столик сердечками и цветами, читала и писала любовные стишки, на весь дом включала песни пятидесятых годов. Почему-то ни одна эпоха не пела о любви так пронзительно правильно, так одухотворенно. Сашка до сих пор грустила по временам, когда она могла влюбляться. А вот любил ли он ее когда-нибудь? Если быть честной, а с самой собой всегда надо быть честной, Сашка замечала, что он смотрит куда-то как если бы сквозь нее, в даль, в пространство, за горизонты видимого, а заинтересованный мужчина должен, не отрываясь, смотреть на любимую женщину. Таирчик же всегда казался рассеянным, немного скучающим, отстраненным. Возможно, он зациклен на себе, как мифологический Нарцисс, прекрасный и равнодушный, неотрывно глядящийся в прохладный поток горного ручья. А может, ему просто нужна другая женщина – не Сашка Баринова.

– Я пойду, Александра Васильевна? – Юра мялся у порога, сжимая в руках потрепанный рюкзак. Интересно, почему у него такой старый рюкзак? Сейчас дети одевались куда лучше, чем они когда-то, да и школьную форму отменили. Радоваться или нет тому, что отменили форму? Мила считала, что дети должны выглядеть одинаково, это нивелирует различия в благополучии их родителей, позволяет не думать об одежде, кроме того, – все одеты так, как того требует дресс-код. Никаких коротеньких юбочек и прозрачных кофточек. Но сама Сашка с детства была бунтаркой, она спорила с родителями, с учителями, с друзьями, и потому в знак протеста всегда то забывала надеть пионерский галстук, то делала слишком вызывающую прическу, то красила губы, за что ее саму частенько отправляли домой, где она получала нагоняй от строгой матери. Если бы в те годы были панки, она наверняка стала бы одной из них! Сейчас она понимала: то была попытка одинокой души привлечь к себе внимание, крикнуть о своем горе, об отверженности, но крик этот тихий и безмолвный оставался без ответа, если не считать замечания в дневнике и выговоры учителей. Как удивились преподаватели, когда узнали, что Сашка сама собралась учить детей! Сапожник без сапог, говорили они! Но, кажется, у нее неплохо получалось: ученики любили ее и ей удавалось найти к ним подход.

Юрка продолжал ждать.

– Да, конечно, но домашнюю работу сделай к следующему уроку, – опомнилась Сашка, он направился к двери, но она остановила его, – Юра!

Мальчик обернулся, Сашка с интересом взглянула ему в глаза.

– А вы зачем журнал украли из учительской? Думали, я ничего не замечаю, что ли? – усмехнулась она его растерянности. – Учебный год три дня как начался, а вы уже украли журнал!

Он помялся, не зная, что сказать.

– Ну, это очень интимный вопрос, Александра Васильевна…

– В смысле?! – опешила Сашка, округлив от удивления рот.

– Адрес хотели посмотреть, – ответил он неохотно, потупившись.

– Чей адрес?

– Светки Разиной. Колян хочет ей письмо послать… Любовное.

Этого Сашка никак не ожидала. Она думала, что вычислила какую-то шалость, или не дай Бог, попытку исправить оценки, но не понимала, что вторгается на запретную территорию душевных переживаний своих учеников. Детская любовь оставляла незаживающие раны в хрупких душах школьников, порой кровоточившие всю жизнь, или нывшие в плохую погоду, как застрявшие осколки картечи в ногах и плечах участников войны. Неуверенные в своей привлекательности девочки и худые с прыщиками на щеках мальчики, неуклюжие с длинными руками и шеями. Настоящие гадкие утята, как и когда им удается превращаться в лебедей? Сашка с легкой грустью, и даже почти с нежностью взглянула на Юру.

– Ладно, иди, – вздохнула она. – Занимайся.

Она быстро собрала вещи, отнесла журнал, удостоверилась, что на этот раз он надежно заперт в ящике шкафа, недоступный для влюбленных мальчишек, почти бегом выбежала из школы и села в машину. Да-да, Сашка была единственной из трех подруг, у кого имелась пусть старенькая, но машина, доставшаяся ей в результате одного из кратких, но удачных романов. Роман, из которого удавалось выйти хоть с незначительной прибылью, Сашка считала удачным.

Юля ждала ее на автобусной остановке, Сашка шумно притормозила, Юля запрыгнула на сидение, радостно обняла подругу и сказала:

– На сегодня встречи закончились, я сделала все, чтобы освободиться пораньше и увидеться наконец с тобой!

– Отлично выглядишь! Юбка новая? А кофта? А где Матвей?

– Спасибо! Юбка да, кофта нет. Уехал с Германом в Базель на пять дней. Завтра должен вернуться.

– Отлично, значит, у тебя есть время для старой подруги, – Сашка довольно улыбнулась, встряхнула челку и надела солнцезащитные очки. – Отчаливаем! Куда едем? Посмотрим, как ты живешь?

– Почему нет, – согласилась Юля.

Дальше Сашка пустилась рассказывать о своих учениках, иногда это было забавно, иногда чуть нудно, Юля успела только вставить пару смешных историй про Наташу. Забавные историю про Наташу уже давно стали для них традицией.

– Наташа – моя любовь, без нее жизнь была бы скучна! – заметила Сашка. – Бог создал ее, чтобы мы не скучали, а если бы не создал, ее надо было бы выдумать!

Потом они с грустью вспомнили про сорвавшуюся свадьбу Милы, при этом Сашка внимательно взглянула на Юлю, но та покачала головой, показывая, что ее свадьбы пока ждать преждевременно. Матвей ни разу не заговаривал на эту тему, а Юля не хотела его торопить. Сама она не одобряла ставшие модными гражданские браки, но ведь их отношения начались совсем недавно!